Сергей Орлов - Стихотворения Страница 10

1963

В автобусе

Косматый, рыжий, словно солнце, яОптимистичен до конца.Душа моя — огнепоклонница,Язычница из-под венца.Чем дело кончилось с татарами?Как мартом сарафан белен!Вдрызг реактивными фанфарамиИсполосован небосклон.Летят дюралевые каплиПо небу синему, свистя.Не так ли хлынет вниз, не так лиЛивнь реактивного дождя?Но вальсы, вальсы, только вальсы,Кружа, в динамике дрожат.Белеют на баранке пальцы,Темнеет у шофера взгляд.Весь голубой, как будто глобус,В никелированной росеЛетит размашистый автобусПо пригородному шоссе.Он в солнце, в первых лужах, в глине…Творится на земле весна,Как при Микуле и Добрыне,Как при Владимире, красна.И Лель сидит на косогореС кленовой дудочкой в зубах,И витязи торчат в дозоре,Щитами заслепясь в лучах.Мосты над реками толпятся,В бензинном дыме провода…И ничего не может статьсяС весной и Русью никогда.

1963

Два монолога

Нет расстоянья, нет пространства,И городов далеких нет.Нет гор, морей и ветра странствий,Есть стюардесса в цвете лет.Есть аэрон, бетон, динамик,Орущий джазом в вашу честь,Трап на пневматике, громамиНочь потрясенная окрест.Век, ты устроился неплохоИ позабыл, что час назадБыла перекладных эпоха,Карет, фрегатов и баллад.В цветной бетон и сталь закован,Неоном ледяным омыт,Исчислен, взвешен, зашифрован,И крайне замкнут, и открыт.Мой брат, мой враг, мой собеседникНад пластикатовым столомИ чашечкой «эспрессо» бледнымВ часу, неведомо каком,В глуши неведомой вокзальной,Откуда всё рукой подать:Березы, ледники и пальмы, —Что хочешь ты еще сказать?И знаки мудрости газетнойВосходят над твоим лицомС похожею на сказку сплетней,Как за щекою с леденцом.А синие глаза пустынны,И прядь сиреневых волос,Как дым весны и Хиросимы,Ответ рождает и вопрос.Век, я хочу с тобою споритьО смысле злобы и добра,Дышать зеленой солью моря,Пить спирт из фляги у костраИ быть еще сентиментальным,Как в дни фрегатов и карет,Медлительным необычайноСредь молний, стюардесс, ракет.

Чужие старые столицыВ рекламных ливнях слюдяныхЯ вспоминаю, словно лица,Пытаясь разобраться в них.Стеклом, бетоном, сталью, светомРазрублен мрак ночной и смят.Зимой, весной, в разгаре летаОни сверкают и горят.Но есть в их праздничности броскойТревога знобкая и грусть,Которую понять не просто,Но есть которая как груз.А в чем она, не скажешь сразу:В девчонках юных на углахИль в блеске бешеном показаВ самом уже запрятан страх?А может быть, всё это вкупеЗаключено в том и другом.Забудут, не наймут, не купятИли поверят, но с трудом?Гремят, ликуют и хохочут.Надменны, праведны, грешныИ на исходе жаркой ночиСосредоточенно грустныЧужие старые столицыУ синих рек и белых льдин,Большие памятные лицаДержав, столетий и равнин.

1963

Сосна

На белом, розовом, на синем,На голубеющем снегуЛежит сосна, роняя иней,Как бы споткнувшись на бегу.На сахарном снегу пластаясь,Вся зелена, вся золота,И в кроне, солнцем обливаясь,Звенит и рвется высота.Но от сравнения с солдатомЯ отрешиться не могу,Вот так споткнувшимся когда-то,Назад лет двадцать, на снегу.Ну что ж, перед годами темиЯ не стыжусь банальным быть.Лежит сосна.Не властно времяТого, что было, изменить.

1963

«Уходит в небо с песней полк…»

Уходит в небо с песней полкОт повара до командира.Уходит полк, наряжен в шелк,Покинув зимние квартиры.

Как гром, ночной аэродром.Повзводно, ротно, батальонноПостроен в небе голубомДесантный полк краснознаменный.

Там в небе самолетов след,Как резкий свет кинжальных лезвий,Дымок дешевых сигаретИ запах ваксы меж созвездий.

Пехота пó небу идет,Пехота в облаках как дóма.О, знобкий холодок высот,Щемящий,Издавна знакомый.

По тем болотам подо Мгой,Где мы по грудь в грязи тонулиИ поднимались над кугойНа уровне летящей пули.Смотрю, как мерзлую лозуПригнул к земле железный ветер,Стою и слушаю грозу,Как будто первый раз заметил,

Что подвиг, как бы он высок,Как ни был бы красив, — работа.И пахнет кирзою сапог,И звездами, и солью пота…

1963

«Я давно увидел в первый раз…»

Я давно увидел в первый раз,Как оно меня не ослепило,Чудо женское зеленых глаз,Где, когда, не помню, это было…

Два дождя качаются в зрачках,Две реки, два леса, две дороги.Неба два в лучах и облаках,Радуг двух слепящие чертоги.

С той поры прошла землей война.Государства в пепел рассыпались.Годы отгорели в дым до дна.Жизнь прошла, а вот они остались…

Я ее забыл. Я постарел.Женщина моя со мною рядомСредь своих забот, хлопот и делВзглянет вдруг каким-то странным   взглядом…

Два дождя стоят в ее зрачках.Две реки, два леса, две дороги,Неба два в лучах и облаках,Радуг двух слепящие чертоги.

1963

«Две крутых соболинки…»

Две крутых соболинкиНад рекой-синевой.С торжеством и грустинкойНизкий голос грудной.

Темным вишеньем спелымТронут маленький рот.Золотых, загорелыхПлеч покатый полет.

Словно вверх по ступеням,На тропе полевойС ней летит по коленямСиний ситец волной.

И встает и не сводитГлаз при встрече народ, —Словно юность проходит,Словно счастье идет.

1963

Земляк

С. Викулову

Мы редко с ним теперь встречаемся, —У каждого свои дела.Но все ж встречаемся, случается,Вдвоем садимся у стола.Не по желанью — по традиции,Как на Руси заведено,Мы балуемся не водицеюДистиллированною. Но…Как только «чтó» да «как» кончаются,Отодвигается хрусталь —И раздвигается, что чается,Что видится, — и глубь и даль.Он трет виски, он наклоняетсяИ курит, курит без конца.И тень, и свет, летя, сменяютсяНа резких линиях лица.И край, в котором уместиться быМогло с полдюжины державС их европейскими столицами,Определяется вдруг, ставТем настоящим, главным, истинным:И как живешь и как дела, —С чем исповедуются искренне,Ни боли не тая, ни зла.Над чем задумываясь, пробуютСебя, других и жизнь понятьПо счету по большому, строгому,Где не на кого зря пенять.А надо встретиться с причинамиТого, что плохо, что не так…Шумят поля, горит рябинамиИ подступает к сердцу тракт.Раскинулась в дождях и радугахПровинция лесов и рек,Печаля, сокрушая, радуя,Как личная судьба, — навек.Ах, эти встречи с другом досветла!Гора окурков. Поздний час,Наговоришься вроде досыта,А ляжешь — не смыкаешь глаз.

1963

На Волго-Балте

Моей деревни больше нету.Она жила без счета лет,Как луг, как небо, бор и ветер, —Теперь ее на свете нет.

Она дышала теплым хлебом,Позванивая погромком,К ней на рогах коровы небоНесли неспешно людям в дом.

Плывут над ней, взрывая воды,Не зная, что она была,Белы, как солнце, теплоходы,Планеты стали и стекла.

И дела нет на них, пожалуй,Уж ни одной душе живой,Что здесь жила, пахала, жалаДеревня русская век свой.

Детей растила, ликовала,Плясала, плакала, пила,С зарей ложилась и вставала,Гремя в свои колокола

Стогов, домов, хлевов, овиновВ богатый год и в недород.В чем невиновна, в чем повинна,Теперь никто не разберет.

Я до сих пор твой сын, деревня,Но есть еще двадцатый век, —Вывертывает он кореньяИ прерывает русла рек.

Что сделал он, то сам я сделал,Никто другой того не мог, —И этот лайнер снежно-белый,И всплывший дедовский пенек.

И я пройду по дну всю пойму,Как под водой ни тяжело.Я все потопленное помню.Я слышу звон колоколов.

А наверху, как плахи, пирсы,В ладонях шлюзов — солнца ртуть.Я с тем и этим крепко свыкся,Одно другим не зачеркнуть.

1963