Валентин Катаев - Том 7. Пьесы Страница 14

Экипажев. Видит бог. Ни сном ни духом. Зачем же милиция! Я четырнадцать лет сочувствую…

Миша. Никакого тут милиционера не было. Что вы зря панику поднимаете! Видите, ну где милиционер?

1-й жилец. Нету милиционера.

В дверь заглядывает 2-й жилец и бурно врывается.

2-й жилец. В чем дело? Что такое? Экипажева забирают?

Экипажев. Меня нельзя забирать. Я — лояльный.

2-й жилец (кричит в коридор). Экипажева забирают!

Входит соседка Артамонова.

Артамонова. Голубчик! Анатолий Эсперович! Да что же это делается? Да за что же это вас в милицию?

Голос за сценой. Господа! Экипажева забирают! Милиция пришла!

Миша. Граждане! Что за паника? Никакой милиции нет. Это вам показалось. Видите? А ну, граждане! Попрошу посторонних очистить помещение. (Выпроваживает всех жильцов Артамоновой. Кричит в коридор.) Нету никакой милиции! Разойдитесь!

Экипажев. И в коридоре нету… милиции?

Миша. И в коридоре нету.

Экипажев. Нуте-с.

Артамонова. Я так переволновалась… Так переволновалась…

Экипажев. Уверяю вас, госпожа Артамонова, — напрасное волнение. Берите с меня пример. Вы видите, — совершенно я спокоен. Мы, интеллигенция… Может быть, в кухне — милиция?

Миша. Нету в кухне милиции. Нету! Успокойся.

Экипажев. Нуте-с. Русская интеллигенция всегда была жертвой полицейских репрессий. Радищев. Декабристы. Октябристы. Пушкин, Лермонтов, Жуковский… Слышишь, Михаил! Ты должен склонить голову перед этими святыми именами, а не глупо ухмыляться. Вот, госпожа Артамонова, современная молодежь. Полюбуйтесь!

Артамонова (со вздохом). Да, уж… (Оживившись.) Анатолий Эсперович! Кстати, об интеллигенции. Нас с вами можно поздравить.

Экипажев. Что такое?

Артамонова. Наконец-то Советская власть взяла лучшую часть старой интеллигенции на особое снабжение.

Экипажев. Не может быть!

Артамонова. Уверяю вас. Муж моей дочери, мой зять, инженер Белье, прикреплен к закрытому распределителю. Представьте себе, в месяц по твердым ценам выдают кило масла, четыре с половиной кило мяса, тридцать литров молока, кило колбасных изделий.

Экипажев. Кило колбасных изделий…

Артамонова. Тридцать штук яиц, два с половиной кило рыбы, сто граммов чаю, пять кило сахару…

Экипажев. Сахару…

Артамонова. И еще что-то там. Да, кило сметаны, три кило фруктов… Вы разве не получили? Да, еще тридцать пачек папирос…

Экипажев. Н-нет. Не получил.

Артамонова. Да, впрочем, вы ведь не служите. Ах, Анатолий Эсперович, голубчик, почему вы не служите?

Экипажев. Служить бы рад — прислуживаться тошно.

Артамонова. Ну что вы, что вы! Давно все наши служат.

Экипажев. Все, но не я. Экипажевы никогда не продавали своих убеждений… как некоторые.

Артамонова. Если это намек на мужа моей дочери, моего зятя, инженера Белье… Муж моей дочери, инженер Белье…

Экипажев. Французик из Бордо. О да. Молчалины блаженствуют на свете.

Артамонова. Анатолий Эсперович! При всем моем уважении к вам… Вы должны знать, что инженер Белье…

Экипажев. Я не хочу знать никакого Белье. Меня не интересует чужое белье. Да-с. Грязное чужое белье.

Артамонова. Гражданин Экипажев! Вы забываете, что я — мать. Это слишком. Вы сами три раза служили. И вас отовсюду выгоняли по чистке. Да, по чистке.

Экипажев. Я запрещаю вам говорить в моем доме подобные вещи!

Артамонова. Этот дом такой же ваш, как и мой.

Экипажев. Ах, пардон. Я не знал, что вы за экспроприацию частной собственности. В таком случае я запрещаю вам говорить подобные вещи на моей площади. Меня не выгоняли по чистке. Я сам уходил по чистке, потому что не желал работать с хамами. Да, с хамами! Как некоторые подозрительные «интеллигенты».

Артамонова. Да кто вы такой? А может быть, вы сами и есть подозрительный интеллигент? Почем я знаю! Я с вами в университете не училась. Вызубрили десять слов: «интеллигенция», «идеалы», «принципы», «произвол», «знамя» — и кричите на всю, всю квартиру, как попугай.

Экипажев. Молчите!

Артамонова. Не замолчу! Всех жильцов терроризировали. Пикнуть вам наперекор боятся. А вдруг на самом деле — великий интеллигент, мученик за идею… Радищев…

Экипажев. Я запрещаю вам!

Артамонова. Сюртуком пугаете! Собственных детей убедили, что духовный интеллигент. У нас люди доверчивые, — поди проверь, что именно вы интеллигент и именно духовный.

Экипажев. Па-а-прашу вас не переступать больше порога моей комнаты.

Артамонова. А может быть, вы просто бывший околоточный надзиратель!

Экипажев. Мерси! Между нами все кончено. Идите! Ступайте скорее на кухню варить свои обеды из подачек, полученных инженером Белье от большевиков.

Артамонова. И пойду. Тьфу! (Уходит.)

Те же, без Артамоновой.

Экипажев. Мерси! Масла кило, мяса четыре с половиной кило. Молока тридцать литров. Колбасных изделий кило. (Мише.) Что ж ты молчишь, как чурбан? Твоего отца оскорбляют в собственном доме, а ты прилип к окну и ничего не видишь и не слышишь! Я тебе говорю, Михаил! Чего ты в окне не видел? Трамваев не видел? Брось книжку. Брось эту дрянь. О, если бы твоя покойная мать видела все это! Некому передать знамя. Некому… (Впадает в задумчивость.) Тридцать штук яиц. Два с половиной кило рыбы. Сто граммов чаю. Пять кило сахару. Кило сметаны. Три кило фруктов. Да-с… Варятся щи с капустой. В щах лежит большая свиная нога… Ух-х-х!

Входит, запыхавшись, Шура с сумкой.

Шура. Вагон остановился.

Экипажев. Поздравляю вас.

Шура. Аккурат против самого дома. В окошко видать. Поглядите, Миша, стоит мой вагончик. Авария. Против самых наших ворот испортился. Такое счастье!

Экипажев. Вот-с. Картина. Панно. Советский транспорт. Нет людей. Нет настоящих интеллигентных людей!

Шура. Минут десять простоим. Ой, Анатолий Эсперович! Кого я только что видела! Я только что вашу дочку видела.

Экипажев. Мою дочку? Которую?

Шура. Калерию Анатолиевну. Ой, Миша, подержите сумку. Я такая взволнованная, такая взволнованная…

Экипажев. Где?

Шура. Возле Курского вокзала. Там наш вагончик остановился. Испортился. Аккурат напротив. Авария. Я смотрю — и вдруг вижу, Калерия Анатолиевна на извозчика с мужчиной садятся. Такая вся загорелая. Видать, прямо из Крыма. А мужчина, знаете, ее за талию поддерживает. Прямо цирк.

Экипажев. Стой! Какой мужчина?

Шура. Обыкновенный мужчина, просто человек. Понятия не представляю. Обыкновенный ее муж.

Экипажев. Как — муж! Вышла замуж?

Шура. Говорит, вышла замуж.

Экипажев. О, господи! Да что же ты с ней — разговаривала?

Шура. Ой, где там! Я ее только спросила, кто такой, а она кричит через все уличное движение, дескать, замуж вышла. Как раз между ними и нами грузовик-пятитонка встрял. Я только успела через грузовик спросить — куда едете. А она обратно, через грузовик, говорит: сюда едет. К вам, Анатолий Эсперович.

Экипажев. Дальше. Дальше. И что же?

Шура. А дальше ничего. Еще один грузовик-пятитонка между нами и ими встрял и два ломовика аккурат встряли. Ну, они и поехали. А потом мы поехали. А он ее за талию держит. Прямо цирк, не будь я гадом. Так что можно вас поздравить. Они сюда едут. А я, значит, теперь должна свою койку освободить?

Экипажев. Опять — койку?

Шура. Ну — постельку, постельку…

Экипажев. Наоборот. Наоборот. Для меня этот брак, собственно, не является неожиданностью. Калерия мне давно писала из Крыма, что за ней ухаживает один молодой человек. Прекрасный, интеллигентный, — подчеркиваю: интеллигентный, — молодой человек из хорошей фамилии. Вы, вероятно, слышали, присяжный поверенный Николай Николаевич Ананасов? Так это его сын. Сын Ананасова. Консультант по делам искусств. Они будут жить у Ананасовых. Прекрасная партия, прекрасная.

Миша. Слава богу, наконец-таки Калька выскочила замуж.

Экипажев. Я тебе запрещаю говорить о старшей сестре и о браке в таком тоне. И приведи себя в порядок. Сейчас они приедут. Я требую, чтобы ты держал себя достойно. Надеюсь, ты не заставишь меня краснеть за тебя перед господином Ананасовым.