Иннокентий Анненский - Царь Иксион Страница 3

Хор делится между тремя группами.

Мой моляще-призывныйГолос нежно тебе поет:О крылатый! О дивный!Тихо с синих спустись высот.

Алым маком венчанныйИз лазурных кошниц,Ночи сын богоданный,Ты, как мать, бледнолиц,Бог, отрадно-обманный.

Ты безумной рабыне цариц,Бог отрадно-обманный,На чернеющий завес ресницОпусти золотые туманы.

Если ж, солнцем опьяненный,Ты мольбам моим не внемлешьИ, на облако склоненныйСам на розовое, дремлешь,Вкруг безумной, сестры, сами,Как зарницы, замелькаем,Всю душистыми цветамиМы завеем, закидаем.Кто косою золотоюЧуть заденет деву Ночи,Кто кисейною фатоюЗалепит безумной очи.Чтоб застыли в косах змеи,Чтоб смежились веки Лиссы,Станут снегом ипомеи,Вихрем белые нарциссы…Ты же, если жарким часомНа мольбы покинешь ложе,Приходи на помощь, боже,Нашим танцам, нашим пассам…То кругами, то рядамиМы взовьемся, замелькаем,Всю душистыми цветами,Всю цветами закидаем.

Мимическая сцена и танец хоровода нимф с цветами и вуалями вкруг Лиссы продолжается. Обессиленная и улыбающаяся, Лисса склоняется на землю. В это время легкими скользящими шагами в хоровод, разнимая его, входит Сон. На нем белый хитон и короткая дымчатая перекидка. За плечами большие крылья — одно белое, другое черное; на легком серебряном шлеме, который надвинут на лоб, такие же крылья, только маленькие и в обратном порядке. У бога бледное овально-матовое лицо и опущенные глаза с длинными и темными стрельчатыми ресницами. Он совсем еще молодой, безбородый. В правой руке у него рог с маковыми зернами. Войдя в толпу без торопливости, он кропит Лиссу зернами; некоторые из них попадают в одну из нимф, и она в дремоте склоняется на плечо к подруге. Другие нимфы тихо берут ее и укладывают на землю, устраивая ей ложе из цветов и моха. Лисса, сидя, качается, но еще борется со сном. Тогда Сон со словами «Здравствуй, сестра!» подходит к Лиссе и целует ее в щеку. Лисса падает как подкошенная и тотчас засыпает. Нимфы расходятся розовые, возбужденные танцем. Одни пьют, припав к кувшинам или поднимая их, другие, закидывая белые руки за голову; третьи обмахиваются кисеей или большими листьями папоротника. Некоторые поправляют волосы. Сон, ни на кого не глядя и даже не поднимая головы, легкими, как бы рассеянными шагами покидает сцену, проходя через нее.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Корифей, Иксион и спящая Лисса.

Свободен ты, и если бы укрытьсяХотел ты, гость… вот лес… иди туда.Несчастие твое мои сковалоУста и ум пытливый, Иксион.Беги, пока не пробудилась Лисса.

Бежать? О нет… богини… На землеПриюта царь без царства не имеет.

А где же был, скиталец, ты царем?

В Фессалии отважные лапитыМне чистили крылатых кобылиц…Их двадцать семь взрастил я золотистых,Мой город был прославленный Гиртон.

А где ж твоя дружина?.. Или ЛиссыИ латники и конные бегут?

Они бегут несчастных, ореада…

Ты говоришь: несчастных, и боюсьНедужное я растревожить сердце.На золотых вершинах алтарейНе ставят нам… И помощи не молятУ слабых нимф… Но муки состраданьеЖивое, царь, встречают и у нас.И нет для сердца нимфы виноватых.

Я не таю несчастий… И терятьМне нечего под солнцем, ореада.Иль думаешь — с мольбою в первый разИздалека к душистым розам, дева,Я, припадая, плачу? Сколько их,И нежных губ, и гордых, для отказаЯ разжимал мольбами.И цари,И женщины, и дети, и герои,Вчерашние рабы и боги мне…Кто не сказал еще… «Оставь нас, грешник!»И, от стыда поднять не смея глаз,Я к Лиссе шел печальный, только Лисса,Как черная могила, никогоОт очага холодного не гонит.И дальше шли мы с ней из дома в дом,А по пятам за нами голод бледный,Как брошенный ребенок, шел и плакал.О, сколько мы безрадостных ночейПод ливнями холодными не спали!Впадала все ж и Лисса в забытьеТяжелое… его ты видишь, нимфа,Но сладкий сон меня не обнималДо утренней зари… И мрак печальныхМне высылал детей… тогда… ОниУ моего садились изголовьяБезмолвные… иль, руки над кострамиОзябшие согревши, исчезали.И я двоих запомнил и потомИх узнавал. В серебряных сединахЯ старика запомнил: телом былКак уголь он. Но с ним являлась деваБелее вас, о нимфы, с золотойТяжелою волнистою косой…

С волнистою и золотой, как я…

Тс… с…

И иногда часами у костра,Беззвучною обмениваясь речью,Те призраки играли в кости — страхОхватывал мне сердце-то не кости,То уголья горячие в их пальцахКраснели и дымились… и старикДрожащей их хватал рукой, а деваМне, плача, простирала руки… Верно,Обманывал ее старик, и виделНа пальцах я у ней ожогов след,И ей хотел помочь я… И метался.Она ж, ломая руки, исчезала.

Безумный сон больного, страшный сон!

О, если бы все это только сном,Одним обманом было, ореада…

Но слушай… Я женат был… день одинЯ был женат на златокосой Диве.Без выкупа мне царь ДеионейПоверил дочь.Он только двадцать семьМоих кобыл в залог огнистокрылых…Оставил у себя… Царь алчен был,И глух, и стар. На золото одноПотухшие зеницы разгорались.Дрожавшая, не рукоять мечаРука сжимать любила, только деньги.Двух раз зайти над Дивою моейВ Гиртоне не успело солнце, видимСо свитой тесть явился. В сединахДушистых и одеждою пурпурнойСогбенные покрывший рамена.О, он не дочь горел тогда увидеть,А сундуки гиртонские открытьИ выкуп взять бессчетный.

Выкуп точноОн получил, и с лихвою…

ЦарюВелел я яму вырыть за порогомГлубокую, и тлеющих углейТуда рабы костер ввалили целый,Золою их засыпав и ковромДушистым их застлав из веток ели.Почету рад, на ветви царь вступил,Но, пламенем охваченный и дымом,Он вмиг исчез.Так исчезает волк,Что овцами полакомиться думалИ в западню попал.

О ужас! ужас!

Гиртонского с тех пор чертога яУж не видал. Какой-то силой дивнойМеня метнуло прочь. Пожарный войДа крики я одни вдогонку слышал…Вот с этих пор за Лиссой и хожу,Как мальчик безоружный… Страшно ярокБыл бред ночей, но дни мои туманны,И, как во сне, я кланялся и плакал.Где ж царство? Где жена? Кто кобылицМне возвратит моих огнистокрылых?Кто путь домой укажет?.. И искатьГде буду дом… отверженный богами?

Пауза.