Кэрил Черчил - Антология современной британской драматургии Страница 26

МЭГГИ. Вы знаете толк в виски, бабуля.

БЛЭЙЗ. Для тебя — миссис Скалли.

Тишина. Всем неловко; пьют, сидя и стоя, поглощенные своим горем, усталостью и т. д.

СЕНШИЛ. Чудесная была служба.

Озирается; на него яростно косится БЛЭЙЗ, остальные молчат. МЭГГИ МЭЙ приходит на помощь.

МЭГГИ. Да, да, чудесная, котик.

БЛЭЙЗ. Да что вы оба понимаете в службах, чудесная, тоже мне. (Обращаясь к МЭГГИ МЭЙ.) Стоит тебе появиться в церкви, как священник краснеет, а вино бледнеет. Цыгане гребаные, Джойсы, кровь у них черная, душа черствая. Грязное племя, Белмонт таких еще не видывал! Выпьем! За Джойсов! (Пьет.) За Порцию в грязи белмонтского кладбища, где ей и было место с самого рождения, потому что если люди вступают в брак со зверьми, то от них рождаются выродки, в которых нет ни божьего, ни человечьего. Порция и Габриэль. Нелюди. Ваше здоровье! (Допивает и разбивает бокал о стену.) Везите меня домой. Следующие похороны мои будут.

СЛАЙ (МЭРИЭНН). Я скоро вернусь.

МЭРИЭНН. А мне что за дело?

СЛАЙ (взрывается). Во всем меня винишь! Габриэль, теперь и Порция! Да я мальчишку и пальцем не трогал! Когда его пороть надо было, чтобы он на ферме работал!

МЭГГИ. Ладно, Слай, не кипятись.

СЛАЙ. Нет уж! Я все скажу! Я дважды в неделю этого ребенка в Дублин на уроки пения возил, и это в сенокос-то, когда коровы телились, дома было выше крыши работы! Возил, потому что ты так сказала, как раб какой-то возил, семьдесят миль в один конец, а он сидел сзади, листал тетрадки свои нотные и напевал под нос, а на меня хоть бы глянул! Да простит меня Бог, но иногда я смотрел на него в зеркало и думал, что это не мой ребенок, а адово отродье какое-то. А потом он пел всю дорогу домой, и я знал, что это прекрасно, хотя для меня-то он никогда не пел… Господи, мне нравилось, как он поет, я прятался в ризнице, когда он в церкви репетировал, только чтоб его послушать. Как же прекрасно он брал высокие ноты в псалмах, он их так любил…

МЭРИЭНН. Очень своевременно, Слай! Ты на похоронах Порции! Габриэль погиб пятнадцать лет назад! А теперь — Порция. Порция умерла. Порция умерла. Ее тебе совсем не жалко?

БЛЭЙЗ. Слай, скажи что-нибудь, поставь наконец эту крысу на место.

РАФАЭЛЬ. Кто-нибудь, увезите эту женщину из моего дома!

МЭГГИ. Дайте-ка мне. (Откатывает БЛЭЙЗ от остальных.) Я как-нибудь влезу ночью к тебе в окно и подожгу тебя прямо в постели, и вот еще что, я рассказывала, как я отсосала твоему супругу прямо на Мохайа-стрит?

БЛЭЙЗ (шипит). Ты все брешешь! Ни единому слову не верю!

МЭГГИ. Нет, веришь, потому что не хуже меня знаешь, что тут происходит. Мы-то с тобой знаем, откуда пошла вся эта гниль и кто виноват.

БЛЭЙЗ. Что ты несешь, потаскуха!

МЭГГИ. Было-было, пятьдесят фунтов твоих денег дал, грязный кобель, и ты бы слышала, что он про тебя рассказывал!

БЛЭЙЗ. Ничего он не рассказывал! Ты все врешь!

МЭГГИ. Говорил, что ты старая злобная образина и что он бы лучше трахался с мешком крыс в крапиве.

БЛЭЙЗ. Только послушайте эту спившуюся шлюху! К твоему сведению, мы были счастливы.

МЭГГИ. Счастливы? Да неужели? С чего это тогда он тебя бил до полусмерти? Отчего это Блэйз Скалли неделями никто не видел, а она сидела дома с расквашенной мордой? И почему это он однажды тебя из дому выпер, да еще у всех на глазах?

БЛЭЙЗ. Слай, Слай, отвези меня домой.

СЕНШИЛ (ест из кармана диетическое печенье). Киска, о чем вы разговариваете?

СТЭЙСИ (протягивает РАФАЭЛЮ бутерброд). Давай, Рафаэль, поешь.

РАФАЭЛЬ. Дети.

СТЭЙСИ. Все хорошо, они у меня, сестра за ними присматривает.

РАФАЭЛЬ. Квинтин?

СТЭЙСИ. С ним все хорошо, хорошо.

Едят, пьют в тишине. Слышен голос ГАБРИЭЛЯ. Гаснет свет.

Освещена гостиная Порции. Обстановка та же, что и в конце первого акта. Порция дремлет на диване или за столом. Она одета так же, как и в конце первого акта. Утро после дня рождения. Слышен голос ГАБРИЭЛЯ. От него Порция просыпается. Голос становится тише, она напрягает слух. Голос смолкает. Порция полулежа закуривает.

Входит РАФАЭЛЬ в свежем костюме. Он, прихрамывая, проходит через комнату, чтобы забрать бухгалтерские книги. РАФАЭЛЬ смотрит на ПОРЦИЮ, она встречается с ним взглядом и отворачивается. Он хочет отдернуть шторы.

ПОРЦИЯ. Не трогай!

РАФАЭЛЬ подчиняется.

РАФАЭЛЬ. Ты соберешь детей в школу или хочешь, я соберу?

ПОРЦИЯ. Сам собери… пожалуйста.

РАФАЭЛЬ смотрит на часы, но не двигается с места.

РАФАЭЛЬ. Порция.

ПОРЦИЯ. Что?

РАФАЭЛЬ. Я бы с удовольствием забыл все, что ты вчера сказала, если ты возьмешь свои слова назад.

ПОРЦИЯ. Приготовить тебе ужин?

РАФАЭЛЬ. Что?

ПОРЦИЯ. Ужин.

РАФАЭЛЬ. Ужин… Да, пожалуйста.

ПОРЦИЯ. А чего тебе хочется?

РАФАЭЛЬ. В смысле, на ужин?

ПОРЦИЯ. Ну да.

РАФАЭЛЬ. Да все равно, наверно.

ПОРЦИЯ. Хорошо.

РАФАЭЛЬ. Да… хорошо. (Он все еще не двигается с места.) А ты не хочешь заехать со мной на фабрику?

ПОРЦИЯ. Нет.

РАФАЭЛЬ. Чем дома сидеть, проветрилась бы и вообще.

ПОРЦИЯ. Терпеть не могу это место, Рафаэль, ты же знаешь.

РАФАЭЛЬ. Да… (Стоит и смотрит на нее.) A-а… я чем-нибудь могу тебе помочь, Порция? Хоть чем-нибудь?

ПОРЦИЯ. Да я в порядке, правда.

РАФАЭЛЬ. Квинтин хочет, чтобы ты его одела в школу.

ПОРЦИЯ. Все, замолчи! Ты оставишь меня когда-нибудь в покое или нет! Говорила же, я не могу! Ну хорошо! Я боюсь их, Рафаэль! Боюсь, что с ними что-нибудь сделаю! Господи, ну как ты не понимаешь! Неужели ты думаешь, что я не хочу быть нормальной матерью, играть с ними, делать все, что должна мать?! Когда я смотрю на своих детей, Рафаэль, мне представляются несчастные случаи и страшные увечья. Когда я их купаю, я думаю только о том, что могу их утопить, когда с ними играю — что могу поранить. Мне приходится убегать и прятаться от них, потому что я боюсь, что могу это сделать. Будет лучше, если Квинтин вообще перестанет ко мне подходить, поэтому скажи ему, чтоб не приставал, пока я не размозжила ему голову об стену или не выкинула его в окно!

РАФАЭЛЬ. Порция, ты не в себе!

ПОРЦИЯ. Все в порядке, и не смотри на меня так, как будто я собираюсь зарезать вас ночью в постели! Я этого не сделаю, пока вы меня не трогаете!

РАФАЭЛЬ. Как же «в порядке», когда ты такое говоришь и такое думаешь. Это же совершенно ненормально!

ПОРЦИЯ. Слушай, если бы я задумала что-нибудь ужасное, я бы, наверно, не стала об этом говорить? Просто взяла бы и сделала. А если говорю, значит, ничего делать не буду.

РАФАЭЛЬ. И что это за логика такая?

ПОРЦИЯ. Это моя логика, другой у меня нет.

РАФАЭЛЬ. Ты будешь дома весь день?

ПОРЦИЯ. Может быть.

РАФАЭЛЬ. Позвонить Стэйси, чтобы она детей из школы забрала?

ПОРЦИЯ. Как хочешь.

РАФАЭЛЬ. Порция?

ПОРЦИЯ. Ну что?

РАФАЭЛЬ. Ты меня напугала. Ты же ничего с ними не сделаешь?

ПОРЦИЯ. Я ведь уже сказала, ничего никогда с ними не делала и не сделаю, пальцем не тронула и не трону. Я только хочу, чтобы они ничего от меня не хотели!

РАФАЭЛЬ. Хорошо, хорошо! Попробуй поспать. Ну, до вечера.

ПОРЦИЯ. Угу.

РАФАЭЛЬ выходит.

Раздается пение ГАБРИЭЛЯ. ПОРЦИЯ слышит его и выбегает из гостиной. ГАБРИЭЛЬ появляется у реки Белмонт, но исчезает, как только ПОРЦИЯ, запыхавшись, прибегает на берег. Его голос стихает. ПОРЦИЯ оглядывается по сторонам. Тишина, слышен только шум реки и птичье пение. Невдалеке стоит ДЭЙМАС и наблюдает за ней. ПОРЦИЯ его не замечает.