Сергей Орлов - Стихотворения Страница 11

1963

На Волго-Балте

Моей деревни больше нету.Она жила без счета лет,Как луг, как небо, бор и ветер, —Теперь ее на свете нет.

Она дышала теплым хлебом,Позванивая погромком,К ней на рогах коровы небоНесли неспешно людям в дом.

Плывут над ней, взрывая воды,Не зная, что она была,Белы, как солнце, теплоходы,Планеты стали и стекла.

И дела нет на них, пожалуй,Уж ни одной душе живой,Что здесь жила, пахала, жалаДеревня русская век свой.

Детей растила, ликовала,Плясала, плакала, пила,С зарей ложилась и вставала,Гремя в свои колокола

Стогов, домов, хлевов, овиновВ богатый год и в недород.В чем невиновна, в чем повинна,Теперь никто не разберет.

Я до сих пор твой сын, деревня,Но есть еще двадцатый век, —Вывертывает он кореньяИ прерывает русла рек.

Что сделал он, то сам я сделал,Никто другой того не мог, —И этот лайнер снежно-белый,И всплывший дедовский пенек.

И я пройду по дну всю пойму,Как под водой ни тяжело.Я все потопленное помню.Я слышу звон колоколов.

А наверху, как плахи, пирсы,В ладонях шлюзов — солнца ртуть.Я с тем и этим крепко свыкся,Одно другим не зачеркнуть.

1963

Мой лейтенант

Как давно я не ходил в атаку!Жизнь моя идет в тепле, в тиши.Где-то без меня встают по знакуВ бой с позиций сердца и души.Нет, они не стерлись, как окопыНа опушке леса зоревой,Но давно уж к ним пути и тропыЗаросли житейской муравой,Жизнь прошла с тех пор —Не просто годы.А за ней, там, где огни встают,В сполохах январской непогодыВозле самой смерти на краю,Скинув молча полушубок в стужу,Лейтенант в неполных, двадцать лет,Я ремень затягиваю тужеИ сую под ватник пистолет.Больше ничего со мною нету,Только вся Россия за спинойВ свете догорающей ракетыНад железной башней ледяной.Вот сейчас я брошу сигарету,Люк задраю, в перископ взглянуЧерез окуляры на полсветаИ пойду заканчивать войну.Я ее прикончу вместе с дотом,Ближним и другим, в конце пути,На краю земли.Бело болото.Только бы его сейчас пройти.Страшно ли? А как же, очень простоС ревом треснет черная броня,И в глаза поток упрется жесткийБелого кипящего огня.Только чтó в сравнении с РоссиейЖизнь моя, —Она бы лишь былаС ливнями, с мальчишками босыми,С башнями из стали и стекла.Далеко-далёко, спотыкаясь,Черный танк ползет, как жук в снегу.Далеко-далёко, чертыхаясь,Лейтенант стреляет по врагу.А земля огромна, фронт безмерен,Лейтенант — песчинка средь огня.Как он там, в огне ревущем, веритВ мирного, далекого меня!Я живу в тиши, одетый, сытый,В теплом учреждении служу.Лейтенант рискует быть убитым.Я — из риска слова не скажу.Бой идет. Кончаются снаряды.Лейтенант выходит на таран.Я — не лезу в спор, где драться надо.Не простит меня мой лейтенант!Он не хочет верить в поговорку:Жизнь прожить — не поле перейти.Там друзья, там поровну махорка —Я ему завидую почти.Надо встать и скинуть полушубок,И нащупать дырки на ремне.Встать, пока еще не смолкли трубыВ сердце, как в далекой стороне.Далеко не все добиты доты.Время хлещет тяжко, люто, зло.Только бы сейчас пройти болото,Вот оно лежит белым-бело.Ох, как трудно сигарету бросить,Глянуть в окуляры лет — и в путь!Я один. Уже подходит осень.Может, он поможет как-нибудь?Добрый, как Иванушка из сказки,Беспощадный, словно сам Марат,Мой судья, прямой и беспристрастный,Гвардии товарищ лейтенант.

1963

«Кто был изобретатель колеса?..»

Кто был изобретатель колеса?Никто не знает. Все о нем забыли.В каком краю, когда он родился?Ни имени не помним, ни фамилии.А был изобретатель колеса.Оно в природе не существовало,Пока на белый свет не родилсяВеликий гений, неизвестный малый.Крыло в природе человек узрелИ рычагов машинных сочлененье,А он на мир не так, как все, смотрел,Без подражанья мыслил, без сравненья.Он смастерил однажды колесо,И покатилось колесо по свету,А он свернул, должно быть, сигаретуИ сам себе воскликнул: «Хорошо!».Ревели первобытные леса,На четырех ногах зверье бежало,Крылами птицы мяли небеса,Пока он щепочку жевал устало…Какие нынче в мире чудеса!Открытия! Им счета нет повсюду,Но все его технические чудаНи в чем не зачеркнули колеса.

1963

«И я ее искал, по свету ездил я…»

И я ее искал, по свету ездил яЗа тридевять земель, морей и рек.Красóты видел, но самой поэзииТак и не встретил, глупый человек.

…Дышало лето ливнями и грозами,Дымились реки, зрела тишина.На большаке с плакучими березамиМне повстречалась запросто она.

В своем краю, за речкою, не зá морем,Она мелькнула вдруг грузовиком,Плеснула песней, так, что сердце замерло,И опалила душу холодком.

За песней баб над громкими колесами,Растаявшей стремительно в пыли,Вечерками, страдою и покосамиОна открылась посреди земли.

Горячим хлебом обмолота первого,Кувшином потным на краю стола,Озерами с нетающими вербами,Луной морозной в зареве стекла.

Девчонкою босой, простоволосою,Забредшею во ржи, как василек,Она прошла под солнцем и под звездамиИ озарила запад и восток.

А было-то всего лишь — бабы ехали,Да песня, да обычный грузовик, —Но это оказалось ее вехами,И мир за ними встал и был велик,

Такой, что мне не рассказать, не высказать,Какой он есть, и только, может быть,Чтобы понять далекое и близкое,Жизнь надо просто заново прожить…

А я ее искал, по свету ездил яЗа тридевять земель, морей и рек,Красоты видел, но самой поэзииТак и не встретил, глупый человек.

И в землях тех она, видать, прописана.Но надо с ними жить и бедовать,Пот проливать под небом кипарисовым,Чтоб запросто в лицо ее узнать.

1963

Песня о мамонте

Вымирали мамонты на свете,Рыжие, огромные, в шерсти,И на всей земле, на всей планетеБыло некому по ним грустить.

Их никто не ел, никто не трогал их,Шерсть не стриг с них — зря она росла.Бивнями тяжелыми дорога ихСквозь века проложена была.

Были мамонты венцом творения,Сущего в то время на земли,Сильные и добрые, как гении,Только выжить все же не смогли.

То ли изменились вдруг условия,То ли жить мешала им среда,Только стала им земля — надгробием:Горы, долы, небо и вода.

Наступило некое столетие —Полегла царей природы рать.Каково ж в нем одному, последнему,Было жить? Не то что умирать!

Тучи шли косматые над чащами,И, оставшись на земле один,Их приняв за братьев уходящих,Затрубил косматый исполин.

Над лесами древними, дремучимиРокотала скорбная труба.Тучам что! Они ведь были тучами,Их не трогала его судьба.

Только эхо в дальних далях дрогнуло,Из-под ног рванулся зверь в кусты,Замерли цветы четверорогие, —Огляделся мамонт с высоты.

Жизнь вокруг вершилась непонятная:Волки, лисы, тигры, барсукиЖаркими в лесах мелькали пятнамиИ друг друга рвали на куски.

И тогда за тучами бегучими,Бросив благодатные края,Он пошел живой шерстнатой тучею,Чтоб не видеть сущего зверья.

Он пошел от них в пустыню белую,Как в изгнанье, за Полярный круг,Ничего не прыгало, не бегалоИ не мельтешило там вокруг.

Шел, питался вереском и веткамиИ дошел до тех равнин вдали,Только силы стали очень ветхими.В сон клонило. Был здесь край земли.

Океан гремел пустыми волнами,Солнца шар не мог подняться ввысь,Падал снег, как белое безмолвие.Уходила из-под сердца жизнь.

Лег он, к небу выставив точеныеБивни, не бывавшие в бою……Через сто веков его ученыеТак и отыскали в том краю.

Говорят, что, сытые и рослые,Живы братья мамонтов — слоны.Только мне бывает жалко до смертиМамонтовСредь белой тишины…

1963