Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум - Кевин Лейланд Страница 56

особями. Особенно трудны для освоения без посторонней помощи те последовательности, в которых награда выдается в конце длинной цепочки поведенческих элементов или в которых завершающему действию, приносящему награду, предшествует долгая череда невознаграждаемых или неприятных шагов. То же самое относится к тем случаям, когда на первом этапе слишком велико число вероятных вариантов действия. В освоении алгоритмов выполнения таких заданий социальное научение играет жизненно важную роль. Эти последовательности можно осваивать путем имитации – собственно, одна из ее разновидностей под названием «производственная имитация» означает именно выучивание порядка действий посредством наблюдения{859}. Многие занятия, такие как плетение корзин или изготовление гончарных изделий, гораздо удобнее осваивать путем «эмуляции последовательности», когда ученика интересуют не сами движения демонстратора, а то, что постепенно происходит с объектом в результате этих движений{860}. Независимо от механизма, эволюционная история освоения разного рода длинных последовательностей действий путем социального научения вкупе с аналитическими способностями, позволяющими обрабатывать иерархические и рекурсивные составляющие алгоритмов, вполне могла создать у человека когнитивную предрасположенность к тому, чтобы выучивать и обрабатывать длинные последовательности символов. Неслучайно многие лингвисты считают ключевой отличительной особенностью языка иерархическую структуру синтаксиса{861}. Подозреваю, что своей способностью перерабатывать цепочки элементов в иерархически организованные сочетания мы обязаны сотням тысяч лет отбора аналитических навыков, необходимых для сложной обработки пищи. Скорее всего, язык мог развиться только у особо поднаторевших в социальном научении индивидов, и этот вывод выступает еще одним пунктом из тех, по которым наша версия удовлетворяет обозначенному выше критерию уникальности.

Завершить эту главу я хочу описанием эксперимента, результаты которого одновременно подтверждают тезис, что изготовление орудий, обучение и язык эволюционировали совместно, и служат иллюстрацией к тому селективному сценарию, по которому первобытный язык с большой долей вероятности получал предпочтение при отборе{862}. Эксперимент – а это особенно важно для нас – продемонстрировал, что конкретный усваиваемый посредством научения навык, которым активно пользовались наши предки, безусловно, способен вызвать давление отбора в пользу совершенствования обучения и языка. Этот навык – изготовление каменных орудий.

Больше 2 млн лет гоминины мастерски обрабатывали камни таких пород, как кремень, кремнистый сланец, обсидиан, превращая их в рубила и ударники. Эта техника называется оббивкой. Умелый каменотес мог, управляясь каменным отбойником, получить из одного булыжника-нуклеуса множество острых отщепов и в дополнение к ним изготовить ряд других разнообразных орудий. Как свидетельствует анализ ископаемых орудий, изготовленных «на отщепах», производственный процесс состоял отнюдь не в том, чтобы беспорядочно молотить камнем о камень до появления острого осколка: каменотес должен был методично откалывать пластины от нуклеуса, выдерживая нужный угол отщепа, и при необходимости мог даже подновить пришедший в негодность нуклеус{863}. Такой уровень сложности, как и результаты современных экспериментов по изготовлению орудий{864}, говорит о том, что даже самая древняя технология обработки камня, существовавшая в олдувайской культуре, осваивалась в процессе обучения и требовала немалой практики{865}. Кроме того, долговечность этой технологии и ее широкая территориальная распространенность, а также указания на региональные традиции{866} позволяют с уверенностью предположить, что способы изготовления орудий передавались социальным путем, однако психологические механизмы этой передачи по-прежнему не особенно ясны{867}.

Если я прав и механизмы обратной связи действительно сыграли важную роль в формировании вектора, определившего эволюцию человеческого разума, языка и умственных способностей, то изготовление каменных орудий может послужить интересным тестовым примером. С учетом того что данная технология появилась 2,5 млн лет назад на заре истории Homo и постоянно применялась на протяжении того же огромного срока, деятельность по изготовлению и использованию каменных орудий выглядит весьма многообещающей кандидатурой на роль фактора, спровоцировавшего отбор в эволюции когнитивных способностей человека. Экологическая ниша, которую занимали первые гоминины, общепризнанно считается крайне тяжелой для обживания{868}, а навыки изготовления орудий – трудными для усвоения{869}. Судя по свидетельствам, представленным археологами, адаптивность гоминин, скорее всего, обеспечивалась их умением мастерить и использовать эффективно работающие рубящие и режущие орудия, а также способностью быстро это умение передавать{870}. Поэтому коэволюционная связь между изготовлением орудий и когнитивной деятельностью, включающей обучение и применение ранних форм языка, представляется вполне вероятной.

Олдувайская технология обработки камня могла принадлежать к описанным выше трудноосваиваемым навыкам, порождавшим отбор в пользу более сложных и точных форм передачи знания, включавших в себя и язык. В свою очередь, повышение точности передачи информации могло способствовать освоению и распространению более сложных технологий изготовления орудий, таких как ашельская, и, соответственно, отбору в пользу дальнейшего усложнения социальной передачи и т. д. Палеонтологические и археологические находки показывают, в полном соответствии с этой гипотезой, что изменения в морфологии гоминин, в том числе увеличение общего размера мозга, начинаются как раз с пришествием олдувайской культуры{871}.

Один из способов дальнейшей проверки этой гипотезы – эксперименты с участием наших современников, позволившие нам узнать немало важного о когнитивных и моторных процессах, на которых основана технология обработки камня{872}. Однако до недавнего времени социальное научение в области изготовления каменных орудий не исследовалось в принципе{873}. Между тем такие эксперименты могли бы оказаться очень познавательными, поскольку, предположительно, именно от механизмов передачи зависит распространение технологии. Но и единого мнения о том, какие механизмы необходимы для изготовления орудий, у исследователей пока нет{874}. Диапазон позиций велик – от версии, что для передачи технологии оббивки достаточно было имитации или эмуляции, как у шимпанзе{875}, до убеждения, что производство орудий потребовало значительного прорыва в области когнитивной деятельности{876}, которым и явился язык{877}.

Мы решили провести масштабный эксперимент, в ходе которого предполагалось протестировать пять механизмов социального научения на способность передавать олдувайскую технологию обработки камня через ряд этапов{878}. Установив параметры передачи в результате действия каждого из механизмов, мы намеревались определить, какие формы коммуникации могли получить предпочтение при отборе вследствие практического использования каменных орудий. Этот проект выполняли несколько членов моей исследовательской группы во главе с дипломником Томом Морганом. Курировала их работу археолог Натали Уомини из Ливерпульского университета.

Участников эксперимента сперва учили отщеплять каменные пластины от кремневого нуклеуса с помощью гранитного отбойника, затем проверяли освоение ими этой техники, после чего они уже сами обучали ей других. Процесс повторялся снова и снова с целью выяснить, передаются ли знания об изготовлении орудий по цепочке участников и если передаются, то как. Условия обучения варьировали в зависимости от типа информации, которую нужно было передавать от «наставника» к «ученику»{879}. Всего таких вариантов было пять.

1. Обратная разработка. Испытуемым выдавали нуклеус и отбойник, чтобы практиковаться, и предоставляли сделанные ранее «наставником» отщепы в качестве образца, не давая возможности встретиться с мастером лично и понаблюдать за его работой.

2. Имитация/эмуляция. Испытуемым не только выдавали учебный нуклеус и отбойник, но и предоставляли возможность посмотреть, как отщепляет пластины «наставник», однако взаимодействовать с ним они не могли.

3. Базовое обучение. «Наставник» не просто показывал, как изготавливает орудие, но мог к тому же лично корректировать движения «ученика», если тот неправильно держал нуклеус или отбойник, и работать более медленно и размеренно, а также поворачиваться, чтобы «ученику» было виднее.

4. Жестовое обучение. В дополнение к предшествующему «наставник» и «ученик» могли взаимодействовать с помощью жестов, при этом беззвучно.

5. Вербальное обучение. В дополнение к предшествующему «наставнику» и «ученику» разрешалось разговаривать.

Для каждого из условий мы составили четыре короткие цепочки передачи, в которых участвовало по пять последовательно обучавшихся испытуемых, и две длинные цепочки из десяти участников. Первых участников в каждой цепочке обучали экспериментаторы, владеющие техникой оббивки. В эксперименте приняли участие почти 200 человек, которые в общей сложности сделали свыше 6000 отщепов; каждый из них мы взвесили, измерили и оценили качество с помощью новой, нами разработанной и проверенной методики{880}. Это был титанический труд (наверное, самый крупный проект из когда-либо выполненных в экспериментальной археологии). Но потраченные усилия окупились сполна ценнейшими результатами.

Проведенные измерения показали, что именно обучение и язык, а не имитация или эмуляция способствуют освоению навыка оббивки