Игорь Шкляревский - Дозорная ветка. Стихи и переводы Страница 10

Анатолий Гречанинов

Роют колодец

Колодец роют, глину копают —чистое все на себя надевают.Не ссорятся бабы, не курят мужчины,словно у роженицы за дверью —тихо!.. И холодом веют холстины,и с цвирканьем в желтую мокрую землювходит лопата, входит лопата,и разливается снежная мята.Внизу уже остается один —самый ловкий из сельских мужчин.И гонит он к солнцу бадью за бадьёйс заледенелой глубинной землей.Дядька упорно и долго копает,кто-то советы надумал давать,голос глухой из земли отвечает —просит земля болтуна помолчать.В деле от лишнего крика — беда —мутная будет в колодце вода.Все осторожнее надо копать —выход криницы нельзя прозевать.Струи ударят, заходят на дне —вот уже ведра ему по спине.Молча советчиков дядька ругает,вот он еще осторожней копает.Вдруг над притихшей нарядной толпойв небо торопится голос глухой:«Смотрите, браточки,браточки, пошла!»Сразу же в темную сырость стволаканули крики веселые: «Эй,эй, не зевай, шевелись веселей!»Хукает дядька на пальцы, копает,будто бы клад для себя добывает,ноги застыли, а все не беда —светлая будет в деревне вода!

Содружество

Максим Танк

Под мачтой

Когда на поле глухо, пусто,И холод выбелил траву,И ночью сердцу вторит грустноБессонный паводок во рту.

Когда дороги опустеют,А ветер северный сильней,И вдруг затянет одиссеюС крылатым табором гусей.

Люблю под взвихренной сосной,Как бы под мачтой золотой,Плыть на свидание с весною —И весь мой край плывет со мной…

«Все чаще покидают этот лес…»

Все чаще покидают этот лесМои ровесники — подоблачные сосны.Одни сгорели в пламени войныИль поднялись могильными крестами,Другие где-то шпалами гудят,Поскрипывают в хатах под ногами.

Я в этот лес все чаще прихожуПоговорить с молодняком шумливым.Под ним чернеют срезы старых пней,Как будто патефонные пластинкиС записанными голосами птиц,Ветров шумливых и дождей забытых.

Я в старых соснах чувствую себяСосной, пораненной воспоминаньем,Когда живицей вытекает песня.

Делянка

Долго на делянкеВдыхаю свежестьСмолы, коры, опилок, щепок.В любую погодуЯ слышу здесьШум отшумевших деревьев,Голос кукушки,Воркование витютюней.И углубляюсь в такую чащу,Откуда возвращает только голос:— Куда ты пропал?..Меня за смертью лучше посылать,А не за дровами,Если хотите,Чтоб закипела бульба.

После снегопада

На желтое-желтое жниво,На серую-серую землю,На синюю-синюю озимь,На темную-темную пущуЛег белый-белый снег.

Почему же он не завеялДорогу к твоей хате,Твоих следов у колодца,Твоего веселого смеха,Давних моих надежд!

Максим Лужанин

Василек

Ад родных нiŷ, ад роднай хаты

У панскi двор дзеля красы

Яны, бяздолныя, узяты

Ткаць залатыя паясы.

Я долго жил в стране чужой,жил молчаливо и сурово,и был я счастлив всей душойродимое услышать слово.

Когда ж в словесной толкотнекорней не находил исконных,тогда в деревьях и в травеискал я близких и знакомых.

Кусты ракиты примечал,они по-нашему шумели,на облаках домой писал,как только к нам они летели.

Мелькали пустыри, поля,но где бы мы не колесили,не показала мне земляцветок веселый, синий-синий.

Мне скажут: «Сорная трава».Все понимаю, разумею,его из жита вырывал,а вот из сердца — не умею.

В льняной поэме давних днейцветок светящийся и тихий,ты — память родины моей,бессмертный труд ее ткачихи.

Рояль

Пас коров и на зорьке весенней поройразлучал я пахучую ветку с корой.Осторожно прорежешь в коре голосник,словно сердце поставишь — рождается крик!

Оживала свистелка в ребячьих губах,шлях надежды мои на тяжелых горбахколыхал. Опьяняла сырая кораи в большую дорогу звала со двора.Но все чаще в наивную эту дудуговорила святая душа про беду.

А сегодня вернул меня в дальнюю дальнаш, борисовской марки, нарядный рояль.И мальчишка нарядный почти утонулв блеске черного лака и в рокоте струн.Он до крайних басов дотянуться не смог,и на миг померещился мне пастушок.…Там метелица в поле кружила-мела,там Левониха глазом поблескивала,а отец умирал и о чем-то просил,но слова досказать уже не было сил.

Как же этот мальчишка сквозь ноты-кустывывел песенку чистую из темноты?Да еще отгадал, красотой окрылен,чем сегодня живу…   Мой нижайший поклонперед полной душой,перед чуткой рукой,перед елью,чей голос сквозь дальнюю даль,как в родное гнездовье,   вернулся в рояль.

Деревянная резьба

Хлебопашец за сохоюшел своей полоской клятой,бился до ночи с землею,надрывался вместе с клячей.

Дядька сеет — черти весят —бесполезная работа,у скотинки шкура лезет,да и сам ослеп от пота.

Как же сбить беду со следа?Обошелся без поклона,потрудился до рассвета,выпилил коней из клена!

Хороши лошадки — в теле.Но! — вскричал мужик довольный,на стреху они взлетели,понеслись за вольной долей.

Победил забвенье мастер,слышно даже и сегодня,как бежит, летит за счастьемдеревянная погоня.

Дождь. Апрель, 1946

Такие страшные столбыогня стояли,что божий день от ночи мыне отличали.

По черепичной крыше дрожьбежала к Эльбе.И мучил нас апрельский дождь —весна, капели…

Добрался дождичек до нас,засек балкончики спрашивает в сотый раз —когда закончим?

Войну заканчивай, солдат!Взошла пшеница.Сегодня-завтра в аккуратначнет куститься…

Нарочанские наброски

Луга в ромашке — белые,равнины — нивы спелые,   пьет синеву земля!И столько в небе чистоты,и столько в мыслях высоты,   что снова молод я!

Пути мои неровные,заботы лета — кровные,с утра на поле трудишься,заснешь — трудом любуешься —   приехал в самый раз!За рыжиком — по вереску,за рыбиной — по бережку,   за словом — в добрый час!

Под деревушкой Купою,где черт худел над ступою   в далекие года,дожди, как кони, тупали,и рвались под Лынтупами   речушек повода.Мелькали перегонамигрозы цистерны полные —   светлели небеса,прогромыхав за хатами,прощальными раскатами   на убыль шла гроза.

А зорька в платье розовом,в косынке голубойпродрогла под березою,промокла под сосной.

Совсем, как ты со мной!

Опять мы синим верескомидем в любимый бор,ведем с бездонной вечностьюбезмолвный разговор.

Сосновые иголочкигорят в косе густой,играет сполох солнечный,как гребень золотой.

Нам весело и холодно,помолодела кровь,и солнечное золотов душе смеется вновь!

«Где-то с молнией ссорится гром…»