Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум - Кевин Лейланд Страница 40

Мы задались целью прийти к четкому пониманию эволюции у приматов размеров мозга, когнитивных способностей и опоры на культуру. Образцы мозга, полученные в Банке мозга приматов Нидерландского института нейробиологии, были исследованы методом магнитно-резонансной томографии в Утрехтском центре нейровизуализации{579}. Установив на основании полученных снимков размеры разных структур мозга, Ана пополнила открытые источники данных о мозге приматов. Наши усилия были направлены на то, чтобы увеличить количество видов, представленных в базе данных, и образцов каждого вида, а также использовать для исследования образцы мозга с известной историей. Благодаря проведенному Аной анализу мы сумели существенно расширить выборку и повысить надежность данных.

Затем, воспользовавшись этой пополненной базой и нашим недавно доказавшим свою состоятельность мерилом общих когнитивных способностей (фактор примат-g), Салли и Ана провели анализ, охвативший все релевантные социоэкологические, средовые и связанные с жизненным циклом прогностические переменные. Какими факторами на самом деле обусловлены вариации абсолютных и относительных размеров мозга и показателей когнитивной деятельности?{580} Какой фактор окажется ключевой причиной наличия у приматов умственных способностей?{581} Все потенциальные прогностические параметры прогонялись через статистическую модель, и те, которые никак не позволяли объяснить имеющиеся данные, отсекались, а те, что оказывались полезными, оставлялись, и так до тех пор, пока не отфильтровалась простейшая модель, четко объясняющая цифры и факты. Полученные результаты привели нас в восторг.

Многофакторный анализ, проведенный Салли и Аной, показал, что главным прогностическим параметром для всех показателей размеров мозга и когнитивной деятельности выступает некое сочетание замедленного жизненного цикла (высокая продолжительность жизни, удлиненный период ювенильной зависимости) и больших размеров группы{582}. В оптимальных моделях разные замеры мозга (его абсолютный и относительный размер, относительный размер неокортекса, относительный размер мозжечка) и показатели когнитивной деятельности (примат-g, социальное научение, новаторство) всякий раз существенно возрастали с увеличением группы и удлинением тех или иных составляющих жизненного цикла. Как правило, продолжительность его оказывалась более надежным прогностическим параметром для размеров мозга, чем размер социальной группы. Наряду с параметрами социальной сложности продолжительность жизни того или иного вида позволяла определить, насколько большим будет мозг и насколько умными будут его обладатели, намного точнее, чем рацион, географическая широта, а также любая другая переменная. Предположение, что культурный драйв породит отбор, ведущий к увеличению продолжительности как взрослой жизни, так и ювенильного периода, подтвердилось.

Полученные результаты вызывали в памяти довод, выдвинутый антропологом из Университета Нью-Мексико Хиллардом Капланом и его коллегами в 2000 г. Эти ученые предположили, что появление разума и рост продолжительности жизни у человека – результат эволюции, потому что умственные способности позволяли нам добывать высокалорийную, но труднодоступную пищу – дичь, на которую необходимо было охотиться, или части растений, которые не так просто извлечь (например, пальмовые волокна){583}. Мозг требует больших расходов энергии, но Каплан доказывал, что энергия и питательные вещества, получаемые из запрятанных источников пищи, окупают возросшие энергетические затраты. Согласно этой гипотезе, увеличение срока жизни подвергается положительному отбору, поскольку в таком случае у взрослых особей остается больше времени на то, чтобы воспользоваться энергетическим изобилием, возникающим благодаря освоенным до этого сложным навыкам добычи пищи.

Поскольку человека мы в свой анализ не включали, то не могли проверить гипотезу Каплана напрямую. Однако если учесть, что у приматов именно на поведение при добыче пищи приходилась примерно половина зафиксированных случаев новаторства и социального научения, наши выводы вполне позволяли предположить: гипотеза подтвердится и применительно к другим долгоживущим умным приматам с крупным мозгом. Помимо безусловно входящих в эту категорию человекообразных обезьян к ней относились и капуцины, и, возможно, макаки и павианы. Как мы уже знаем, эти группы приматов славятся способностями к социальному научению и традициям, а человекообразные обезьяны и капуцины известны, в частности, умением применять орудия и добывать труднодоступную пищу{584}. Обширные эмпирические данные свидетельствуют, что способность многих приматов добывать богатую питательными веществами еду – орехи, термитов, мед – очень сильно зависит от способности к социальному научению (именно так, бесспорно, обстоит дело и у человека){585}. Продление периода ювенильной несамостоятельности увеличивает возможность передачи знаний от поколения к поколению. Результаты наших исследований отлично сочетаются с уилсоновской гипотезой культурного драйва, утверждающей, что отбор в пользу эффективного социального научения и новаторства обеспечил энергетическое обогащение рациона, которое, в свою очередь, подпитывало рост мозга и способствовало селекции в пользу большей продолжительности жизни{586}.

Чтобы добывать высококачественные пищевые ресурсы, потребляемые человеком и человекообразными обезьянами, необходим высокий уровень знаний, навыков, координации и физической силы. Обращению со сложными орудиями и хитроумным приемам добывания пищи приходится учиться долго, однако у сообразительных животных продолжительный «школярский» этап, для которого характерна низкая продуктивность, компенсируется повышением продуктивности в зрелом возрасте – при условии своевременной передачи пищи и знаний от старшего поколения к младшему. Как удалось установить с помощью математического анализа, поскольку продуктивность обычно повышается с возрастом, временные инвестиции в приобретение навыков и знаний нацеливают отбор на снижение уровня смертности и увеличение продолжительности жизни{587}.

Согласно господствующей сейчас гипотезе, укрупнение мозга приматов было обусловлено требованиями насыщенной социальной жизни, включая вышеупомянутые «макиавеллиевские» навыки, необходимые для обмана и манипуляции, и когнитивные навыки, необходимые для поддержания союзов и отслеживания связей между другими. Опирается эта гипотеза главным образом на прямую зависимость между размерами группы и относительным размером мозга{588}. Наш анализ подтвердил важность численности группы как параметра, позволяющего предугадать относительный размер мозга, а также значимость умственных способностей и социального научения у приматов как второстепенного прогностического параметра. Однако размеры группы никогда не были ни единственным, ни главным прогностическим параметром при определении размеров мозга или умственных способностей в наших моделях. Это обстоятельство, вкупе с нашим предшествующим выводом, что размеры социальной группы не позволяют спрогнозировать успехи приматов в лабораторных тестах на познание{589}, укрепило нас во мнении, что эволюцией мозга приматов двигал не только отбор в пользу социального интеллекта.

Самым простым и экономичным способом интерпретировать полученные данные было бы признать, что формирование более крупного мозга и совершенствование умственных способностей у приматов в ходе естественного отбора шло несколькими волнами, разными по масштабу. Наше исследование подтверждало выявленную предшественниками значимость естественного отбора в пользу социального интеллекта, необходимого, чтобы справляться со сложностью социального взаимодействия, скорее всего характерной и для низших, и для высших обезьян{590}. Однако мы рассмотрели эту гипотезу подробнее и предположили, что за волной отбора в пользу социального интеллекта последовал период более сдержанного, но не менее важного отбора в пользу культурного интеллекта у ограниченного круга социальных приматов с крупным мозгом – преимущественно человекообразных обезьян{591}. Кроме того, дальнейший анализ выявил повышенную интенсивность социального научения у приматов с крупными социальными группами – и это согласовалось с нашей основанной на теоретических изысканиях концепцией, что для поддержания культурной вариативности критически важны большие группы с густой сетью внутренних связей{592}.

Проведенный Салли и Аной анализ выявил соответствие между умственными способностями приматов и относительным размером двух важных отделов мозга – неокортексом и мозжечком. Неокортекс – «думающая» часть мозга, в которой располагаются структуры, отвечающие как за подражание (теменная и височная доли), так и за новаторство (боковая префронтальная кора), действительно разросшиеся в ходе эволюции человека. Увеличилась и зрительная кора, а также контуры, связывающие зрительную и слуховую кору с соматосенсорной и моторной областями мозга{593}, как мы и предполагали. Мозжечку отводится ключевая роль в регуляции моторики, именно в его ведении находятся, в частности, точные движения конечностей, необходимые для экстрактивной добычи пищи и применения орудий{594}.

Для крупных животных характерен крупный мозг. У некоторых китов, например, объем мозга в шесть с лишним раз превышает объем человеческого, а в мозге слона поместятся три мозга человека. Такие сопоставления, при всей их сомнительной ценности{595}, издавна подводили ученых к заключению, что абсолютные размеры мозга не указывают на степень развития умственных способностей. Крупный мозг может быть нужен крупным животным просто потому, что им приходится контролировать больше клеток и, соответственно, обрабатывать больше информации; для того чтобы двигать крупными конечностями, тоже, возможно, требуются более мощные нервы. Поэтому в исследованиях умственных