Иван Охлобыстин - Даун Хаус Страница 5

Сцена 27. Улицы города . Натура. Окончание.

Ганя: …После этого разговора Тоцкий месяц без охраны из дома не выходил. Боялся, что зарежет. И понять он не может, что именно Настасья Филипповна от него хочет.

– Вы-то тут причем? – не понял Мышкин.

– Это Иван Федорович решил проявить военную хитрость, – пояснил Ганя, – меня на ней женить. Тогда у нее повода не будет на Тоцкого обижаться. А Тоцкий с Епанчиным будут осуществлять слияние государства и частного капитала на бытовом уровне.

Скоро они оказались у дома Гани.

Сцена 33. Подъезд дома. Интерьер.

Шагнули в подъезд и поднялись в квартиру. Князь с интересом читал надписи на стенах подъезда и восхищался: Обратите внимание Гавриил Ардалионович – о чем думают современные дети!

– Что такое! – на ходу спросил Ганя, – О том же и думают – письки, сиськи!

– Да, – это конечно, – согласился князь, – Но только подумайте, какой динамичной любовью к жизни наполнено каждое слово – и он с выражением прочел, – Хочу бабу потолще. Коля. М.

– Тьфу ты! – раздраженно сплюнул Гавриил Ардалионович и взялся за медную ручку на двери.

Сцена 34. Квартира Гани. Интерьер.

В прихожей им навстречу вышла мама Гани и его же сестра Варвара.

– Кого опять притащил? Фамилия? – хмуро поинтересовалась мать у сына.

– Хочешь мама верь, хочешь не верь, но это родственник жены моего непосредственного начальника, князь Мышкин, – ответил тот.

– А почему князь? – не поняла мама.

– Я не местный, мои за рубеж еще в Февральскую революцию уехали, – успокоил ее князь.

– Тогда проходи, – пригласила его мама, – Так понимаю, будете у нас жить?

– Буду, – отчаянно кивнул князь и попросил. – Только не давайте мне увлекаться особо.

– Чем? – уточнила женщина.

– В принципе всем, но особенно компьютером, когда я еще был программистом, то бывало, что неделями не вставал от него, не мог добровольно оторваться, – сказал князь.

– Это не беспокойтесь! – успокоила его мать Гани. – У нас компьютера отродясь не было. Мне не зачем, а у Гани денег на прогресс нет.

Тут из первой от входной двери комнаты выбежал какой-то старик и бросился целовать напуганного гостя в засос. Причем с криками:

– Ах как вырос, наш кобелек! Помню, помню, как тебе жопку обосранную мыл в Баден-Бадене на родниках!

– Да я и не был никогда в Баден-Бадене! – попытался оторваться от него князь.

– А где был? – уточнил старик.

– Был в Каннах, – подсказал Мышкин.

– Помню, помню, как жопку твою обосранную мыл в Каннах на родниках! – взвыл старик.

– С чего это вы взяли, что я беспрерывно какался? – осерчал гость. – У меня с детства такой манеры не было – под себя ходить!

– Ай, да молодец, – совсем не смутился старик и начал клянчить. – Выдайте мне десять рублей.

– Все папа, идите баюшки, – отпихнул его назад в комнату Ганя, а князю сообщил, – Это мой родитель – генерал Иволгин, гроза Кавказа. Спился и проигрался от многочисленных ранений. Денег ему не давайте, он их все равно в рулетку продует. Да, это мама моя и сестрица Варя, – ткнул рукой в сторону женщин Ганя, – Мама очень добрая, а Варя совсем задумчивая.

– Очень приятно, – поклонился им Мышкин.

– Салют! – раздался из глубины коридора сначала голос, а потом недвусмысленный звук исходящих газов и взметнул портьеру.

– Фердыщенко! – усовестила кого-то Варя и объяснила. – Еще один наш постоялец Фердыщенко – галерейщик, и пукает оглушительно по любому подходящему случаю.

– Сейчас случай самый, что ни на есть подходящий. Салют в честь высокого гостя, – опять раздался тот же голос.

– Что, пошли чаем полакомимся с кренделями? – предложил Гавриил Ардалионович.

Собравшиеся согласились с ним и прошли в большую комнату.

– Решил я все-таки мама на Настасье Филипповне жениться, за ней три вагона тушенки дают.

– Дурная баба, – расстроилась мама, – Беспорядочного образа жизни и сомнительного прошлого.

– Но тушенка мама!? – простонал Ганя.

– Чего тушенка!? – крикнула Варя, – Где гарантии, что они тебе свежую дадут? Вдруг, просроченная давно, а эта фотомодель нас триппером уже позаражает.

Сцена 35. Квартира Гани. Продолжение.

Во входную дверь кто-то заколотил ногой. Потом дверь ухнула и в квартиру протопала сама Настасья Филипповна.

– Что сволочь столичная!? Не ждали!? – крикнула она, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Какая чаровница! – не удержал восхищенного вздоха князь. – Просто сувенир!

– Чем обязаны Настасья Филипповна!? – встал на пути вошедшей Ганя и понюхал воздух. – Слышу вы основательно под мухой. Поскандалить желаете или от чистого сердца?

– Гавриил, отвали! – сдвинула его в сторону гостья и обратилась к маме. – Слышали, что я за вашего дрочилу могу пойти?

– Чего это он дрочила-то? – вступилась за сына мать.

– Так кто ж не знает!? Все знают? Самый первый рукоблуд в столице, – заверила Настасья Филипповна. – Но ни в этом дело. А дело в том, что я еще не знаю, пойду или нет.

– Ты говори, да не заговаривайся, скажи спасибо, что в квартиру пустили, таким как ты место ни в приличном доме, а в публичном, – крикнула ей мама Гани.

– А куда я пришла, позвольте уточнить, тут самый, что ни на есть бордель, причем дешевый, – огрызнулась гостья, – Вы же комнаты сдаете?

– Ой-ей-ей?! Все пропало… – тушеночная невеста нас всех разоблачила вмешалась Варя. – Не твоего пьяного ума дело! Что же касается замужества – это еще надо поглядеть – подходишь ли ты Гане или нет.

– Вот ты какова, Варя!? – еще больше распалилась Настасья Филипповна. – Не пойму – чего тебя-то саму никто не берет!? Я бы взяла. Двор сторожить.

– Какой кошмар! – застонал Гавриил Ардалионович, доподлинно зная характер сестры и заранее предчувствуя трагическую развязку.

Но случилось иначе, потому что за дверьми раздались громкие голоса и в квартиру внесли Парфена Рогожина сломаной ногой вперед, следом за ним вошла добрая дюжина пьяных молодцов.

– Стоять, бояться! Королевна моя! Снегурочка! – заревел он, глядя на Варю. – Поедем на пароходе кататься!… – Но вдруг Парфен увидел среди присутствующих Настасью Филипповну. – Как! И вы здесь! Жемчужина моя! Дайте я вас немедленно поцелую!

– Парфеша, куда тебе целоваться-то, ты ведь облеванный весь!? – возразила Настасья Филипповна, разглядывая Парфена..

– Чем обязан!? – выступил вперед Ганя.

– Обязан? – рявкнул Рогожин, – Еще как обязан! Помнишь, что ты у меня на кремацию мамы денег занимал? А мама-то жива! Вот я и пришел тебя поздравить и деньги обратно забрать. Давай мои денежки.

– Ложь! Наиковарнейшая ложь! – взвизгнул Ганя, – Он очерняет меня в глазах общественности!

– Ах ты мерзавец! – накинулась на брата Варя, – Маму в гроб упек…

– Молчать! – накинулся на нее Ганя и намерился хлестануть ладонью по лицу, но Мышкин перехватил его руку.

– Гавриил Ардалионович! – усовестил он. – Разве можно родственниц мордовать да еще на людях?..

– Тогда тебя, идиотина! – не вразумился Ганя и шлепнул князя по щеке.

– Порву за князя, за Льва Николаевича!!! Пацаны!!! Дави центровых! – оглушил всех своим яростным ревом Парфен, давно имевший на Ганю зуб и навалился на него.

Колотя друг друга, они покатились по паркету.

– Наших бьют! – сделала свои выводы Варя и прыгнула на Настасью Филипповну.

Девицы так же принялись кувыркаться по гостиной.

В рядах вновь прибывших тоже что-то произошло. Что-то ухнуло, что-то грохнуло и через секунду, охваченные единым боевым энтузиазмом, дрались уже все. Активнее всех участвовал в бойне престарелый генерал – он азартно хлестал гостей костылем по головам.

Не зная чем заняться, и не имея вкуса к насилию, Мышкин включил магнитофон и немного поплясал. С последним тактом музыки и драка, как-то сама собой, утихла. Гости стали подниматься с пола и поправлять изодранные костюмы.

– Вот это веселье! – радовался Парфен и посылал Настасье Филипповне воздушные поцелуи, – Тигрица моя! Я тебе сегодня ведро денег принесу, если за меня пойдешь в ЗАГС.

– Я подумаю, – улыбнулась та и объявила всем. – Всех милости прошу сегодня вечером к себе на коктейль.

Потом она подошла к маме Гавриила Ардалионовича и поцеловала ее:

– Хорошо у вас, но пора. Дочь ваша Варя, очень хороша. Как работает левой снизу! А сын – все-таки дрочила!

Она прикрыла шалью порванную блузку и вышла прочь. Рогожина вынесли вслед за ней. Гости потянулись за ними.

Вскоре в квартире остались только Ганя, Варя, их мама и князь.

– Простите меня, князь, я больше не буду, – извинился перед ним Гавриил Ардалионович. – Чего-то на меня накатило.

– Спасибо, князь, – поблагодарила Мышкина Варя, – вы настоящий дворянин и программист.

– Кушайте на здоровье! – улыбнулся тот и попросил, – Мне бы помыться, а то от меня котиками пахнет.