Почему сердце находится слева, а стрелки часов движутся вправо. Тайны асимметричности мира - Крис Макманус Страница 58

собирался на выступление в Академии наук в Париже. В то утро он чувствовал себя необычно: он ощущал покалывание во всей левой половине тела. Тем не менее он обсуждал работу о шелковичных червях итальянского ученого Салимбени, и голос его звучал как всегда громко и уверенно. Домой он вернулся вместе с коллегами, пообедал и в девять часов лег спать. Однако вскоре ему стало хуже, вернулись утренние симптомы, появились затруднения в речи. Способности говорить хватило, чтобы позвать на помощь, но к тому времени его левые нога и рука оказались парализованы. Врачи, несмотря на то что их пациент был главой современной научной медицины, обратились к проверенному веками средству – пиявкам. Как ни удивительно, но за этим последовало некоторое улучшение, вернулась речь, но паралич усилился, и в течение суток вся левая половина тела оказалась полностью неподвижной. Речь, однако, улучшилась, и Пастер желал говорить о науке, жалуясь при этом на свою левую руку: «Она как свинцовая, если бы ее можно было отрезать». Пастер пережил кровоизлияние в мозг, поразившее правое полушарие и потому приведшее к параличу левой половины тела. Медленно, в течение нескольких месяцев, движение в левой половине тела частично возвращалось, и к январю 1869 года он снова смог ходить. Однако он так и не смог больше по-настоящему владеть левой рукой, и ему нужны были помощники, чтобы проводить эксперименты. Разум его, по-видимому, нисколько не пострадал из-за этого случая, и впереди его ждали долгие годы творческого труда, в том числе работы о шелкопрядах, пивоварении, сибирской язве и создание вакцины от бешенства[253].

Рис. 8.1. Слева: Пастер летом 1892 года, в возрасте 69 лет. Справа: Мах в 1913 году, ему около 75 лет

Эрнст Мах пережил удар в июле 1898 года, в возрасте 60 лет, ему было на 15 лет больше, чем Пастеру. Позже он сам описал этот случай:

«Я ехал в поезде, когда вдруг заметил, не ощущая никаких других симптомов, что мои правая рука и нога полностью парализованы; паралич не был постоянным, поэтому время от времени я мог снова ими шевелить будто бы нормальным образом. Спустя несколько часов паралич сделался постоянным и охватил также мышцы правой половины лица, что не позволяло мне говорить иначе как тихим голосом и с некоторым затруднением».

Старший сын Маха Людвиг перевез отца обратно в Вену, где последовала долгая реабилитация, но не выздоровление. Значительная ограниченность в подвижности осталась навсегда. Жена Маха Луиза помогала ему мыться, одеваться и есть; без посторонней помощи он не мог выйти из дома или своего сада и больше почти никуда не выезжал, хотя и не переставал работать. Он стал «координатором проектов», его сын Людвиг в буквальном смысле стал его правой рукой, занимаясь экспериментами в домашней лаборатории, где они вдвоем иногда проводили по несколько дней подряд. Мах всегда много публиковался, и после удара это не изменилось. Поскольку он был правшой, он не мог больше свободно пользоваться пером или карандашом, но не перестал из-за этого писать. За несколько дней он научился печатать на машинке левой рукой. В последующие тринадцать лет он опубликовал или существенно переработал шесть книг и написал дюжину новых статей. Иное дело лекции. Паралич лицевых мышц означал, что публичные выступления становились для Маха и его слушателей настоящим мучением, и вскоре он отказался от них. Мах, всегда оставаясь философом и внимательным наблюдателем, постоянно следил за своим состоянием:[254]

«Очень часто… я чувствовал стремление сделать что-то правой рукой, и мне приходилось задумываться о невозможности такого действия. Это же было и причиной посещавших меня живых сновидений, в которых я играл на пианино и писал, удивляясь легкости, с которой я пишу и играю, и просыпаясь с чувством горького разочарования. Случались и моторные галлюцинации. Я часто думал, что чувствую, как сжимаю и разжимаю кулак парализованной руки, но при этом казалось, что движение словно стеснено свободной, но жесткой перчаткой. Но достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что ни малейшего движения нет».

На первый взгляд поражение мозга, постигшее этих двух знаменитых ученых, не слишком много говорит нам о двух половинах мозга. Брока за несколько лет до того, как Пастер перенес удар, убедительно показал, что речь, как правило, связана с левым полушарием мозга. Однако Мах, несмотря на правосторонний паралич, вызванный поражением левого полушария, не испытывал никаких проблем с языком, если не считать некоторых трудностей из-за паралича лицевых мышц, тогда как Пастер, страдавший параличом левой стороны тела из-за поражения правого полушария, время от времени утрачивал речь.

По контрасту с этими случаями поражение мозга может проявляться трудноуловимым, незаметным образом, симптомы могут возникать и пропадать, как это было с другим знаменитым пациентом, писателем Вальтером Скоттом. Впервые он заметил такие симптомы 5 января 1826 года, в возрасте 54 лет. В дневнике он записал: «Очень встревожен. Я гулял до двенадцати… а затем сел за работу. К своему ужасу и удивлению, я осознал, что не в состоянии ни писать, ни говорить, но принимал одно слово за другое и писал чушь». На следующий день он написал: «Моя проблема развеялась». Проблемы с чтением и письмом вернулись в 1829 году, а 15 февраля 1830 года возникли проблемы и с речью, и неделю спустя он записал: «Анна [Скотт] могла бы рассказать вам об ужасном состоянии, которое испытал я в минувший понедельник; оно продолжалось около пяти минут, на это время я утратил способность к артикуляции, или, скорее, произносить то, что мне хотелось сказать». Приступ имел последствия, и позже Скотт замечал: «Похоже, я говорю с затруднением». Во время приступа в апреле 1831 года «правая сторона лица была слегка искажена, а правый глаз остановился», что указывает на поражение левой стороны мозга. В начале 1832 года, когда Скотт был в Неаполе, случился кризис, во время которого «поражение мозга проявилось всерьез, и он погрузился в собственный внутренний мир».

В июне 1832 года, близ голландского Неймегена, в конце изматывающего путешествия на дилижансе домой, Скотт пережил самый серьезный апоплексический удар. Кончина близилась, и он хотел умереть дома в Шотландии, в Эбботсфорде. В июле 1832 года, в почти бессознательном состоянии, он проделал путь на корабле из Лондона в Ньюхейвен в сопровождении молодого врача Томаса Уотсона, описавшего случай Джона Рида, с рассказа о котором начинается эта книга. 21 сентября 1832 года Скотт скончался, а спустя два дня было проведено посмертное исследование его головы. Если правое полушарие мозга было совершенно нормальным, то левое имело серьезные повреждения, в частности три кистозных области, а также зоны размягчения. Болезнь Скотта, с ее медленным проявлением и разнообразным набором