Михаил Херасков - Собрание сочинений

Поэзия

МИХАЙЛО ХЕРАСКОВЪ

РОССIЯДА,

ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭМА. [1]

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВIЕ

Россiйское государство въ самыя отдаленныя времена, которыя намъ древнiе Историки извѣстными учинили, было сильно, сосѣдамъ страшно, многими народами уважаемо; оно ни единой Европейской державѣ славою, силою, изобилiемъ и побѣдами, по тогдашнему государствъ состоянiю, не уступало; а пространствомъ своимъ всѣ прочiя как и нынѣ, превосходило. Но послѣ великаго Князя Владимира разторженiе Россiи на разныя доли, удѣльныя княжества, междоусобiя, неустройства и властолюбiе размножившихся Князей, время от времяни силы ея истощать начинали; а наконецъ бѣдственному игу хищныхъ Ордъ поработили. Съ того времяни угасла прежняя Россiйская слава, и въ цѣломъ мiрѣ едва извѣстною учинилась; она подъ своими развалинами въ забвенiи близъ трехъ вѣковъ лежала. Сiе жалостное и позорное состоянiе, въ которое Россiю набѣги Татаръ и самовластiе ихъ погрузило; отторженiе многихъ княжествъ, прочими сосѣдами у ней похищенныхъ; неспокойство внутреннихъ ея мятежниковъ, вовсе изнуряющихъ свое отечество; сiе состоянiе къ совершенному паденiю ее наклонило. Зло сiе простерлось до времянъ Царя IОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА Перваго, вдругъ возбудившаго Россiю, уготовавшаго оную къ самодержавному правленiю, смѣло и бодро свергшаго иго Царей Ордынскихъ, и возставившаго спокойство въ нѣдрахъ своего государства. Но царство Казанское при немъ еще не было разрушено; Новогородцы еще не вовсе укрощенны были; сосѣдственныя державы должнаго уважения к Россiи еще не ощутили. Сiя великая перемѣна, въ какую сiе государство перешло изъ слабости въ силу, изъ уничиженiя въ славу, изъ порабощенiя въ господство; сiя важная и крутая перемѣна произошла при внукѣ Царском IОАННѢ ВАСИЛЬЕВИЧѢ Второмъ, который есть Герой сiя Поэмы.

И такъ не должно ли царствование IОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА Втораго поставлять среднею чертою, до которой Россiя, бѣдственнаго состоянiя достигнувъ, паки начала оживотворяться, возрастать и возвращать прежнюю славу, близъ трехъ вѣковъ ею утраченную? Когда вообразимъ въ мысляхъ нашихъ государство, совсѣмъ разстроенное, отъ сосѣдственныхъ державъ угнетенное, внутренними безпокойствами раздираемое, несогласiемъ многоначальства волнуемое, иновѣрцами порабощенное, собственными вельможами разхищаемое; когда все сiе вообразимъ, и представимъ себѣ младаго Государя, самодержавную власть прiемлющаго, сильныхъ и страшныхъ непрiятелей державы своей попирающаго, многоначальство обуздывающаго, мятежниковъ и въ нѣдрахъ отечества усмирившаго, отторженные соседами грады возвращающаго, и цѣлыя государства своему скипетру присовокупившаго; несогласiе и гордость бояръ укротившаго, благоразумные законы подающаго, воинство въ лучшiй порядокъ приводящаго: не почувствуемъ ли уваженiя толь великаго духа къ Государю? Таковъ былъ Царь IОАННЪ ВАСИЛЬЕВИЧЬ!

Иностранные писатели, сложившiе нелѣпыя басни о его суровости, при всемъ томъ по многимъ знаменитымъ его дѣламъ великимъ мужемъ нарицаютъ. Самъ ПЕТРЪ ВЕЛИКIЙ за честь поставлялъ въ мудрыхъ предпрiятiяхъ сему Государю послѣдовать. Исторiя затмѣваетъ сiянiе его славы нѣкоторыми ужасными повѣствованiями, до пылкаго нрава его относящимися: вѣрить ли толь несвойственнымъ великому духу повѣствованiямъ, оставляю Историкамъ на размышленiе. Впрочемъ безмѣрныя Царскiя строгости, по которымъ онъ Грознымъ поименованъ, ни до намѣренiя моего, ни до времяни, содержащемъ въ себѣ цѣлый кругъ моего сочиненiя, вовсе не касаются.

Воспѣвая разрушение Казанскаго царства, со властiю державцевъ Ордынскихъ, я имѣлъ въ виду успокоенiе, славу и благосостоянiе всего Россiйскаго государства; знаменитые подвиги не только одного Государя, но всего Россiйскаго воинства; и возвращенное благоденствiе: по чему сiе творенiе и Россiядою названо. Представляю младаго Монарха, лаврами учѣнчаннаго; сего Монарха, о которомъ и Г. Ломоносовъ въ краткой Россiйской Лѣтописи утверждаетъ, что сей Царь уже по смерти первой своей супруги Грознымъ учинился, и что неустройства Бояръ, на подобiе крутой бури, нравы его возмутили; чему должно было приключиться гораздо послѣ взятiя Казани. Прославляю совокупно съ Царемъ вѣрность и любовь къ отечеству служившихъ ему Князей, вельможей и всего Россiйскаго воинства. Важно ли сiе приключенiе въ Россiйской исторiи? Истинные сыны отечества, обозрѣвъ умомъ бѣдственное тогдашнее Россiи состоянiе, сами почувствовать могутъ, достойно ли оно Епопеи; а моя Поэма сiе оправдать обязана.

Издавая въ свѣтъ сей осьмилѣтнiй мой труд, нынѣ въ третiй разъ исправленный и во многихъ мѣстахъ дополненный, чувствую несовершенствы и недостатки онаго, въ сравненiи съ другими эпическими Поэмами. Слабо сiе сочиненiе, но оно есть первое на нашемъ языкѣ; а сiе самое и заслуживаетъ нѣкоторое извиненiе Писателю.

Повѣствовательное сiе творенiе разположилъ я на Исторической истиннѣ, сколько могъ сыскать печатныхъ и письменныхъ извѣстiй, къ моему намѣренiю принадлежащихъ; присовокупилъ къ тому небольшiе анекдоты, доставленные мнѣ изъ Казани бывшимъ начальникомъ Университетскихъ Гимназiй въ 1770 году. Но да памятуютъ мои Читатели, что какъ въ Эпической Поэмѣ вѣрности исторической, такъ в дѣеписанiяхъ Поэмы искать не должно. Многое отметалъ я, переносилъ изъ одного времяни въ другое, изобрѣталъ, украшалъ, творилъ и созидалъ. Успѣлъ ли я въ предпрiятiи моемъ, о томъ не мнѣ судить; но то неоспоримо, что Эпическiя Поэмы, имѣющiя въ виду своемъ иногда особливыя намѣренiя, обыкновенно по таковымъ, как сiя, правиламъ сочиняются.

Взглядъ на эпическiя поэмы

Въ Илiядѣ Гомеръ воспѣваетъ гнѣвъ Ахиллесовъ, за похищенiе его невольницы Бризеиды Царемъ Агамемнономъ, гнѣвъ толико бѣдственный Грекамъ и Пергаму; кровавыя битвы, пагубу осаждающихъ и пагубу осажденныхъ Троянъ. — Патроклъ, другъ Ахиллесовъ, убитъ Гекторомъ — онъ мститъ за своего друга — убиваетъ храбраго Гектора, и темъ Поэма оканчивается.

Въ Одиссеѣ воспѣто десятилѣтнее странствованiе Итакскаго Царя Улисса; возвращенiе его въ домъ свой и страшное избiенiе любовниковъ Пенелопиныхъ, которое Мнистерофонiей наречено.

Виргилiй въ несравненной Энеидѣ воспѣлъ побѣгъ Энеевъ изъ разоренной Греками Трои, прибытiе его в Карѳагену, любовь его с Дидоною, невѣрность его къ сей нещастной Царицѣ — Другой побѣгъ его въ Италiю, гдѣ убивъ Турна, сопрягается онъ с Лавинiею, невѣстою сего почтеннаго Князя.

Въ Погубленномъ раѣ важный Мильтонъ повѣствуетъ паденiе перваго человѣка, вкушенiе запрещеннаго плода, торжество дiявола, изгнанiе Адама и Эвы изъ рая за ихъ непослушанiе, и причину злополучiя всего человѣческаго рода.

Волтеръ начинаетъ свою Генрiяду убiенiемъ Генриха III, а оканчиваетъ обращенiемъ Генриха IV изъ одной Религiи въ другую — но прекрасные стихи его все дѣлаютъ обворожительнымъ.

Армида въ Тассовомъ Iерусалимѣ, прекрасная волшебница; Армида, есть душа сей неоцѣненной Поэмы; ея хитрости, коварства, ея островъ, ея нѣжности, ея самая свирѣпость по отбытiи Ренода, возхитительны — но не суть назидательны.

Пробѣжимъ Лузiяду Камуенсову и Фарзалiю Луканову. — Первая есть странствованiе Лузитанцовъ въ Африку, обрѣтенiе нѣкоторыхъ новыхъ земель — сказанiя и чудесности. Вся сiя Поэма есть пiитическое повѣствованiе, въ коемъ и самъ Поэтъ имѣлъ участiе. Но повѣствованiе, живою кистiю писанное, сладостное, привлекательное; это есть галлерея преизящныхъ картинъ, непорядочно разставленныхъ, но каждая изъ нихъ восхищаетъ, трогаетъ, удивляетъ, и въ память врѣзывается.

Фарзалiю многiе нарицаютъ Газетами, пышнымъ слогомъ воспѣтыми; но сiи Газеты преисполнены высокими мыслями, одушевленными картинами, поразительными описанiями и сильными выраженiями; въ ней воспѣта война Юлiя съ Помпеемъ; при всемъ томъ Поэма не докончана Пѣвцомъ своимъ, и не была исправлена.

Для тѣхъ сiе пишу, которые думаютъ, будто Эпическая Поэма похвальною пѣснiю быть должна. Эпическая Поэма заключает какое нибудь важное, достопамятное, знаменитое приключенiе въ бытiяхъ мiра случившееся, и которое имѣло слѣдствiемъ важную перемѣну относящуюся до всего человѣческаго рода — таковъ есть Погубленный рай Мильтоновъ; или воспѣваетъ случай, въ какомъ нибудь Государствѣ произшедшiй и цѣлому народу къ славѣ, къ успокоенiю, или наконецъ ко преображенiю его послужившiй — такова должна быть Поэма ПЕТРЪ ВЕЛИКIЙ, которую по моему мнѣнiю писать еще не время. Два великiе Духа принимались пѣть ПЕТРА ВЕЛИКАГО, Г. Ломоносовъ и Томасъ; оба начали — оба не кончили. —

Къ такому роду Поэмъ должно Генрiяду Волтерову — и мою Россiяду, не сравнивая однако слабое мое творенiе съ превосходною Эпопеею Волтеровою. — Горе тому Россiянину, который не почувствуетъ, сколь важную пользу, сколь сладкую тишину, и сколь великую славу прiобрѣло наше отечество отъ разрушенiя Казанскаго царства! Надобно перейти мыслями въ тѣ страшныя времяна, когда Россiя порабощена была Татарскому игу — надобно вообразить набѣги и наглости Ордынцовъ, внутрь нашего государства чинимые — представить себѣ Князей Россiйскихъ раболѣпствующихъ и зависящихъ отъ гордаго или уничижительнаго самовластiя Царей Казанскихъ — видѣть правителей Татарскихъ не только по городамъ, но и по всѣмъ селамъ учрежденныхъ, и даже кумировъ своихъ въ самую Москву присылающихъ, для поклоненiя имъ Князей обладающихъ — надобно прочесть внимательно всю исторiю страданiя нашего отечества, во время его порабощенiя Ордынцамъ — и вдругъ вообразить Россiю надъ врагами своими торжествующую, иго мучителей своихъ свергшую, отечество наше побѣдоносными лаврами увѣнчанное — и младаго Государя, прежнимъ своимъ законодателямъ кроткiе законы предписующаго. —