Бернард Шоу - Другой остров Джона Булля

Бернард Шоу

Другой остров Джона Булля

Действие первое

Грэйт Джордж-стрит, Вестминстер — таков адрес Дойла и Бродбента, гражданских инженеров. В подъезде прибита дощечка, уведомляющая, что контора мистера Лоренса Дойла и мистера Томаса Бродбента помещается во втором этаже. Тут мое их частная квартира, ибо компаньоны, будучи холостяками и закадычными друзьями, здесь же и живут; комната рядом с конторой, с надписью на двери: «Частная квартира», служит им одновременно и гостиной и кабинетом, в котором они принимают клиентов. Опишем вкратце внутренность этой комнаты — так, как она представилась бы воробью, вспорхнувшему на подоконник. Между этой дверью и левым углом комнаты вешалка и стол, состоящий из большой чертежной доски, положенной на козлы; на столе разбросаны планы, рулоны чертежной бумаги, измерительные приборы и другие чертежные принадлежности. В левой стене камин и несколько ближе к нашему воробью-наблюдателю дверь во внутренние комнаты. У правой стены этажерка для бумаг, на ней маленький шкафчик с посудой, а ближе к авансцене высокая конторка и табурет. Посредине комнаты большой двойной письменный стол и два кресла, по одному с каждой стороны, для обоих компаньонов. Всякая женщина, попав в эту комнату, непременно захотела бы навести в ней порядок: не мешало бы сменить обои, покрасить мебель, постелить новый ковер; вдобавок все в ней пропахло табаком. Но это результат холостяцкой неряшливости и равнодушия к обстановке, а не недостатка средств, ибо все вещи, купленные самими Дойлом и Бродбентом, отнюдь не из дешевых, и здесь есть все, что им может понадобиться. На стенах висят: большая карта Южной Америки, цветной плакат какой-то пароходной кампании, внушительный портрет Гладстона[1] и несколько карикатур Фрэнсиса Каррузерса Гулда[2], на которых Бальфур[3] изображен в виде кролика, а Чемберлен[4] в виде лисицы.

Сейчас 1904 год, летний вечер, без двадцати минут пять; комната пуста. Но вот растворяется наружная дверь, входит лакей с большим чемоданом и портпледом и уносит их во внутренние комнаты. Это очень почтенный лакей, проживший на свете достаточно долго, чтобы не проявлять чрезмерного усердия при исполнении своих обязанностей, и научившийся мириться с житейскими неприятностями и со своим слабым здоровьем. Багаж принадлежит Бродбенту, который вслед за лакеем входит в комнату. Он снимает пальто и вешает его на вешалку, затем подходит к письменному столу и просматривает оставленные для него письма. Бродбент — крепкий, полнокровный, энергичный мужчина в расцвете сил; иногда он бывает наивным и легковерным, иногда проницательным и себе на уме, иногда впадает в напыщенную важность, иногда веселится от души; в общем же это напористый и жизнерадостный человек, обычно привлекательный, а в те минуты, когда он особенно серьезен, непередаваемо комичный. Он разрывает конверты пальцем, просматривает письма и небрежно швыряет конверты на пол, одновременно переговариваясь с лакеем.

Бродбент. Ходсон!

Ходсон (из спальни). Да, сэр.

Бродбент. Не распаковывайте чемоданы. Выньте только грязное белье и положите чистое.

Ходсон (появляясь в дверях). Слушаюсь, сэр. (Хочет уйти.)

Бродбент. Да! Ходсон!

Ходсон останавливается.

Вы не знаете, куда я девал мой револьвер?

Ходсон. Револьвер, сэр? Знаю, сэр. Мистер Дойл употребляет его в качестве пресс-папье, когда чертит, сэр.

Бродбент. Ага. Уложите его в чемодан. И где-то валялась коробка с патронами. Отыщите и суньте ее туда же.

Ходсон. Слушаю, сэр.

Бродбент. Да, кстати. Соберите и свои вещи. На этот раз я вас беру с собой.

Ходсон (нерешительно). Вы едете в какие-нибудь опасные места, сэр? Мне тоже взять револьвер?

Бродбент. Пожалуй, не помешает. Я еду в Ирландию.

Ходсон (успокоенный). Ах, так, сэр.

Бродбент. Надеюсь, вы не трусите, Ходсон?

Ходсон. О нет, сэр. Я готов рискнуть, сэр.

Бродбент. Вы бывали когда-нибудь в Ирландии?

Ходсон. Нет, сэр. Но, как я слышал, там очень влажный климат, сэр. Я уложу ваше непромокаемое пальто, сэр.

Бродбент. Хорошо. Где мистер Дойл?

Ходсон. Он сказал, что придет в пять. Он ушел после завтрака.

Бродбент. Меня кто-нибудь спрашивал?

Ходсон. Сегодня два раза приходил какой-то… Хаффиган по имени.

Бродбент. Ах, как жаль! Почему он не подождал? Я ведь сказал ему — подождать, если меня не будет.

Ходсон. Я не знал, что вы его ждете, сэр. И подумал, что лучше не… гм… не приваживать его, сэр.

Бродбент. Да нет, Ходсон, он ничего. Просто он ирландец и не заботится о своей внешности.

Ходсон. Да, сэр, это заметно, что он ирландец.

Бродбент. Если он опять зайдет, проводите его сюда.

Ходсон. Он, наверно, и сейчас где-нибудь тут, возле дома. Я его видел, когда вы подъехали, сэр. Позвать его?

Бродбент. Позовите.

Ходсон. Слушаю, сэр. (Направляется к двери.)

Бродбент. Надо будет угостить его чаем. Приготовьте чай, Ходсон.

Ходсон (останавливается). Навряд ли он станет пить чай, сэр.

Бродбент. Ну подайте что-нибудь другое. Что-нибудь по его вкусу.

Ходсон. Слушаю, сэр.

Звонит звонок.

Это он, сэр. Видел, наверно, как вы подъехали.

Бродбент. Очень хорошо. Просите его сюда.

Ходсон выходит и вскоре возвращается вместе с посетителем. Бродбент тем временем просматривает письма.

Ходсон. Мистер Хаффиган.

Хаффиган — малорослый, хилый человечек лет тридцати, рыжеволосый, с короткой шеей и маленькой головой, с красным носом и бегающими глазками. Он одет в потертый сюртук, похожий на пасторский; по внешности его можно принять за неудачливого школьного учителя, спившегося с кругу. Он спешит пожать руку Бродбенту с напускной развязностью и веселостью; манеры и говор у него как раз такие, с какими принято изображать ирландцев на сцене. Всем этим он, возможно, пытается подбодрить себя, ибо втайне его преследуют кошмары начинающейся белой горячки.

Хаффиган. Тим Хаффиган, сэр, к вашим услугам. С добрым утречком, мистер Бродбент. Добра — с утра, днем — удачи!

Бродбент (в восторге от своего ирландского гостя). Добрый вечер, мистер Хаффиган.

Тим. Да неужто уж вечер? Скажи на милость! А по-моему, пока ты не пообедал, так все еще утро.

Бродбент. Вы еще не обедали, мистер Хаффиган?

Тим. Черта с два!

Бродбент. К сожалению, я слишком поздно вернулся из Брайтона и не могу вам предложить обед. Но…

Тим. Ни слова об этом, сэр, ни слова!.. Пообедаю завтра. К тому же я ирландец, сэр, — плохой едок, но зато не дурак выпить.

Бродбент. Я только что хотел распорядиться насчет чаю, когда вы пришли. Присаживайтесь, мистер Хаффиган.

Тим. Да-а, чай хороший напиток, если у кого нервы крепкие. Мне здоровье не позволяет.

Хаффиган садится возле письменного стола, спиной к этажерке. Бродбент садится напротив. Ходсон входит с пустыми руками, достает из шкафчика два стакана, сифон и графинчик, ставит их на письменный стол против Бродбента, уничтожающим взглядом окидывает Хаффигана, который не смеет взглянуть ему в лицо, и удаляется.

Бродбент. Виски с содовой, мистер Хаффиган?

Тим (присмиревший). Это наша национальная слабость, мистер Бродбент. (Благочестиво.) Не то чтобы я сам этим грешил. Я-то видел, сколько от этого бывает горя.

Бродбент (наливая виски). Скажите, когда довольно.

Тим. Не слишком крепко, сэр.

Бродбент останавливается и вопросительно смотрит на него.

Ну, скажем, половина на половину.

Бродбент, несколько изумленный этой просьбой, подливает еще виски и снова останавливается.

Еще капельку. Внизу-то ведь стакан поуже. Спасибо.

Бродбент (смеясь). Да, вы, ирландцы, умеете пить, ничего не скажешь. (Наливает немного виски в свой стакан.) А вот как мы, жалкие англичане, представляем себе виски с содовой.

Тим. И правильно делаете. Пьянство — это проклятие моей несчастной родины. Мне-то приходится пить помаленьку, потому у меня сердце слабое и желудок плохо варит, но по убеждениям я абсолютный трезвенник.

Бродбент (внезапно становясь торжественным и патетичным). Я также, разумеется. Я трезвенник до мозга костей. Вы не представляете себе, мистер Хаффиган, какие бедствия порождает в нашей стране зловредный союз трактирщиков, епископов, консерваторов и газеты «Таймс». Мы во что бы то ни стало должны закрыть питейные заведения. (Пьет.)