Анатолий Суров - Рассвет над Москвой Страница 14

Курепин. Позвольте заступиться за Александру Солнцеву, товарищ академик…

Рыжов И. Что-с? А вы кто будете?

Саня. Секретарь парторганизации нашей текстильной фабрики товарищ Курепин Иван Иванович.

Рыжов И. Понимаю, понимаю. Сделать доклад на фабрике? Увольте. Занят по горло. Десять докладов в этом месяце. Сам сейчас от доклада сбежал. Обсуждают, знаете ли, вопрос «Проблемы композиции в свете современности». Нет, в самом деле, жалкий пейзаж третью неделю закончить не могу. А рабочий день у меня какой? С семи до часу и с трёх до двенадцати. Прямо поражаюсь, куда время уходит.

Из зала заседаний осторожно, на цыпочках, входит элегантный мужчина. Шепчет Рыжову: «Иннокентий Степанович, ваше отсутствие слишком заметно. Вы председатель».

Рыжов И. (шёпотом). К чертям, к чертям, к чертям! Ещё один доклад — и я петухом закричу! Я в конце концов больной человек. У меня кислотность пониженная, давление повышенное… Идёмте лучше пиво пить в буфет!

Элегантный мужчина, приложив палец к носу, делает пронзительное «Т-с-с-с!» и ещё более осторожно, бесшумно возвращается в зал.

Рыжов И. (Курепину). Резюмируем. Доклад я сделать не могу. Благодарю за приглашение. (Сане.) С вами я вообще разговаривать не желаю. Я позвоню вашим родителям и учиню скандал. (Игорю.) Вас приму. За сим разрешите откланяться. У меня заседание.

Курепин. Не смеем задерживать вас, тем более, что доклад (кивнув в сторону зала заседаний), очевидно, очень интересный. Одна лишь просьба к вам: на досуге посмотрите вот это… (Берёт у Игоря альбом, у Сани свёрток, кладёт на стол перед Рыжовым.) Простите за беспокойство. Пойдёмте, друзья!

Игорю и Сане не хочется уходить, но Курепин увлекает их за собой. Поклонившись Рыжову, они уходят.

Рыжов И. (тотчас раскрывает альбом и с огромным вниманием смотрит рисунки — так сосредоточенно, как умеют смотреть только художники и исследователи. Разворачивает свёрток — в нём ткани Аглаи Тихоновны. Проходит минута, другая, прежде чем он отрывается от них. Затем идёт к входной двери и громко зовёт). Нина Александровна! Только что от меня вышли трое. Будьте любезны, догоните и верните их! Езжайте на машине! Стойте, я сам догоню…

Секретарь. А они и не уходили, Иннокентий Степанович.

Рыжов И. Схитрили? (Выглядывает в приёмную.) Улыбаетесь? Прошу!

Курепин, Игорь, Саня возвращаются в кабинет.

Рыжов И. (указывает на рисунки). Это что такое?

Курепин. Вот эти молодцы несколько месяцев охотятся за рисунками. Следопытами стали. Ищут, собирают. Здесь и старина московская, и подмосковье, и деревенские художества, и кружева крестьянские, и резьба.

Рыжов И. Цель-то какая?

Курепин. Цель высокая! Как же мы должны трудиться, товарищ академик, если народ наш занят сейчас преобразованием мира «по законам красоты».

Рыжов И. По законам красоты?.. А ведь правильно! По законам красоты!..

Курепин. Маркс.

Рыжов И. Стало быть, и Маркс сказал правильно.

Курепин. А наша фабрика до сих пор блаженной простотой пробавляется. А люди давно ждут от нас продукции особенной, отменной! Хочется народное творчество использовать и создать на этой основе новые расцветки, только ещё краше! Вот Глинка, например, всю жизнь песни собирал, а потом написал «Ивана Сусанина». Или Чайковский, какую чудесную симфонию он создал на основе народной песни «Во поле берёзонька стояла».

Рыжов И. Так то же Глинка, то же Чайковский. А я просто Иннокентий Рыжов. Вы озадачили меня. Я учился рисовать на бумаге, холсте. Рисунок на текстиле — дело мне незнакомое. (Сане.) Нельзя ли побывать у вас в студии?

Саня. Студии у нас никакой нет. Я же просто печатница на фабрике.

Рыжов И. Прошу прощения за нотацию. Обиделись?

Саня. Иннокентий Степанович, помогите нам! Мы собрали эскизы, наброски. Но ведь рука мастера нужна. Мы были с Игорем в одном замечательном колхозе — в селе Рыжово.

Рыжов И. Родина моя!

Саня. Там живёт замечательный бригадир Рыжов. Не ваш ли родственник?

Рыжов И. Не знаю. У нас полсела Рыжовы.

Саня. Он говорил нам о социалистическом конвейере. И вас бы этот человек увлёк. А я не умею объяснить…

Рыжов И. Что ж тут объяснять, голубушка? Давно пора бы самому догадаться. Иной раз на улице встретишь такую, знаете ли, чудесную девицу, а оперенье на ней воробьиное. Стыдно! Ты всякие художества на холсте сочиняешь, а в жизни иной раз самую настоящую красоту в рогожку, извините, заворачивают.

Курепин. А не покажется вам обидным заниматься ширпотребом, товарищ академик?

Рыжов И. Испытываете? Ирония ваша ни к чему. Маяковский гением родился, а с каким вдохновением плакаты писал! И стихи сочинял о всяких насекомых, в том числе о Черчилле. Землю очищал и украшал.

Курепин. И верно ведь — легко с вами разговаривать. А я поначалу думал…

Рыжов И. Подумали: к чудаку-академику пришли? Я почему на неё (указывает на Саню) накричал? На меня Илья Ефимович Репин не так кричал. Приехал к нам в деревню пейзажи писать и обнаружил случайно мою мазню. Наше село исстари художествами славилось. От дедов к внукам эта страсть передавалась. И я, знаете ли, разрисовывал всё, что под руку попадёт. «Езжай, — говорит, — прохвост, в Москву, учись!» Так мне Илья Ефимович приказал. Куда там учиться… (Задумался.) Приехал я в Москву только в девятнадцатом. Этаким, знаете ли, Кешей в зипуне. Десять лет ждал. Да что там! Вечер воспоминаний!.. (Рассматривая альбом.) Но этому надо учиться. Не так-то просто сделать рисунок, чтобы миллионам людей по душе был. Пейзаж легче написать. Или какой-нибудь натюрморт — кислая капуста и солёные помидоры. А как вы думаете: разрешат мне посещать вашу фабрику регулярно? Потребуется немало времени, предупреждаю.

Курепин. А вот, пожалуйста, круглосуточный пропуск.

Рыжов И. (рассматривает пропуск). И фотографию даже добыли?

Курепин. Дело рук Игоря!

Рыжов И. Тогда идёмте. Чего мы стоим? Я человек нетерпеливый. Попробуем заняться высокой эстетикой на машинах. (Сане, строго.) А учиться вы будете. Я — у вас на фабрике, вы — у меня в академии. Едемте! (Увлекает всех к выходу.)

Курепин. Но заседание, Иннокентий Степанович?

Рыжов И. (подражая элегантному мужчине, приложил палец к носу.) Т-с-с-с!.. Мы незаметно, потихонечку, потихонечку…

Вбегает элегантный мужчина.

Элегантный мужчина. Иннокентий Степанович, я не знаю, что делать!.. Поймите же, вы председатель.

Рыжов И. А вы, батюшка, кандидат искусствоведческих наук. Так уж придумайте что-нибудь.

Элегантный мужчина. Но… я просто не знаю… Я теряюсь… Вы же председатель…

Рыжов И. (резко). Ах, так? Прекрасно! На правах председателя я объявляю перерыв. А вы, Александра… как вас по батюшке… сделайте тут же у меня в кабинете сообщение. Разложите рисунки, ткани.

Вчетвером развешивают рисунки и ткани на стендах и мольбертах.

Прекрасно! Теперь я возвращаюсь к председательским обязанностям. Мы, знаете ли, ещё дюжину добровольцев завербуем. (Приосанившись, Рыжов чуть-чуть раздвигает двери и говорит в зал заседаний.) Не время ли сделать перерыв, товарищи? Если не возражаете, конечно. А я при-готовил вам сюрприз. Прошу прослушать сообщение стахановки текстильной фабрики Александры Солнцевой и посмотреть этюды. Прошу ко мне. (Широко раздвигает двери. На его лице хитрая, озорная улыбка.)

Картина восьмая

В МИНИСТЕРСТВЕ

Большой кабинет заместителя министра. В кабинете Степанян. Плотный, приземистый мужчина. Чёрные густые волосы, подёрнувшиеся инеем, зачёсаны назад. Аккуратно подстриженные усы подчёркивают крепкий рот. Одет в светлый полувоенный костюм. В кресле против Степаняна сидит Башлыков, как всегда, с утомлённым выражением лица.

Башлыков (достаёт из кармана многократно сложенный носовой платок, медленно разворачивает его, утирает пот с лица, потом расстилает его, как всегда, на коленях и снова складывает — вдвое, вчетверо, до тех пор, пока платок уже больше не складывается). Трудно в общем, товарищ Степанян. Очень трудно. Что поделаешь? Ничего не поделаешь!