Владимир Набоков - Изобретение Вальса Страница 9

Постойте, Полковник. (К Вальсу.) Какое... явление?

ВАЛЬС:

Предвидя, что вы сегодня можете попытаться применить ко мне силу, я условился с моим старичком так: если до полуночи я ему не дам о себе знать, то он должен немедленно взорвать один из ваших самых цветущих городов, — не скажу, какой, — будет сюрприз.

МИНИСТР:

Это не может быть... Судьба ко мне не может быть так жестока...

ВАЛЬС:

Но это не все. Если спустя пять минут после взрыва не последует от меня знака, то и другой городок взлетит на воздух. Так будет повторяться каждые пять минут, пока не откликнусь. И сами понимаете, господа, что если меня уже не будет в живых, то вряд ли я стану с того света производить спиритические стуки[6]. Следовательно, всё не получая от меня известия, мой аппарат довольно скоро обратит всю вашу страну в горсточку пыли.

МИНИСТР:

Он прав... Он прав... Он предусмотрел все!.. Несчастные, да придумайте вы что-нибудь! Герб! Берг!

ГЕРБ:

В тюрьму, в тюрьму.

БЕРГ:

А я вот думаю иначе. Вы его все ругаете, а мне он по душе. Смелый парень! Назначьте его обер-инженером палаты, — вот это будет дело.

ПОЛКОВНИК:

Перед тем как произвести харакири, я еще раз поднимаю голос и твердо повторяю: отправьте этого человека в сумасшедший дом.

ВАЛЬС:

Я думаю, не стоит ждать президента. Приступим. Потеснитесь, пожалуйста, а то мне тут неудобно. Теперь извольте меня выслушать.

МИНИСТР: (опускается на пол)

Господин изобретатель, я очень старый, очень почтенный человек, — и видите, я перед вами стою на коленях. Продайте нам ваш аппаратик!

ГОЛОСА:

Что вы, что вы... Вставайте, ваше высокопревосходительство... Перед кем... Где это видано...

ПОЛКОВНИК:

Не могу смотреть на это унижение.

МИНИСТР:

Умоляю вас... Нет, оставьте меня, — я его умолю... Сжальтесь... Любую цену... Умоляю...

ВАЛЬС:

Уберите его, пожалуйста. Он мне замусолил панталоны.

МИНИСТР: (встал)

Дайте мне что-нибудь острое! Полковник, мы с вами вместе умрем. Дорогой мой Полковник... Какие страшные переживания... Скорей кинжал! (К Грабу.) Что это?

ГРАБ:

Разрезательный нож. Я не знаю — это Бург мне передал.

ГОЛОСА:

Ах, покажите, как это делается... Попробуйте этим... Чудно выйдет... Просим...

ПОЛКОВНИК:

Предатели!

СОН:

Тише, господа, тише. Сейчас, по-видимому, будет произнесена речь. Дорогой министр, вам придется сесть на мой стул, я вам могу дать краешек, ваше место теперь занято. Мне очень интересно, что он скажет.

ВАЛЬС:

Вниманье, господа! Я объявляю начало новой жизни. Здравствуй, жизнь!

ГЕРБ:

Встать?

ГРОБ:

Нужно встать?

ВАЛЬС:

Вы можете и сидя, и лежа слушать. (Общий смех.) Ах, как вы смешливы.

МИНИСТР:

Это они так, — от волнения. Нервы сдали... Я сам... Говорите, говорите.

ВАЛЬС:

Покончено со старым, затхлым миром! В окно времен врывается весна. И я, стоящий ныне перед вами, — вчера мечтатель нищий, а сегодня всех стран земных хозяин полновластный, — я призван дать порядок новизне и к выходам сор прошлого направить. Отрадный труд! Можно вас спросить, — я вашего имени не знаю...

ГРАБ:

Это Гриб.

ВАЛЬС:

Можно спросить вас, Гриб, почему вы держите на столе этот игрушечный автомобиль? Странно...

ГРИБ:

Я ничем не играю, вот могут подтвердить...

ВАЛЬС:

Так вы его сейчас спрятали под стол. Я отлично его видел. Мне даже показалось, что это именно тот, красный, с обитым кузовком, который у меня был в детстве. Где он? Вы только что катали его по столу.

ГРИБ:

Да нет, клянусь...

ГОЛОСА:

Никакой игрушки нет... Гриб не врет. Честное слово...

ВАЛЬС:

Значит, мне почудилось.

МИНИСТР:

Продолжайте, продолжайте. Ожидание вашего решения невыносимо.

ВАЛЬС:

Отрадный труд! Давно над миром вашим, — как над задачей, столько содержащей неясных данных, чисел-привидений, препятствий и соблазнов для ума, что ни решить, ни бросить невозможно, — давно я так над вашим миром бился, покуда вдруг живая искра икса не вспыхнула, задачу разрешив. Теперь мне ясно все. Снаряд мой тайный вернее и наследственных венцов, и выбора народного, и злобы временщика, который наяву за сны свои, за ужас ночи мстит. Мое правленье будет мирно. Знаю, — какой-нибудь лукавый умник скажет, что, как основа царствия, угроза — не то, что мрамор мудрости... Но детям полезнее угроза, чем язык увещеваний, и уроки страха — уроки незабвенные... Не проще ль раз навсегда запомнить, что за тень непослушанья, за оттенок тени немедленное будет наказанье, чем всякий раз в тяжелых книгах рыться, чтобы найти двусмысленную справку добра и мудрости? Привыкнув к мысли, простой, как азбука, что я могу строптивый мир в шесть суток изничтожить, всяк волен жить, как хочет, — ибо круг описан, вы — внутри, и там просторно, там можете свободно предаваться труду, игре, поэзии, науке...

Дверь распахивается.

ГОЛОС:

Господин Президент Республики!

Генералы встают, как бы идут навстречу и возвращаются, словно сопровождая кого-то, но сопровождаемый — невидим. Невидимого Президента подводят к пустому креслу, и по движениям Герба и министра видно, что невидимого усаживают.

МИНИСТР: (к пустому креслу).

Господин Президент, позволяю себе сказать, что вы пожаловали к нам весьма своевременно! За сегодняшний день, — полковник, придвиньте к Президенту пепельницу, — за сегодняшний день случилось нечто столь важное, что ваше присутствие необходимо. Господин Президент, по некоторым признакам приходится заключить, что мы находимся накануне государственного переворота, — или, вернее, этот переворот происходит вот сейчас, в этой зале. Невероятно, но так. Я, по крайней мере, и вот — комиссия, и... и, словом, все тут считаем, что нужно покориться, нужно принять неизбежное... И вот мы сейчас слушаем речь, — я затрудняюсь охарактеризовать ее, но она... но она, господин Президент, она — почти тронная!..

СОН:

Ну, Вальс, валяйте дальше. Я любуюсь вами, вы гениальны.

МИНИСТР:

Вот вы послушайте, господин Президент, вы только послушайте...

ВАЛЬС:

О, вижу я — вы жаждете вкусить сей жизни новой, жизни настоящей: вполне свободен только призрак, муть, а жизнь должна всегда ограду чуять, вещественный предел, — чтоб бытием себя сознать. Я вам даю ограду. Вьюном забот и розами забав вы скрасите и скроете ее, — но у меня хранится ключ от сада... Господин Президент, вы тоже не замечаете заводного автомобильчика, который эти господа пускают между собой по столу? Нет, не видите? А я думал, что, благодаря некоторой вашей особенности, вы как раз в состоянии заметить невидимое.

СОН:

Вальс, не отвлекайтесь. Все сидят абсолютно смирно, игрушки никакой нет. Мы слушаем вас. Кстати: как прикажете вас именовать?

ВАЛЬС:

Я не решил. Быть может, я останусь правителем без имени. Посмотрим. Я не решил и общего вопроса: какую дать хребту и ребрам мира гражданскую гармонию, как лучше распределить способности, богатства и силы государства моего. Посмотрим... Но одно я знаю твердо: приняв мою ограду и о ней — не позабыв, — но память передав в распоряженье тайное привычки, — внутри пределов, незаметных детям, мир будет счастлив. Розовое небо распустится в улыбку. Все народы навек сольются в дружную семью. Заботливо я буду надзирать, сверять мечту с действительностью плавкой, и расцветет добро, и зло растает в лучах законов, выбранных из лучших, когда-либо предложенных... Поверьте, — мне благо человечества дороже всего на свете! Если б было верно, что ради блага этого мне нужно вам уступить открытие мое, или разбить машину, или город родной взорвать, — я б это совершил. Но так пылать такой любовью к людям и не спасти слепого мира, — нет, как можно мне от власти отказаться? Я начал с вас, а завтра я пошлю всем прочим странам тоже приказанье, — и станет тихо на земле. Поймите, не выношу я шума, — у меня вот тут в виске, как черный треугольник, боль прыгает от шума... не могу... Когда ребенок в комнате соседней терзает нас игрою на трубе, как надо поступить? Отнять игрушку. Я отниму. Приказ мой для начала: весь порох, все оружье на земле навеки уничтожить, — до последней пылинки, до последней гайки, — все! Чтоб память о войне преданьем стала, пустою басней деревенских баб, опровергаемой наукой. Шума не будет впредь, а кто горяч не в меру и без суда желает проучить обидчика, пускай берет дубинку. Таким образом — вот декрет, которым я начинаю свое правление. Он послужит естественным основанием для всеобщего благоденствия, о формах коего я сообщу вам своевременно. Мне не хотелось бы снова упоминать о способностях телемора, а потому, почтенный Президент, было бы желательно, чтобы вы мне без лишних слов теперь же ответили, согласны ли вы немедленно приступить к исполнению моей воли?