Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум - Кевин Лейланд Страница 39

в большом массиве разных экспериментов. Таким образом, Динеру с коллегами удалось создать рейтинг 24 видов приматов по результатам различных тестов на научение и когнитивную деятельность{553}. Здесь все тоже выстроилось вполне объяснимо и предсказуемо: орангутаны и шимпанзе заняли верхние строчки, мармозетки и крошечные мартышки талапойны очутились в самом низу. Однако больше всего нас обнадеживало, что наши показатели примат-g устойчиво и заметно коррелировали с ранжированными Динером и его коллегами результатами лабораторных испытаний с участием приматов{554}, а также с результатами двух других многовидовых тестов на сравнение умственных способностей{555}. Иными словами, именно те виды, которые мы отнесли к «умным» по итогам статистического анализа, продемонстрировали наибольшие успехи в лабораторных тестах на когнитивную деятельность и научение. Теперь у нас было больше оснований полагаться на примат-g как на достоверный показатель при сравнении интеллекта приматов.

Как уже упоминалось, ученые выдвинули не одну гипотезу, пытаясь определить ключевые факторы эволюции мозга приматов. Поскольку все они предлагали альтернативные объяснения, исследователи опасались, что противоречивые на первый взгляд данные не удастся примирить{556}. Теперь наш анализ, предполагающий, что отбор мог вестись по общему интеллекту, а не по какой-то отдельной специализированной способности, послужил шагом к устранению разногласий. Наш примат-g включал в себя разные составляющие интеллекта – социальные (социальное научение, тактический обман), технические (использование орудий, новаторство) и экологические (добыча труднодоступной пищи, разнообразие рациона) – и подкреплял целый ряд гипотез, касающихся движущих сил эволюции мозга{557}, но только не те, которые провозглашали ключевой причиной какой-то один фактор. В то время главенствовала гипотеза социального интеллекта, но, как показал наш анализ, социальная сложность могла оказаться не единственной движущей силой. Так, например, размеры группы не позволяли, в отличие от примат-g, прогнозировать успехи того или иного вида приматов в лабораторных тестах на когнитивную деятельность{558}. Мы приходили к выводу, что эволюцию познания у приматов обусловливало что-то еще, кроме отбора в пользу социального интеллекта.

Помимо всего прочего мы исследовали закономерности варьирования фактора примат-g во всем семейном древе приматов, пытаясь определить, развивались усиленные когнитивные способности независимо у разных представителей этого древа или «ум» попросту достался наиболее близким к человеку видам{559}. В результате анализа выявилось четыре примера конвергентной эволюции, способствовавшей независимому развитию высокого общего интеллекта у приматов разных ветвей – капуцинов{560}, павианов{561}, макак{562} и человекообразных обезьян{563}. Поразительно, что именно эти группы приматов известны высокой склонностью к социальному научению и традициям. Полученная картина в точности соответствует той, которую следовало бы ожидать, если бы главной движущей силой эволюции мозга и познания у приматов действительно оказалось социальное научение. Высокие показатели примат-g обнаружились именно у тех видов, которые славятся своей сложной когнитивной деятельностью и богатством культурного поведения{564}.

Основные прогнозы, сделанные на основе уилсоновской гипотезы культурного драйва, получили подтверждение. Из проведенного анализа следовало, что различные умственные способности, охватывающие множество когнитивных областей, коэволюционировали у приматов разных видов, порождая межвидовую версию общего интеллекта. Судя по всему, ключевые культурные способности – социальное научение, новаторство и применение орудий – входят в совокупность тесно связанных между собой когнитивных свойств и элементы культурного интеллекта прочно встроены во многие области когнитивной деятельности. Эти выводы идут вразрез с широко распространенным в эволюционной психологии представлением, что когнитивные способности развиваются независимо друг от друга – отдельными модулями{565}. Результаты анализа недвусмысленно указывают на общий интеллект. И действительно, итоги одного из недавних исследований говорят о том, что именно примат-g выступает основным мерилом, определявшим развитие умственных способностей у приматов{566}.

В своем исследовании мы обратились к первому из трех вопросов, обозначенных в начале этой главы, и показали, что социальное научение вполне могло служить двигателем и эволюции мозга, и эволюции умственных способностей. Однако оставшиеся два вопроса по-прежнему оставались открытыми. Во-первых, даже если эволюцией мозга и в самом деле двигало социальное научение, то итоги исследования с таким же успехом подтверждали, что крупный мозг приматов мог развиться совсем по другой причине, а высокие показатели социального научения и новаторства – лишь случайные проявления его мощностей. Во-вторых, нам нужно было выяснить, как именно изменился мозг в ходе эволюции и насколько отмеченные изменения согласуются с прогнозируемыми исходя из гипотезы культурного драйва.

Размеры мозга приматов варьируют от 3 г у толстохвостых лемуров{567} до примерно 1,5 кг у человека. И абсолютный, и относительный размер мозга увеличивался у приматов в нескольких ветвях, в том числе и у высших обезьян{568}, в основном за счет роста неокортекса, составляющего до 80 % общего объема мозга{569}. У человека неокортекс – область мозга, связанная с решением задач, обучением, планированием, рассуждениями и владением речью, поэтому именно об этой зоне мозга в первую очередь вспоминают те, кто задумывается о нейробиологической основе разума. Размеры неокортекса по отношению к размерам всего мозга меняются у приматов разных видов аллометрически{570}, а именно неокортекс увеличивается именно теми темпами, на которые указывает изменение общих размеров мозга. Но из этого не следует, что у всех приматов неокортекс играет одинаково важную роль, поскольку его доля в мозге возрастает отнюдь не прямо пропорционально росту общего размера мозга. Чем крупнее мозг, тем больше в нем доля неокортекса{571}. У приматов с крупным мозгом абсолютные размеры неокортекса тоже больше, а связи его с другими областями мозга лучше, чем у их сородичей с мелким мозгом{572}. Самый крупный, в том числе в пропорциональном отношении, и обладающий лучшими связями неокортекс – у человека. Таким образом, увеличение мозга – и в абсолютных величинах, и относительно размеров тела, и при сравнении относительных размеров неокортекса{573}, – бесспорно, выступает одной из отличительных черт эволюционного развития человека{574}. Однако, как мы уже отмечали, несмотря на многочисленные исследования, однозначного ответа на вопрос об эволюционных причинах этого роста и о его связи с эволюцией когнитивных способностей по-прежнему нет.

Пролить свет на эволюцию мозга и разума не удавалось очень долго по нескольким причинам. Одним из главных препятствий было недостаточное качество данных о мозге приматов. Исследователи, проводившие сравнительный статистический анализ, сосредоточивались на относительно небольшом количестве видов приматов, о мозге которых существовали доступные сведения{575}. При этом замеры для каждого из видов делались на нескольких, а иногда и на одном-единственном образце мозга, зачастую неизвестного происхождения. То есть, например, не всегда указывалась даже половая принадлежность особи, от которой был получен образец, и в случае видов, демонстрирующих половой диморфизм, эти пробелы в сведениях были одним из главных источников ошибок. Таким образом, чтобы исправить положение, необходимо было собрать более надежные и корректные данные. Это первое. Вторая проблема заключалась в отсутствии четких количественных критериев оценки когнитивной деятельности, применимых к приматам разнообразных видов. Как правило, исследователи просто считали само собой разумеющимся коррелятом когнитивных способностей у приматов размер всего мозга или неокортекса, а подлинная взаимосвязь, разумеется, оставалась неисследованной. К счастью, благодаря нашему анализу умственных способностей приматов такие критерии появились, а с ними возникла и возможность наконец устранить препятствие. Третьим осложняющим обстоятельством выступала давняя склонность полагаться на аналитические исследования, в которых на основании одной-единственной переменной, будь то пищевой рацион или величина группы, делались выводы о размерах мозга, а затем эта избранная переменная провозглашалась играющей значимую роль в эволюции{576}. Мало в каких работах рассматривалось одновременно множество переменных с целью выяснить, какая именно позволит прогнозировать размеры мозга с наибольшей вероятностью. Из-за этих препятствий у нас до недавнего времени оставались сомнения по поводу того, действительно ли крупный мозг, умственные способности и опора на культуру у приматов явились результатом коэволюции.

Необходимо было провести надлежащим образом контролируемый эволюционный анализ, охватывающий все потенциально релевантные переменные и направленный на то, чтобы на основе высококачественных данных предсказать и вариации в размерах мозга, и разницу в когнитивной деятельности у приматов разных видов. Воодушевленные этой задачей молодая специалистка Ана Наваррете и дипломница Салли Стрит{577} из Сент-Эндрюсского университета начали собирать дополнительную информацию о мозге, чтобы затем приступить к эволюционному анализу{578}.