Ульяна Гицарева - Благо Страница 3

Алексей. Понятно. Только молодые своей жизни не жалеют, а старые-то цену знают, не станут с собой кончать…

Татьяна Матвеевна. Ты, значит, сам еще молодой. Немолодой так не скажет.

Маша. Это вообще мечта моя. Чтоб был пункт приема жизни. Как крови. Кому не надо жить, надоело, пришел и сдал свою жизнь, а ее тому, кто от болезни какой умирает, перенаправили.

Женщины опять дружно смеются. Алексей ежится.

Алексей. Баба Аня, а что же вы молчите и подарок не разворачиваете? У меня маму зовут Анна.

Маша. Вы, наверное, ее тоже баба Аня зовете? Для детей. Ее вот тоже сын баба Аня зовет, чтобы внуки запомнили.

Алексей. Сын?

Маша. Да-да! А чего ты думал, что мы сироты все? Нет, мы слепые просто. Слепых часто дети сдают, нам вместе-то всем сподручнее. Это не обидно. Ты не думай.

Татьяна Матвеевна. Ты ври да не завирайся, Маша. Кому-то и обидно бывает, кто-то ревом ревет.

Баба Аня. Я не реву.

Маша. И молодец! И хорошо!

Баба Аня. Если б не это (она сдергивает со своих ног одеяло и Алексей видит глухие карандаши старушечьих ног, без ступней), я б и без глаз могла! Сын не виноватый! Ему жить!

Маша (присаживается, нашаривает руку бабы Ани). Тише, тише, Аня. Ты же так всего Деда Мороза запугаешь.

Баба Аня (прикрывается). Прости, прости, мальчик, я забыла, что ты здесь.

Алексей. Что вы… Все в порядке. Вы простите… Давайте подарки откроем?

Все разворачивают подарки, которые снаружи одинаковые, а начинены, оказалось, разным. Маше достается среди прочего книга.

Маша. Книжка!

Алексей вздрагивает. Бежит к Маше, пытается выдернуть из ее рук книгу.

Алексей. Простите! Простите нас, пожалуйста! Я сейчас заменю.

Маша. Подожди! Отдай! Отдай! Дай я ее потрогаю! Дай понюхаю. Новая! Я чувствую, новая. Как она называется?

Алексей. Даниэль Дефо. «Робинзон Крузо».

Татьяна Матвеевна. Какая хорошая! Я читала! Дай потрогать! (Маша передает книгу.) В твердой обложке! А вот здесь страницы скользкие! Здесь картинки?

Алексей. Да.

Татьяна Матвеевна. Черно-белые? Цветные? Что там?

Алексей. Черно-белые. Наверное, пером и тушью. Робинзон толкает лодку, на нем меховая шапка.

Татьяна Матвеевна. Черно-белые… как в той моей книжке! Те самые. Это оригинальные! Они в старых книжках есть!

Маша. А это новая! Еще лучше! Она пахнет!

Татьяна Матвеевна. А там есть картинка, где Робинзон штопает шкуру, а напротив него сидит собака и смотрит ему в самые глаза?

Алексей (листает, находит, протягивает Татьяне Матвеевне). Есть, вот она!

Татьяна Матвеевна с жадностью хватает книгу, водит руками по картинке, целует ее.

Татьяна Матвеевна. Это моя любимая была. Я даже раскрасила цветным карандашом собаку. И переводила ее через копирку всему двору, много-много раз. Какая чудесная книга!

Баба Аня. Дай мне.

Алексей подносит книгу. Баба Аня обнимает ее.

Спасибо тебе, Дед Мороз. Спасибо… Это ж нам лучший подарок. Потому что ты с нами как с людьми, как с нормальными…

Маша. Я ж с рождения слепая. Со мной всегда говорят так, как будто и воздухом другим дышу, и думаю на каком-то другом языке. Как-то по переписке познакомилась с парнем, договорились встретиться, а я и не говорила, что слепая. Боялась, откажется. Он, наверное, испугался, но виду не подавал. Весь день мы прогуляли, а потому куда деваться. Он меня в кино позвал. Там ведь темно и никто не видит, что я слепая. Фильм попался какой-то простой, веселый. Я все понимала, а что нет, он мне объяснял. И замечания никто нам не делал. Только в самом в конце мужчина сзади сказал: «Какой у вас, девушка, жених заботливый. Все нам рассказал, что непонятно». Я такая была счастливая, что жених, как у всех, и что фильм посмотрела, как все. Без скидок всяких.

Татьяна Матвеевна. Да! Да! Спасибо тебе, мальчик! Дай Бог тебе. Ты не переживай, что мы прочитать не можем. Я ее почти наизусть знаю. Мы будем страницы переворачивать, а я рассказывать. Спасибо!

Алексей, пошатываясь, выходит из комнаты, расстегивает шубу, хватает ртом свежий воздух. Видит на полу сорванную и смятую бумажку-упаковку с золотыми буквами «Путь спасения». Поднимает глаза. На кушетке сидит нянечка и с жадностью ест маленький батончик «Милки Вэй». От его взгляда она замирает.

Нянечка. Простите меня! Простите!

Алексей. Зачем вы подарок-то вскрыли? Мы же вам отдельно принесли, в коробках…

Нянечка (в слезах). Да-да. Но понимаете, их потом после работы распределять будут. После работы мне что достанется, я все детям уношу. Домой. Не могу сама съесть. А тут упаковка прорвалась и он торчал сбоку. Я ни разу его не пробовала! Ни разу. Я не удержалась. Простите меня!

Явление 6

Большой несколько заброшенный парк, почти лес. Каменные скамейки всегда как новые. Последний февральский морозец. Алексей снимает с шеи шарф, стелет для тепла на скамейку. Ждет. Втягивает голую шею в плечи, как черепаха. К нему выходит высокий анорексичный молодой человек в черном пальто почти до земли и капюшоне от толстовки, надетом вместо шапки.

Алексей (весело). Егорка, ты как смерть!

Егор. Я всю зиму так проходил.

Алексей. Ну да, мы ж с тобой последний раз в октябре виделись?

Егор. Июле.

Алексей. А… ну да. На Сонин день рождения. Как мама?

Егор. Я ж в общаге полгода. Вы вроде чаще видитесь.

Алексей. Чего вырядился-то так шикарно-мистически?

Егор. Благолепно.

Алексей. Чего?

Егор. Это тога, небесами посланная.

Алексей. Заговорил… Да Бог с тобой. (Щупает ткань рукава.) Вроде теплое. Сидит надежно, как все заимствованное. Не жарко сегодня… Может, пойдем куда-нибудь, посидим? Зачем ты меня в эту глушь приволок?

Егор. Дело есть. Надо здесь. Здесь астральный план.

Алексей. Какой у тебя план?

Егор. Вакуум здесь физический. Пошли?

Алексей. Ну, пошли, коль не шутишь.

Они поднимаются. Егор ведет отца в чащу парка.

Егор. Ты впервые, насколько я помню, поинтересовался, чем я дышу.

Алексей. Ну, уж не впервые. Не перегибай.

Егор. Если тебе и правда интересно…

Алексей. Мне интересно!

Егор. Хорошо. Ты слышал об энергетических пирамидах? Их строят с девяностых годов.

Алексей. Мавроди?

Егор (улыбается). Да нет. Это конусы для концентрации энергии. Их тогда даже проверяли в Академии химзащиты. Рассматривали пирамиду с военных аэродромов, и локатор зафиксировал от нее ионный столб, высотой несколько километров. И в зоне этого столба выживаемость всего, любой клеточной ткани, человека или кошки, в разы увеличивается. Особенно в критических случаях. А еще проводили опыт: оставляли на несколько дней в пирамидах соль, потом с ней готовили еду для зеков. Нарушение режима почти на ноль свели. Чем больше пирамида, тем выше от нее столб. То есть при желании можно весь город покрыть.

Алексей. Чем?

Егор. Добром.

Алексей. Она какие-то флюиды что ли испускает и все начинают целоваться?

Егор. Нет, пирамида меняет структуру пространства, выпрямляет его. Зло – это искривление. Добро – прямота.

Они выходят на поляну, посреди которой стоит огромная, сколоченная, кажется, из фанеры пирамида. Рядом стол. Ценники, бутылки с водой, монеты на шнурках, пучки сухой травы, перевязанной лентами, и прочее барахло. Табличка «Вся продукция заряжена в пирамиде в течение трех суток или изготовлена прямо в ней. Руками до покупки не трогать».

Алексей. Бред какой…

Егор. Залезай, я тебя с гуру познакомлю…

Алексей. Этого еще не хватало.

Егор. Либо ты идешь со мной, либо я иду без тебя.

Они заходят в пирамиду, на дне которой постелен надувной матрац, а у купола горят несколько карманных фонариков. В центре на яркой подушке, прикупленной по случаю в фэн-шуйском магазинчике, сидит в позе лотоса такой же молодой, как Егор, парень, больше похожий на индийского жиголо, чем на шамана. Сидеть ему неудобно, но за все время разговора он ни разу не пошевелится.

Егор. Гуру, этой мой папа.

Гуру. Знаю.

Егор. Проведи для него сеанс. Ему это очень нужно.