Жан Ануй - Нас обвенчает прилив… [Ромео и Жанетта] Страница 2

Фредерик (смеясь). Так и есть — я тебя больше не люблю!

Юлия (бросаясь в его объятия). Я не такая, как они, поверь! Даже когда я была совсем маленькая, я и подметала, я убирала, пока моя сестра вертелась перед зеркалом. Это я заставляла отца бриться и менять воротнички! Вот увидишь, вот увидишь, он явится небритым!

Фредерик. Как знать — все-таки 15 августа!

Юлия. А ему все равно — праздники ли, воскресенья. Если посмотреть, чем он занят каждый день… Им все безразлично. Едят черт знает что, когда придется, ходят немытыми. Отцу только бы перекинуться в картишки с друзьями в забегаловке, а ей только бы бегать по лесам, да греться на пляже под солнцем целыми днями. В доме разгром, а ей наплевать.

Фредерик. А как же зимой?

Юлия. Она целыми днями валяется на той развалине, что она называет своим диваном, и курит сигареты. Мастерит шляпы и платья из старых тряпок, точно маленькая. Посмотреть только на эти ее шляпы и платья!.. У них вечно ни гроша, а если заведется — только бы немедленно истратить. Она сооружает свои наряды из старых занавесок, и не успеет кончить, тут же посадит пятно или вырвет клок, и ей наплевать, если видно голый зад или коленки в драных чулках.

Фредерик. А моя Юлия, оказывается, злюка!

Юлия. Ты так все это ненавидишь, ты так будешь несчастен!

Фредерик (ласково). Но ведь я женюсь не на твоей сестре.

Юлия. Ты иногда подтруниваешь надо мной. Ты говоришь, что я как муравей. Я в самом деле подбираю каждый обрывок бумажки. А когда мне кажется, что на мне хоть маленькое пятнышко, я тру, тру… Мне всегда кажется, что я должна что-то убрать, что-то вычистить для них…

Фредерик. А твой брат?

Юлия. Когда-то он был не таким, как они. Но с тех пор, как от него ушла жена и он поселился здесь, он стал походить на них. Он целыми днями читает, запершись в своей комнате. Его я теперь тоже не люблю. Раньше это был парень, как все. В школе был первым, собирался работать, зарабатывать деньги. А теперь он точно за какой-то стеной. Он смотрит на меня с насмешкой, как и она. Он надо всем издевается. Но разве мы виноваты, что жена его бросила?

Фредерик. А твоя мама, когда она была жива?

Юлия (покраснев, как рак, выпаливает). Мама не умерла. Я соврала тебе — она убежала со странствующим дантистом, шарлатаном в цилиндре, который драл зубы под музыку на площадях…(недолгое молчание). Вот… Теперь я тебе и это сказала. Можешь возненавидеть меня!

Фредерик (нежно прижимая ее к себе). Дурочка, дорогая моя глупышка!..

Юлия. Больше никогда, никогда я не смогу смотреть тебе прямо в лицо.

Фредерик. Нечего сказать, это будет очень удобно в течение той полсотни лет, которую нам предстоит прожить вместе! Если, конечно, у нас есть в запасе, эти пятьдесят лет.

Юлия. Ох, Фредерик! Ты думаешь, что еще любишь меня, несмотря на все это? Может быть, нам лучше уехать сейчас же? Я так боюсь…

Фредерик (прижимая ее к себе). Чего ты боишься? Я здесь.

Юлия. Не знаю. Боюсь именно того, что ты здесь. Ты такой светлый… Ты так от них отличаешься, ты такой чистый. А вдруг ты подумаешь, что и я такая же, как они?

Фредерик (крепче прижимает ее к себе). Я моего муравья знаю.

Юлия. Он умрет от стыда.

Фредерик. Нет. От стыда не умирают.

Юлия. Ты так говоришь. Но ты говорил также, что и от любви не умирают.

Фредерик. Нет, конечно.

Юлия. От чего же тогда умирают?

Фредерик. Я сам себя об этом спрашиваю (Они целуются).

Неожиданно на пороге появляется Люсьен, спустившийся со второго этажа; ворот рубашки расстегнут, в руках книга. Он молча смотрит на целующихся. Заметив его, Юлия отстраняется от Фредерика.

Юлия. Как? Значит, ты был здесь?

Люсьен. Я всегда там, где целуются. Это роковое совпадение: с тех пор, как я стал рогоносцем, я не могу сделать шагу, чтобы не натолкнуться на влюбленных… И, естественно, целующиеся мне омерзительны. Впрочем, продолжайте. Не хочу вас стеснять. И я лгу. В глубине души это доставляет мне удовольствие. Мрачное удовольствие. Я говорю себе: «Вот еще двое, которых хватит ненадолго!»

Юлия. Так-то ты нас приветствуешь? Я привожу к тебе своего жениха, которого ты в глаза не видел, и ты нас так встречаешь?

Люсьен (ледяным тоном). Добрый день, мсье.

Фредерик (протягивая руку). Добрый день!

Люсьен (констатирует). Он вежлив. Он подает руку. Он улыбается.

Фредерик. Я привык. В полку я знал одного типа вроде вас.

Люсьен. Рогоносца?

Фредерик. Нет. Мизантропа.

Люсьен. И при помощи улыбок и рукопожатий, достаточно, впрочем, искренних, вы его в конечном счете смягчили, этого мизантропа?

Фредерик. Нет. Я к нему приноровился. И мы стали лучшими друзьями.

Юлия. Ты слышал, как я звала?

Люсьен. Да.

Юлия. И, конечно, не сдвинулся с места?

Люсьен. Ошибаешься! Сдвинулся, когда ничего больше не стало слышно, надеясь, что вы отчаялись и уехали. Я сдвинулся еще и потому, что проголодался. А ты что, надеешься позавтракать?

Юлия. Позавтракать! Да уж, нечего сказать, завтрак! Где остальные?

Люсьен. (делает неопределенный жест). Никогда неизвестно, где они… остальные. Едва знаешь, где ты сам на этой земле. Не правда ли, дорогой мсье, который выглядит, как говорится, образованным? Вы мне очень нравитесь. Искренний, благородный, честный, кристальный, передовой, и тра-та-та, тра-та-та. Стойкий оловянный солдатик! Из вас выйдет прекрасный рогоносец.

Юлия (кричит). Люсьен!

Люсьен (уточняет). Веселый рогоносец. Я — печальный рогоносец.

Юлия (подскакивает к нему и трясет его). Люсьен! Ты воображаешь, что забавен, а ты отвратителен! Ты воображаешь, что оригинален, а ты пошляк, самый что ни есть пошляк! Мелкий хулиган, самый обычный, самый заурядный, какого я только видела!

Люсьен. Я не мелкий хулиган, а страдающий рогоносец.

Юлия (хватает его за руку). Хорошо, страдающий или нет, но я клянусь тебе, что ты заткнешься!

Люсьен. Что, уж теперь и несчастным не имеешь права быть? Весело!

Юлия. Я знаю; ты ядовитая гадина, но ты не так зол, как хочешь казаться. Итак, слушай. Из-за того, что Дениза ушла от тебя и ты страдаешь, я, по-твоему должна отказаться от счастья? Я приехала сюда со своим женихом и его матерью, чтобы сообщить вам, что я выхожу замуж. Фредерик лучше тебя и меня, и он все поймет! Но есть еще его мать, вот она наверняка не поймет. Даже если ей растолковать, что тебе действительно больно. Она из той породы людей, которые не выставляют своих страданий напоказ. Так что к ее приходу умойся, причешись и постарайся вести себя прилично. (Неожиданно жалобно). Умоляю тебя, Люсьен! Умоляю, не мешай моему счастью!

Люсьен (мягко). Если меня просят о чем-нибудь по-хорошему, я не могу отказать. Пойду переоденусь. (С порога приветливо говорит Фредерику). Вам повезло. Она славная. Скучная, но надежная. (Уходит.)

Фредерик. Бедняга. Он, должно быть, много выстрадал.

Юлия. Он мне противен!

Фредерик. Он славный!

Юлия. Ты чересчур снисходителен! Что до меня, то я предпочла бы иметь хорошо воспитанного брата.

Входят Мать Фредерика и Отец Юлии, нагруженные консервными банками.

Отец (с театральным жестом). Какая неожиданность! Мы встретились в забегаловке. Я осушаю «Большую Берту» с Проспером. Проспер вдруг говорит: «Гляди-ко, кто пожаловал!». Я вижу шелковое платье, зонтик, и меня молнией осеняет догадка. Я встаю: «Сватьюшка, я в восторге, разрешите представиться!». Таким манером я и отрекомендовался. У всей забегаловки глаза на лоб полезли! (Юлии). Я вынужден был разрешить ей заплатить за консервы, у меня не было ни гроша. Будь любезна, доченька, возмести. Да, да, это я приглашаю. (Фредерику). Дорогой мсье, я счастлив.

Юлия. Папа очень болтлив.

Мать (ставит консервы на стол). Я заметила.

Отец. Но что это? Стол не накрыт? Не поставили охладить вино? Ничего не готово? Что это значит?

Юлия. Я собиралась спросить об этом у тебя, папа.

Отец. У меня спросить? Спросить у меня? (Кричит свирепо). Где Жанетта?