Ингмар Бергман - Осенняя соната Страница 2

Ева. Мама, я должна сказать тебе…

Шарлотта. Да?

Ева. Здесь Елена. (Пауза.)

Шарлотта (со злостью). Ты должна была написать мне. Ты же ставишь меня перед фактом. Это несправедливо.

Ева. Если бы я написала, ты бы не приехала.

Шарлотта. Уверяю тебя, что приехала бы.

Ева. А я уверяю, что нет.

Шарлотта. Как будто мало одной смерти Леонардо. Неужели необходимо было тащить сюда бедняжку Лену?

Ева. Она уже два года с нами. Я писала тебе тогда, что мы с Виктором предложили ей жить у нас. Я писала!

Шарлотта. Я не получала письма.

Ева. Или не потрудилась прочитать его!

Шарлотта (сдерживаясь, спокойно). Ева, мне кажется, ты несправедлива.

Ева. Да, наверно.

Шарлотта. Я не могу ее видеть. В любом случае – не сегодня.

Ева. Мамочка, милая, Лена – прекрасный человек, у нее просто трудности с речью, но я научилась понимать, что она говорит. Я буду переводить. Она так ужасно тосковала по тебе.

Шарлотта. Бог мой, да разве плохо ей было в том пансионате для хронических больных?

Ева. Мне не хватало ее.

Шарлотта. А ты уверена, что здесь, у тебя, ей лучше?

Ева. Уверена. Здесь ей хорошо. И мне есть о ком заботиться.

Шарлотта. Она стала хуже? Я хочу сказать… Она… Ей… Она – хуже?

Ева. Естественно, ей хуже. Болезнь прогрессирует.

Шарлотта. Что ж, идем! Идем к ней!

Ева. Ты в самом деле этого хочешь?

Шарлотта (улыбается). Не думаю, чтобы визит был очень приятным, но ты не оставила мне выбора.

Ева. Мама!

Шарлотта. Я всегда плохо ладила с людьми, не понимающими мотивов своих поступков.

Ева. Это ты обо мне?

Шарлотта. Не все ли равно. Идем!

4

Шарлотта. Лена, маленькая моя! Дай я тебя обниму! И поцелую! Вот так! Я беру твои руки, ну, ну, сюда, и кладу их на плечи. Я часто думала о тебе – каждый день.

Елена что-то говорит.

Ева. Елена говорит, что у нее болит горло и она боится заразить тебя.

Шарлотта (снова целует дочь). Фу-ты, я никогда не обращала внимания на все эти микробы. И вот уже двадцать лет у меня не было даже насморка. Какая у тебя, Лена, красивая комната! И вид из окна! Тот же, что и из моей комнаты.

Елена говорит.

Ева. Лена просит снять с нее очки, чтобы ты смогла лучше рассмотреть ее.

Шарлотта. Я и так хорошо вижу.

Елена говорит.

Ева. Она хочет, чтобы ты взяла ее голову обеими руками и посмотрела ей в лицо.

Шарлотта. Так, да?

Елена. Да.

Шарлотта. Я очень рада, что Ева заботится о тебе. Я не знала, что ты здесь, думала, ты по-прежнему в пансионате. Но я бы обязательно навестила тебя до отъезда. Хотя так, как получилось, даже лучше, да?

Елена. Да.

Шарлотта. Теперь мы будем вместе каждый день.

Елена (счастливо улыбается). Да.

Шарлотта. Тебе не больно?

Елена. Нет.

Шарлотта. Какая красивая у тебя прическа! Елена что-то говорит.

Ева. Это в честь твоего приезда, мама!

Шарлотта. Я читаю сейчас очень интересную книгу о французской революции. Если хочешь, будем читать ее вместе. Мы будем сидеть на веранде и читать ее вслух. Хочешь?

Елена. Да.

Шарлотта. И будем ездить на прогулки вдвоем в моей машине. Я никогда раньше тут не была.

Елена. Да.

Шарлотта. Я так часто вспоминала о тебе.

Елена что-то говорит и смеется.

Шарлотта. Что она говорит?

Ева. Лена говорит, что ты, должно быть, очень устала и не должна переутомлять себя. Она считает, что сегодня ты уже достаточно потрудилась.

Шарлотта. У Лены есть часы?

Ева. Конечно. Вон они, у кровати!

Шарлотта. Лена, хочешь мои, наручные? Мне подарил их один поклонник, чтобы я не опаздывала. Он считал, что я не в ладах со временем. Лена будет обедать с нами?

Ева. Нет, я кормлю ее в середине дня. И потом, она сейчас худеет. В больнице она ела слишком много.

Елена что-то говорит.

Ева. Лена говорит, что…

Шарлотта. Подожди, не надо! Я знаю, что она хочет сказать: вон там, в окошке, – бабочка! Я угадала?

5

Шарлотта (одна). Отчего меня лихорадит, словно у меня жар? Так хочется поплакать. Сущий идиотизм! Они хотят пристыдить меня. Балуют самым непозволительным образом! Для того и вызвали. Еще бы, у меня нечиста совесть! И почему это всегда, всегда именно у меня совесть нечиста?… А я еще так торопилась сюда, дура. Что я, собственно, себе внушила? Чего ждала, хотя сама не смела признаться себе в этом? Надо встать и принять душ. Потом засну хоть на час. Или просто полежу отдохну. К обеду обязательно надену что-нибудь поярче. Пусть дорогая Ева увидит, что ее старушка мать еще на что-то годится. Да не реви ты, не реви, дурочка, уже пятый час. Черт побери! Как она смотрела на меня своими глазами. Ее лицо в моих руках, это клокотание болезни в горле, спазмы, ее бедная шейка! И я, я не могла взять ее на руки, отнести в свою постель, приласкать, как когда-то, когда ей было три года. Неужели это разбитое рыхлое тело и есть моя Лена? Только не реветь! К черту! Уже четверть пятого. Приму душ, это отвлечет мысли. Надо сократить мой визит. Четыре дня – и хватит! Четыре дня я выдержу. А потом поеду в Африку, как собиралась раньше. Как все же больно! Мне больно, больно! Стоп! А не эта же боль – во второй части сонаты Бартока? (Напевает.) Точно! Я играла первые такты слишком быстро. Вступление – та, та, та, а затем тема боли – маленькой узкой змейкой. Темп медленный, но никаких слез! Слез нет, они давно выплаканы, их вообще никогда не было. Так! Если это действительно так, мой приезд сюда уже чего-то стоит. Я надену красное платье. Хотя бы для того, чтобы насолить Еве, она, конечно, считает, что сейчас, сразу после смерти Леонардо, мне следует носить что-нибудь менее вызывающее. С фигурой, во всяком случае, у меня все в порядке. Может, она уже и не такая чертовски элегантная, но все еще вполне сносная, приятная фигура. В Африке я, пожалуй… Или нет, может, лучше поехать на Крит? Свалюсь на голову Гарольду. (Смеется.) Мой дорогой Гарольд! Он, конечно, свиньей свинья, но так вкусно готовит и умеет пожить. Позвоню-ка я ему вечером. Пожалуй, в самом деле позвоню, надо же вознаградить себя за четырехчасовой сеанс святости. (Неожиданно.) Почему я такая злая? Почему злость все время душит меня? Ева и Виктор были, в сущности, очень добры, они так старались показать, что рады моему приезду. И Виктор вроде бы хороший мужик. Плаксе Еве с ним сильно повезло. Интересно, душ у них тоже не работает? Ах, работает! Слава богу!

6

Ева. Я не понимаю маму. Я не перестаю ей удивляться. Ты бы видел ее, когда я сказала, что Лена живет с нами. Ты бы видел ее улыбку. Да, да, она выдавила из себя улыбку, хотя была застигнута врасплох и, наверно, похолодела от ужаса. А потом, когда мы стояли перед дверью в комнату Лены… Это же была актриса перед выходом: вся дрожащая от страха, но собранная, собранная. Представление было высший класс! Ты теперь, наверно, будешь думать, что у меня совершенно бесчувственная мать. Зачем, собственно, она приехала? Чего можно ожидать от встречи через семь лет? Чего она хочет? Или, может, чего хочу я? Пока живешь, всегда надеешься. Так, что ли?

Виктор. Не думаю.

Ева. Мать и дочь, по-твоему, навсегда мама и дочка?

Виктор. Некоторые да.

Ева. Какая странная ситуация. Как будто открываешь дверь в детскую, и на тебя рушатся призраки прошлого, ты вспоминаешь, что эта обыкновенная дверь когда-то действительно вела в детскую. Я, наверно, так и не стала взрослой. Виктор. Что ты хочешь этим сказать? Ева. Не знаю.

Виктор. Быть взрослым, по-моему, это уметь владеть своими чувствами, стремлениями. И ничего больше не ждать.

Ева. Ты так думаешь?

Виктор. Ну, и еще, может быть, ничему не удивляться.

Ева. Какой ты рассудительный, когда сидишь вот так в кресле и куришь свою старую трубку. Вылитый взрослый человек!

Виктор. Какой же я взрослый, я не перестаю удивляться.

Ева. Чему?

Виктор. Тебе, например. Меня время от времени еще посещают совершенно несбыточные надежды. Я до сих пор жду. Ева. Чего? Виктор. Тебя!

Ева. Меня? Какие глубокомысленные красивые слова! Они же, в сущности, ничего не значат. Я ими сыта по горло. Например, любимым маминым словечком «боль». Она ведь никогда не бывает просто подавлена, разочарована, несчастна, ей, видите ли, всегда «больно». Ты тоже напичкан подобными словечками. Но у тебя это, можно сказать, болезнь профессиональная. И когда ты говоришь, что «ждешь меня», хотя вот я, стою перед тобой, я, естественно, ничему не верю.

Виктор. Ты знаешь, что я хочу сказать.

Ева. Нет, не знаю! Если бы я знала, к чему бы тебе тогда высказываться?

Виктор (улыбается). Это правда.

Ева…И прямо доказывает, что я не менее умная, чем ты, может, даже умнее, что само по себе не так уж престижно. А теперь мне пора на кухню, нужно как следует постараться приготовить телятину. Мама всегда считала, что я не умею готовить, она у нас изысканная гурманка, я один раз слышала, как она всю ночь проболтала с одним американским импресарио о том, как надо готовить соусы. Что ты, они были так воодушевлены…