Кэрил Черчил - Антология современной британской драматургии Страница 39

ХЕЛЕН. Нужно теткам Калеки Билли сказать, что Билли умер или при смерти, а то они ждут письма, которое никогда не придет. Четыре месяца, наверное, они уже ждут, и ни слова, и только они одни на всем Инишмаане не знают того, что знает Малыш Бобби.

БАРТЛИ. А какой от этого толк, если им сказать? Так у них хотя бы есть надежда, что он еще жив. Какой им толк от новостей Малыша Бобби? А потом, мы ничего не знаем, вдруг случилось чудо, и Калека Билли не умер там, в Голливуде? Может, доктор ошибся, когда дал Калеке Билли всего три месяца.

ХЕЛЕН. Надеюсь, Калека Билли действительно умер в Голливуде, а то занял там место, которое по праву принадлежит красивой девушке, а ведь прекрасно знал, что скоро сыграет в ящик.

БАРТЛИ. Красивой девушке? Какой толк от красивой девушки в роли парня-калеки?

ХЕЛЕН. Я все что угодно сделаю, только бы мне дали роль.

БАРТЛИ. Я сам слышал.

ХЕЛЕН. Что ты слышал?

БАРТЛИ. Слышал, что в Голливуде пруд пруди красивых девушек, это точно. А вот калек там как раз и не хватает.

ХЕЛЕН. Чего это ты Калеку Билли защищаешь? Разве он тебе не обещал пакетик Чупа-Чупсов, которых ты так и не дождался?

БАРТЛИ. Может, Калека Билли умер и не успел отправить мне Чупа-Чупсы?

ХЕЛЕН. Тебе лишь бы оправдание придумать, сорняк несчастный.

БАРТЛИ. Смерть — уважительная причина, если ты обещанных конфеток не прислал.

ХЕЛЕН. Больно ты добренький. Мне иногда даже стыдно признаться, что ты мой родственник.

БАРТЛИ. Добрым быть не больно.

ХЕЛЕН. У-гу. А так больно?

ХЕЛЕН щиплет БАРТЛИ за руку.

БАРТЛИ (испытывая боль). Нет.

ХЕЛЕН (пауза). А так больно?

ХЕЛЕН делает ему «крапивку».

БАРТЛИ (испытывая боль). Нет.

ХЕЛЕН (пауза). А так больно?

ХЕЛЕН берет яйцо и разбивает его о лоб БАРТЛИ.

БАРТЛИ (со вздохом). Лучше уж согласиться, пока ты не разошлась.

ХЕЛЕН. Надо было соглашаться, когда я тебя ущипнула, мог бы головой думать.

БАРТЛИ. Надо было соглашаться, но ты бы все равно яйцо об меня разбила.

ХЕЛЕН. Теперь мы никогда не узнаем.

БАРТЛИ. Ты просто террористка, как только до яиц доберешься.

ХЕЛЕН. До чего же обожаю разбивать яйца о мужиков.

БАРТЛИ. Представь себе, я догадался.

ХЕЛЕН. А можно тебя вообще-то к мужикам отнести? Это не перебор?

БАРТЛИ. Я что-то не заметил, чтобы ты хоть одно яйцо разбила о Малыша Бобби Беннетта, когда он отказался от твоего предложения про поцелуи.

ХЕЛЕН. Мы же были в лодке за милю от берега. Где мне было взять яйцо?

БАРТЛИ. Отказался, потому что ты похожа на ведьму.

ХЕЛЕН. Отказался, потому что был расстроен из-за Калеки Билли, и вообще, эй ты, поаккуратней с ведьмами.

БАРТЛИ. Почему это сырые яйца не пахнут, а вареные пахнут?

ХЕЛЕН. Понятия не имею. Да и вообще мне плевать.

БАРТЛИ. Отказался, потому что ты похожа на плачущую вдову, которая ждет на скале своего подлеца, а он уплыл и больше не вернется.

ХЕЛЕН. В этом предложении что-то очень много «л».

БАРТЛИ. Оно еще к тому же и оскорбительное, помимо кучи «л».

ХЕЛЕН. Ты что-то слишком обнаглел для парня, у которого вся рожа в яйце.

БАРТЛИ. Придет время, когда каждый ирландец окажет сопротивление угнетателям.

ХЕЛЕН. Это что, Майкл Коллинз сказал?

БАРТЛИ. Кто-то из этих толстяков.

ХЕЛЕН. Хочешь, сыграем в игру «Англия против Ирландии»?

БАРТЛИ. Я не умею играть в эту игру.

ХЕЛЕН. Встань здесь и закрой глаза. Ты будешь за Ирландию.

БАРТЛИ поворачивается к ней лицом и закрывает глаза.

БАРТЛИ. А ты что будешь делать?

ХЕЛЕН. А я буду за Англию.

ХЕЛЕН берет с прилавка три яйца и разбивает первое о лоб БАРТЛИ. БАРТЛИ открывает глаза, желток течет по его лицу, БАРТЛИ печально смотрит на ХЕЛЕН. ХЕЛЕН разбивает второе яйцо о лоб БАРТЛИ.

БАРТЛИ. Вообще-то это нече…

ХЕЛЕН. Еще не все.

ХЕЛЕН разбивает о БАРТЛИ третье яйцо.

БАРТЛИ. Вообще-то это нечестно, Хелен.

ХЕЛЕН. Я тебе преподала урок по истории Ирландии, Бартли.

БАРТЛИ. Не нужен мне урок по истории Ирландии. (Кричит.) И уж точно не с яйцами, я ж только что голову вымыл!

ХЕЛЕН. Потери будут еще тяжелее, чем испачканные в яйце волосы, прежде чем Ирландия снова станет независимой страной, Бартли МакКормик.

БАРТЛИ. И мой лучший свитер, посмотри!

ХЕЛЕН. Он тоже весь в яйце.

БАРТЛИ. Знаю, что в яйце! Прекрасно знаю! А я собирался его надеть завтра в кино, но из-за тебя теперь все накрылось, довольна?

ХЕЛЕН. Я так жду этого кино.

БАРТЛИ. Я тоже ждал этого кино, пока ты мой свитер не испортила.

ХЕЛЕН. Может, мне завтра в кино яйцами покидаться. «Человек из Арана», черт возьми. Могли бы снять фильм «Девушка из Арана», красивая девушка из Арана. А не какое-то дерьмо про тупых рыбаков.

БАРТЛИ. А что, тебе обязательно нужно яйцами кидаться, Хелен?

ХЕЛЕН. Я так горжусь своей работой с яйцами. Эта идиотка собирается когда-нибудь платить за мои яйца? (Зовет.) Эй, каменная баба!

БАРТЛИ. Она уже там сто лет ищет мою Хубба-Буббу.

ХЕЛЕН. A-а, не могу я до старости лет дожидаться эту старую задницу. Заберешь деньги, Бартли, и отдашь по пути домой торговцу яйцами.

БАРТЛИ. Ага, Хелен, ладно.

ХЕЛЕН уходит.

Ага, хрен тебе, сука, сраный хрен тебе в рот, стерва…

ХЕЛЕН просовывает голову внутрь.

ХЕЛЕН. И пусть не вздумает вычесть за те четыре, которые ты об меня разбил.

БАРТЛИ. Хорошо, Хелен.

Она снова уходит.

(Вздыхает.) Женщины.

КЕЙТ медленно выходит из задней комнаты, в рассеянности не сразу замечает БАРТЛИ.

КЕЙТ. Здравствуй, Бартли. Что тебе принести?

БАРТЛИ (пауза. Потрясенно). Вы же ушли за Хубба-Буббой.

КЕЙТ, с минуту подумав, возвращается в заднюю комнату. БАРТЛИ с громким стоном в отчаянии утыкается лицом в прилавок. Небольшая пауза, потом КЕЙТ возвращается и берет свой камень.

КЕЙТ. Возьму свой камень.

Она снова уходит в заднюю комнату. Пауза. БАРТЛИ берет деревянный молоток, разбивает все яйца на прилавке и выходит, громко хлопнув дверью. Затемнение.

Слышно хриплое дыхание БИЛЛИ, на него направлен луч света, он, дрожа, сидит на стуле в убогом номере голливудского отеля. На протяжении всего монолога он хрипло дышит.

БИЛЛИ. Мама? Боюсь, мне недолго осталось, мама. Кажется, до меня уже доносятся причитания плакальщиц с далекого сурового острова, с моей родины? Родина моя суровая, да, но гордая и щедрая, а я покинул тебя и теперь умираю один в грошовой гостинице, и нет рядом ни матери, чтобы отереть пот со лба, ни отца, чтобы проклясть Бога за мою смерть, ни прекрасной девушки, чтобы оплакать бездыханное тело мое. Тело бездыханное, да, но благородное и не сломленное. Ирландец! (Пауза.) Просто ирландец. С чистым сердцем, честными помыслами, с гордым духом, не сломленным ни вековым голодом, ни вечным угнетением! Дух не сломлен, нет… (Кашляет.) Но искалечено тело, и болят легкие, и если начистоту, то сердце разбито, разбито девушкой, которая не знала о его чувствах и теперь уже никогда не узнает. Мама, что ты сказала?

Смотрит на листок бумаги на столе.

Напишу ей, да, открою ей свое сердце. Уже поздно, мама. Может, я еще успею завтра?

БИЛЛИ встает и, хромая, идет к зеркалу слева, тихо напевая песенку «Стриженый паренек».