Будимир Метальников - Алешкина любовь. Простая история. Страница 12

— Ого! Второй час. Где мы?

— Кисловку проехали…

— Только? Побыстрее не можешь? — ворчливо спросил он шофера.

— Так вы ж спали.

— А это мое дело, спать мне или глаза таращить. А твое — побыстрее до города добраться…

Шофер дал газ, машина запрыгала по наледям, и сосед его судорожно вцепился в скобу впереди сиденья… Какое-то время они ехали так. Шофер еле заметно усмехался и гнал машину все быстрее, а пассажир, вцепившись в скобу, упрямо молчал, искоса поглядывая на шофера. Наконец не выдержал, махнул рукой.

— Хватит, доказал! — и засмеялся…

Машина пошла тише…

— И вообще, что за охота вам всю ночь трястись? — сказал шофер. — Заночевали бы в «Заре», отдохнули…

Мужчина сладко зевнул, похлопал по рту ладонью.

— Ладно… будь по-твоему…

Машина въезжает в село… В домах — ни огонька. Даже собаки не лают.

Остановившись возле какого-то дома, приезжие вышли из машины и постучались…

Ответа не было, только забрехала собака у соседей.

Они постучали посильнее. Тишина.

— Вот видишь, неудобно получается, спят люди…

Вместо ответа шофер забарабанил обоими кулаками что было силы. Залаяли еще две собаки…

— Хватит! Пошли! — мужчина решительно зашагал к машине. Шофер, бурча что-то себе под нос, двинулся за ним. Хлопнув что есть силы дверцей, он сразу рванул машину с места.

— Ладно, не злись, доедем как-нибудь, — похлопал его по руке мужчина…

Машина миновала последние дома на улице, и тут показался большой дом на отшибе. Во всех окнах его горели огни и метались тени.

— Ну вот! — засмеялся шофер. — А мы и не догадались… Собрание идет, должно быть…

— А ну-ка, ну-ка, давай заглянем! — оживился мужчина.

— Да стоит ли, Андрей Егорыч. Что вы, собраний этих не видели?

— Поворачивай, поворачивай!

Машина повернула к дому.

Появление их в школе, где происходило собрание, было сразу же замечено: по рядам колхозников покатился говорок, все стали оборачиваться на вошедших, и только Лукашов продолжал говорить:

— Вы хотите, чтобы Лыков из заместителей стал председателем. Я не понимаю этого. Сами же говорили, что вместо того, чтоб помогать старому председателю, он больше о своем личном хозяйстве беспокоился.

— Миленький! — вскочила какая-то женщина. — Да Лыков нам уже не страшен. Он себе нахапал уже сколько надобно. Нам новый человек страшнее, потому как ему с самого начала хозяйством обзаводиться надо.

Грянул смех, посыпались возгласы.

— Ай да Сашка!

— В самую точку угодила!

Сашка, довольно посмеиваясь, села…

Лукашов, наконец, увидел вошедших и обрадовался:

— Товарищи! К нам приехал секретарь райкома товарищ Данилов. Попросим его в президиум! — и зааплодировал.

Собрание довольно вяло похлопало.

Данилов прошел вперед и сел рядом с Лукашовым, спросил усмехаясь:

— Что, запарка?

— Ох, Андрей Егорыч, второго кандидата проваливают… Был у них один тридцатитысячник — не справился, вот они и уперлись. Хотят своего человека…

Между тем поднялся следующий оратор: угреватый долговязый парень лет двадцати пяти, бухгалтер колхоза и зять Лыкова — Виктор:

— Согласно решению сентябрьского пленума, мы должны платить новому председателю тысячу двести рублей зарплаты. Выходит, не миновать нам опять первую живую копейку председателю на жалованье переводить… Вот если бы товарищ Флягин согласился за трудодни работать, — обернулся он к Флягину, — тут бы и мы поверили, что он, значит, верит в свои силы-возможности…

Флягин заерзал, бегая глазами с Лукашова на Данилова.

— Понимаете, товарищи, поскольку я человек приезжий и хозяйства у меня нет, трудно…

— Понятно! — закричали из зала. — За такое жалованье кто хоть согласится!..

— Дайте мне любую половиночку, я вам так хозяйство взбодрю! — снова вскочила Саша. — Да что там половиночку — за три сотни пойду! А? Соглашайтесь, мужики! — И она пошла к столу.

Собрание смеялось.

— Куда ты, садись! — махнул на нее рукой Лыков.

— Нет, погоди, я, может, хочу товарищу райкому объяснить картину нашей жизни, — загорячилась Сашка.

— Садись! — уже строже повторил Лыков. — Я тебе слова не давал.

— А ты дай! Может, товарищу райкому интересно будет? — настаивала Сашка.

— Твоим языком трактор заводить впору! Не мешай людям! — рассердился Лыков.

— Видели? — обратилась Сашка прямо к Данилову. — Как демократию зажимает? Вот оттого у нас и идет все через пень колоду… Дашь, что ли, слово, черт пегий, а то сама возьму!..

— Говорите! — кивнул ей Данилов. — Нельзя же в самом деле демократию зажимать… — смеясь, заметил он Лыкову.

— Ну, спасибо! — поклонилась Сашка.

Одернув на себе кофточку и поправив волосы, она вдруг заговорила певуче и рассудительно.

— Вот что я вам хочу сказать, товарищи дорогие. Если уж правду сказать, так сильно вы нас обижаете. Вот уж который год возите нам председателей. А сами-то мы из разума, что ли, вышли? Деды наши эту земельку небось всю в руках перетерли. Уж вроде бы нам и карты в руки, чтоб хозяйствовать на ней как положено. А вы все думаете, что вам с горки видней? Так вот что я вам скажу: ни к чему нам ни этот красноносенький, — мотнула она головой на Флягина, — ни Гусек наш, ни любой другой, кто в портках ходит. А уж ежели вы не можете без того, чтоб не назначать нам председателей, так пришлите хорошую бабу! Ведь на работе-то, на колхозной, сила вся наша, бабья, идет. А мужичье только руки в брюки, ходят да покрикивают! Голос ее вдруг зазвенел. — Так дайте нам такую, чтоб она наше горе вдовье да сиротское понять могла. Чтоб разогнала она всю эту шайку-лейку да работать их заставила…

— Демагогия! — крикнул Лыков. — При чем тут мужики или бабы?

— Видали? — подмигнула Сашка. — Испугался!

— Чего там испугался! Слыхали мы эти песни! — возразил Лыков.

— Вот тот-то и оно, что слыхали, да не уразумели! — усмехнулась Сашка, вдруг загрустнев. — Видно, нет в вашей колоде такой карты. Тасуй, не тасуй — все фальшивые хлопоты выпадают. — И она, махнув рукой, хотела уже было идти на место, но тут ее окликнул Данилов:

— Постойте!

Саша обернулась.

— Вы говорили очень горячо и подали интересную мысль. Действительно, женщин в колхозе у вас больше. Так, может быть, вы и возьметесь за это дело?

— Я? — поразилась Сашка. — Да что вы! Куда мне!

— Так вы же сами обещались за любую половиночку хозяйство взбодрить, — улыбнулся Данилов.

— Да ну! — засмущалась Сашка. — Это я так… для смеху…

— А что, Сашенька, берись! — вскочила вдруг одна из женщин. — Мы за тебя, как одна, руки подымем!

Притихшее было собрание вновь зашумело:

— Верно, бабы! Голосуй, наша возьмет!

— Дожили! За бабью юбку держаться теперь будем, что ли?

— Ничего! Она баба боевая!

— А по мне, что ни поп, то и батька! Лишь бы службу знал!

— Я, ей-богу, проголосую! Вот смеху-то будет!

— Не пойдет! — крикнул Гуськов. — Больно по женской части слабовата!

И снова в который уже раз по собранию покатился смех.

Сашка вдруг побледнела и двинулась к Гуськову.

— Что ты сказал? — медленно спросила она.

— Но-но! — предостерегающе поднял он палец. — Не правда, что ли?

— А ты ко мне в окошко лазил? — протянула она.

— Охоты не было, — отмахнулся Гуськов, — лазить к тебе!

Сашка вдруг схватила его за ухо и с силой стала выкручивать его.

— Нет, врешь, была у тебя охота! Говори: как на духу, была?

— Да ты что, спятила? — завопил Гуськов, корчась от боли и безуспешно пытаясь освободить ухо. — Больно же!

— Нет уж, говори — пустила я тебя?

Собрание хохотало. Лыков стучал что есть силы по графину. Лукашов хмуро ерзал на месте и вдруг закричал:

— Прекратите этот цирк!

Данилов терпел, терпел и вдруг захохотал…

— Пусти! — корчился Гуськов.

— Скажи правду — отпущу! Против правды спорить не могу! — торжествовала Сашка.

— Ну, не пустила! Пошутил я, — взмолился Гуськов. — Отцепись, окаянная!

— Слышите? — провозгласила Сашка. — Вот еще раз пошутишь так, и всю голову оторву вместе с ушами! — сверкнула она глазами.

— А знаете, нравится она мне! — вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Данилов Лукашову. — Есть у нее и голова на плечах и хватка.

Сашка ощупью вошла в избу, зажгла свет и села, сложив на коленях руки. На лице ее застыло выражение недоумения и испуга.

Посидев так несколько мгновений, она бросилась к печке и растолкала спящую там старуху.

— Мамань, а мамань! Проснись же! В председатели меня выбрали!..

— А ну тебя! — отмахнулась старуха, переворачиваясь на другой бок. Но тут смысл сказанного дошел до нее, и она испуганно приподнялась…