Секрет Боттичелли. Загадка потерянных и обретенных шедевров - Джозеф Луцци Страница 18

помощники Боттичелли жили в студии, и по контракту он был обязан обеспечивать их питанием и содержанием[180]. Он снабжал своих работников эскизами, которые они превращали в деревянные инкрустации, знамена, гобелены, вышивки и другие декоративные предметы, продажа которых приносила постоянный доход и обеспечивала поток более амбициозных в художественном отношении проектов Боттичелли. В начале карьеры он позволял своим по-разному одаренным помощникам заниматься только наименее важными аспектами заказов, но, к сожалению, впоследствии он отказался от такой щепетильности[181].

Как и его отец, Боттичелли преуменьшал свой коммерческий успех в попытке избежать высоких налогов: в период расцвета своей карьеры он заявлял, что работает «quando e’ vole», когда ему нравится, то есть неполный рабочий день, чтобы облагаться меньшим налогом[182]. Как и его буйный старший брат Джованни, некогда строптивый Сандро теперь был веселым проказником, известным своими шалостями. Но не все шалости в его боттеге были безобидными, и многие соперники завидовали его восходящей звезде. Некоторые считали его шутки пошлостью, и художник не избежал скандалов. Анонимные доносчики дважды обвиняли Боттичелли в содомии, оставляя записки для офицеров ночи в их приемном покое в Санта-Мария-дель-Фьоре[183]. До сих пор эти обвинения не доказаны и не опровергнуты. Но, учитывая многолетнее отвращение Боттичелли к браку, одно лишь упоминание о котором могло повергнуть его в приступ отчаяния, и абсолютное отсутствие какой-либо информации о его связях с женщинами.

Ранний успех Боттичелли привлек к нему внимание Медичи и их окружения, особенно их консильери[184], Содерини. В 1469 году Mercanzia, орган, контролирующий все гильдии Флоренции, поручила ведущему художнику Пьеро дель Поллайуоло (брату влиятельного мастера Антонио дель Поллайуоло) завершить серию из семи картин «добродетели», аллегорий главных качеств успешного торговца[185]. Поллайуоло медлил с выполнением заказа, и в 1470 году Содерини активно выступил за то, чтобы работа над одной из оставшихся картин досталась Боттичелли. Когда говорил Содерини, особенно когда его слова подкреплялись силой Медичи, Флоренция преданно им внимала[186].

Работы, появившиеся в результате первого крупного заказа Боттичелли, ясно дали понять: наступила новая эра живописи. Элегантная стилизация Поллайуоло аллегорической фигуры «Милосердия», выполненная мастерски, но статично, со всем ее формальным благочестием в конечном итоге является довольно скованной работой, лишенной пафоса и изящества (рис. 5). В фигуре «Стойкости» Боттичелли чувствуется человеческое начало: конечности изящно ниспадают в драпировку, фигура излучает спокойную, уравновешенную энергию, которая заставляет ее казаться очень живой. Боттичелли взял уплощенную, инертную живописную вселенную Поллайуоло и придал ей плоть и кровь. Дворец Мерканциа стоял на Пьяцца делла Синьория, легендарной центральной площади Флоренции, и примыкал к Палаццо Веккьо, массивной ратуше города. «Стойкость» (рис. 6) была вывешена на первом этаже Мерканции, общественного зала, посвященного флорентийской торговле, места, которое часто посещали богатые купцы, желающие приобрести произведения искусства для своих особняков и палаццо. Теперь, когда его работы были выставлены на самом видном месте города, все население Флоренции, от бедных до богатых узнало об имени и способностях Боттичелли[187]. «Стойкость» стала ассоциироваться с Флоренцией и ее торговым процветанием, тем самым подпитывая спрос на работы Боттичелли[188]. Осведомленные зрители также замечали в картине следы другой страсти Медичи, помимо финансов: для «Стойкости» позировала любовница Лоренцо, красивая дворянка Лукреция Донати.

Размещение «Стойкости» стало лишь началом появления Боттичелли в общественных залах Флоренции. В 1472 году в Палаццо Веккьо был создан величайший в городе зал для приемов, Sala dei Gigli, или Зал лилий, цветов, которые были символом Флоренции. Чиновники сразу же начали украшать его соответствующими пышными декорациями, а на огромных дверях, ведущих в зал, решили поместить портреты двух авторов, олицетворяющих литературное превосходство Флоренции, Данте и Петрарки. Написание портрета Данте поручили Боттичелли[189].

Глава третья

Светотень

Quant’e bella giovinezza che si fugge tuttavia.

Как прекрасна молодость, что вечно быстротечна.

Лоренцо иль Магнифико

Благодаря аллегории «Стойкости» Боттичелли попал в поле зрения Медичи. К тому времени, когда два года спустя, в 1472 году, он проектировал дверь с портретом Данте в Палаццо Веккьо, он уже входил в ближайшее окружение семьи и успел узнать, что, несмотря на свой утонченный вкус, Медичи не раздавали свое золотое имя даром. Как и все правители, рано или поздно они требовали одолжений.

29 января 1475 года обычная суета на флорентийской Пьяцца Санта-Кроче замерла. Даже самые прилежные ремесленники и хлопотливые домохозяйки наверняка прекратили бы свою деятельность, когда поползли слухи о необычном зрелище. Неофициальный принц города, Лоренцо иль Магнифико, организовал масштабное празднование в честь мирного соглашения 1474 года между Медичи и другими ведущими семьями города, в том числе их злейшими соперниками Пацци. После смерти деда Лоренцо, Козимо, противники Медичи заключили договор, чтобы положить конец контролю семьи над флорентийской политикой. Благодаря искусной дипломатической работе с ключевыми союзниками, особенно с герцогом Милана и королем Неаполя, Лоренцо удалось сорвать этот план и сохранить мир[190]. Победа требовала пышного празднования, так любимого флорентийцами и подобающего имени Медичи. Событие действительно должно было быть настолько грандиозным, что недавняя роскошная свадьба Лоренцо показалась бы обычным семейным обедом.

Толпы людей начали собираться на площади Санта-Кроче, где жили многие городские мастера по производству шерсти. Этот район, расположенный к югу от площади Дуомо на северном берегу Арно, был одним из наименее блестящих и наиболее грязных в городе, в его воздухе витали пары и запахи кожевенных заводов и мастерских. Крепкие рабочие, покрытые ядовитыми химикатами, со множеством пятен на теле от красок и кислот, с которыми они работали, были рады перерыву в их рутине. Однако наверняка многие из собравшихся осознавали всю ироничность происходящего. Их город, хранивший республиканские традиции и яростно гордившийся своей народной волей, теперь с восторгом праздновал фактическую диктатуру Медичи, их соратников и плутократов.

Так уж повелось во Флоренции. К огорчению недоброжелателей Медичи (а до них – к ужасу Данте), Флоренция всегда была городом торговли, и ни один человек или семья не имели большего финансового веса, чем Медичи и их вездесущие banchi, покрытые зеленым войлоком столы, где они обменивали флорины. Лоренцо оплачивал праздник из своих личных средств. Флорентийцы, все больше подчинявшиеся его тяге к дорогостоящим зрелищам и страсти к искусству, а не к коммерции, будут платить за это иначе.

Эстетика и политика сплелись для Лоренцо вместе, превратившись в единую категорию власти. Во всех точках этого треугольника красота имела первостепенное значение, как это ни парадоксально для того, кто сам был необычайно уродлив. По словам одного из его современников, природа, возможно, с материнской заботой наделила его сильнейшим интеллектом. Но что касается внешности, она была скорее matrigna, злой мачехой. Лоренцо родился в 1449 году, всего через четыре года после Боттичелли, и был любимым внуком самого выдающегося из всех финансистов Медичи, Козимо де