История античной науки. Открытия великих ученых и мыслителей древности - Джордж Сартон Страница 49

здоровье и болезни, а также средства продления жизни или восстановления утраченного здоровья во все времена занимали человеческие умы. Можно ожидать, что эти идеи, по крайней мере некоторые из них, самые приемлемые и уместные, должны передаваться из поколения в поколение на протяжении тысячелетий. К сожалению, они не настолько осязаемы и конкретны, как, скажем, астрономические идеи, и доказать существование определенных традиций в этих областях гораздо труднее, если вообще возможно. Многие из них настолько просты и естественны, что они могли возникать (и возникали) независимо друг от друга во многих местах.

Биолог и математик Д. Томпсон, переведший «Историю животных» Аристотеля на английский язык, указал, что многие «грубые ошибки», ускользнувшие от критического взгляда гения, должны быть очень древними, эти ошибки настолько глубоко укоренились в его подсознании, что он и не думал их оспаривать. Рассказы о «козлах, которые дышат через уши, о хищниках, которые беременеют от ветра, об орле, который умирает от голода, об олене, захваченном музыкой, о саламандре, которая идет в пламени, о единороге, о мантикоре» не удивили бы нас в средневековом бестиарии, но мы испытываем потрясение, найдя их у Аристотеля. «Одни из них, – пишет сэр Дарси, – пришли через Персию с более дальнего Востока; другие (мы снова найдем их у Гораполлона, египетского жреца) являются всего лишь эзотерическим или аллегорическим выражением тайн древнеегипетской религии». Так, без труда удается обнаружить персидское происхождение мантикоры, так как Аристотель взял сведения о ней у Ктесия (V в. до н. э.), а само слово заимствовано из авестийского языка. В одних легендах прослеживаются египетские и прочие восточные источники, а в других нет. Скорее всего, подобные истории передавались из уст в уста, что не является их недостатком. Просто устная традиция не оставляет следов. Как бы там ни было, трудно представить, чтобы все эти истории придумал Аристотель; достаточно и того, что он снова пустил их в обращение и придал им некоторое наукообразие.

Следы еще одной рассказанной им легенды ведут к египетскому источнику неожиданным образом. Аристотель упоминал о съедобных морских ежах, чьи яйцеклетки в большом количестве растут при полной Луне. Тогда, как и сейчас, история входила в рыбацкий фольклор, которому Аристотель старался дать рациональное объяснение. Легенды связывают всех моллюсков с ростом и убыванием Луны. В 1924 г. английский зоолог X. Манро Фокс изучил факты и установил, что морские ежи, которые водятся в Средиземном море, вовсе не «растут и убывают» вместе с Луной, зато их кузены из Красного моря регулярно размножаются во время полнолуния. Иными словами, легенда верна в отношении Красного моря и ложна относительно Средиземного; она перешла от египтян в эгейский фольклор, возможно, очень рано и оставалась там непроверенной почти до наших дней.

Перейдем к медицине. Египтянин Имхотеп, которого можно идентифицировать с визирем фараона Джосера (III династия, начало XXX в.), был окружен славой и позже объявлен богом медицины. Обожествление Имхотепа предшествовало обожествлению Асклепия. Так как медицинская практика представляла непосредственный интерес для любого умного гостя и всех, чье здоровье подвергалось угрозе, можно заключить, что подобные традиции имели все шансы перейти к жителям Эгейского региона и их греческим последователям. Отношения Греции и Египта значительно укрепились в эпоху XXVI династии (663–525), так называемого Сансского ренессанса. Тогда столица Египта находилась в Саисе, на западе дельты Нила, на правом берегу западного рукава Рашид. Один из фараонов династии, Амасис II (569–525), позволил грекам построить себе город в Навкратисе, на западе дельты Нила; вскоре стараниями греков Навкратис превратился в самый важный торговый центр в Египте. Этот греческий центр, который находился недалеко от столицы, стал центром обширных связей между Грецией и Египтом. Два города, Саис и Навкратис, как бы предшествовали Александрии. Конечно, все описываемые события имели место в конце VI в., еще до Геродота и Гиппократа.

Геродот заметил о египтянах: «Искусство же врачевания у них разделено. Каждый врач лечит только один определенный недуг, а не несколько, и вся египетская страна полна врачей. Так, есть врачи по глазным болезням, болезням головы, зубов, чрева и внутренним болезням»[14]. Его слова подтверждаются египетскими документами эпохи Древнего царства (ок. 3400–2475), в которых можно найти написанные иероглифами названия медицинских специальностей, упомянутых в греческом тексте.

Некоторые египетские храмы издавна были посвящены медицинским целям. Больные и страждущие, бесплодные женщины, которые хотели родить ребенка, и в целом пациенты всех видов проводили ночь в храме, а иногда много ночей и дней, пытаясь получить исцеление и утешение от богов. За ними присматривали жрецы; они молились вместе с больными, произносили заклинания и иногда облегчали их страдания «испытанными» средствами или мягким лечением. Зачастую лишь долгого отдыха в храме, возможности увидеть вещие сны или просто купаться в божественных испарениях оказывалось достаточно для того, чтобы успокоить разум больного, улучшить его состояние и даже полностью исцелить его. Скорее всего, в таких храмах хранились священные книги и медицинские пособия, руководства для жрецов, которые утешали и выхаживали больных. Более того, два хранящихся в Берлине медицинских папируса (один времен XIX или XX династии, 1350–1090, а второй времен Рамзеса II, 1292–1225), возможно, относятся к храму Птаха в Мемфисе. Греческие путешественники наверняка посещали такие храмы, и, даже если они не могли (что вероятнее всего) понять книги и заклинания, произносимые жрецами, они не могли не видеть, что в храмовых дворах лежат больные, и не видеть действий жрецов. Языковые барьеры не могли помешать передаче таких знаний. Подробный рассказ об исцелениях во имя Исиды представлен Диодором Сицилийским (I – 2 до н. э.).

В греческих храмах-асклепионах, посвященных богу Асклепию, больные обязаны были провести ночь, после чего рассказывали свои сны жрецам-асклепиадам. На основе снов жрецы назначали лечение. Подобная практика продолжалась в Средние века; ее можно наблюдать и в наши дни на островах Эгейского моря или в провинциальных церквах материковой Греции.

Накопление знаний нигде не шло так медленно, как при эмпирическом изучении растений, в их разделении на полезные, пригодные в пищу, лекарственные – и вредные и ядовитые. Такое разделение началось в доисторические времена. Древние египтяне и шумеры уже располагали достаточно широкими познаниями такого рода, оставленными их далекими предками. В свое время они наверняка передали по крайней мере часть своего опыта всем народам, с которыми они взаимодействовали, – эгейцам, финикийцам, грекам и другим.

Для того чтобы в полной мере понять, как на греков, скажем, гомеровской эпохи повлияли их восточные предшественники, нам по-прежнему недостает важнейшего орудия: хорошего этимологического словаря, который включал бы списки слов, заимствованных греческим языком, в зависимости от страны происхождения. Возможно, после