Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений Страница 10

И – кобылицею на воле -

Балькис, в гирляндах центифолий,

На нем волшбит колоду карт.

Ланитный алый бархат смугл,

И губы алчущие пряны…

Глаза – беспочвенные страны,

Куда – ни слон, ни конь, ни мул…

Омиррен палевый шатер,

И царь, омгленный ароматом,

От страсти судорожно-матов,

К царице руки распростер…

Менкера, евнух женофоб,

Бледнеет желтою досадой…

А в окна льется ночь из сада -

Черна, как истый эфиоп.

И вот несет уже кувшин

С водой душистою Алави…

И Суламифь, в истомной славе,

Ждет жгучей бездны, как вершин…

3. В Эфиопии

Олунен ленно-струйный Нил,

И вечер, взяв свое кадило,

Дымит чешуйкам крокодила,-

Он сердце к сердцу заманил.

Печален юный Валтасар.

Трепещут грезы к Суламите…

На звезды смотрит он: “Поймите

Мою любовь к царице чар!”

Он обращается к Кандас:

“Пойми, Балькис меня отвергла,

И прогнала меня, как негра,

Насмешкою маслинных глаз!..”

Тиха терраса у реки,

Спят Сембобитис и Менкера.

Завоет в роще пальм пантера,

Завьются змеи в тростники,-

И снова тишь. Тоской объят,

Царь погружается в безгрезье…

Склонился ангел в нежной позе,

Твердит, что вымышлен Сабат…

Все это – сон, мечта, каприз…

Извечный вымысел вселенский…

…В стране Сабат царь Комагенский

Берет горящую Балькис!

1911

ГОРОДСКАЯ ОСЕНЬ

Как элегантна осень в городе,

Где в ратуше дух моды внедрен!

Куда вы только ни посмотрите -

Везде на клумбах рододендрон…

Как лоско матовы и дымчаты

Пласты смолового асфальта,

И, как корректно-переливчаты

Слова констэблевого альта!

Маркизы, древья улиц стриженных,

Блестят кокетливо и ало;

В лиловом инее – их, выжженных

Улыбкой солнца, тишь спаяла.

Надменен вылощенный памятник

(И глуповат! – прибавлю в скобках…)

Из пыли летней вынут грамотник

Рукой детей, от лени робких.

А в лиловеющие сумерки,-

Торцами вздорного проспекта,-

Зевают в фаэтонах грумики,

Окукленные для эффекта…

Костюм кокоток так аляповат…

Картавый смех под блесткий веер…

И фантазер на пунце Запада

Зовет в страну своих феерий!..

1911

ОСКАР УАЙЛЬД

АССО-СOHEТ

Его душа – заплеванный Грааль,

Его уста – орозенная язва…

Так: ядосмех сменяла скорби спазма,

Без слез рыдал иронящий Уайльд.

У знатных дам, смакуя Ривезальт,

Он ощущал, как едкая миазма

Щекочет мозг, – щемящего сарказма

Змея ползла в сигарную вуаль…

Вселенец, заключенный в смокинг дэнди,

Он тропик перенес на вечный ледник,-

И солнечна была его тоска!

Палач-эстет и фанатичный патер,

По лабиринту шхер к морям фарватер,

За красоту покаранный Оскар!

1911

ГЮИ ДЕ МОПАССАН

СОHET

Трагичный юморист, юмористичный трагик,

Лукавый гуманист, гуманный ловелас,

На Францию смотря прищуром зорких глаз,

Он тек по ней, как ключ – в одебренном овраге.

Входил ли в форт Beaumonde,[5] пред ним спускались

флаги,

Спускался ли в Разврат – дышал как водолаз,

Смотрел, шутил, вздыхал и после вел рассказ

Словами между букв, пером не по бумаге.

Маркиза ль, нищая, кокотка ль, буржуа,-

Но женщина его пленительно свежа,

Незримой, изнутри, лазорью осиянна…

Художник-ювелир сердец и тела дам,

Садовник девьих грез, он зрил в шантане храм,

И в этом – творчество Гюи де Мопассана.

1912. Апрель

ПАМЯТИ АМБРУАЗА ТОМА

СOНET

Его мотив – для сердца амулет,

А мой сонет – его челу корона.

Поют шаги: Офелия, Гамлет,

Вильгельм, Реймонд, Филина и Миньона.

И тени их баюкают мой сон

В ночь летнюю, колдуя мозг певучий.

Им флейтой сердце трелит в унисон,

Лия лучи сверкающих созвучий.

Слух пьет узор ньюансов увертюр,

Крыла ажурной грацией амур

Колышет грудь кокетливой Филины.

А вот страна, где звонок аромат,

Где персики влюбляются в гранат,

Где взоры женщин сочны, как маслины.

1908

НА CMEPTb МАССНЭ

Я прикажу оркестру, где-нибудь в людном месте,

В память Масснэ исполнить выпуклые попурри

Из грациоз его же. Слушайте, капельмейстер:

Будьте построже с темпом для партитур -

“causerie”![6]

Принцем Изящной Ноты умер седой композитор:

Автор “Таис” учился у Амбруаза Тома,

А прославитель Гете, – как вы мне там ни грозите,-

Это – король мелодий! Это – изящность сама!

Хитрая смерть ошиблась и оказалась не хитрой,-

Умер Масснэ, но “умер” тут прозвучало, как “жив”.

Палочку вверх, маэстро! Вы, господа, за пюпитры!-

Мертвый живых озвучит, в творчество душу вложив!

Веймарн

1912. Август

III. ЗА СТРУННОЙ ИЗГОРОДЬЮ ЛИРЫ

ИНТРОДУКЦИЯ

ТРИОЛЕТ

За стрункой изгородью лиры

Живет неведомый паяц.

Его палаццо из палацц -

За струнной изгородью лиры…

Как он смешит пигмеев мира,

Как сотрясает хохот плац,

Когда за изгородью лиры

Рыдает царственный паяц!..

1909

НЕРОН

Поверяя пламенно золотой форминге

Чувства потаенные и кляня свой трон,

На коне задумчивом, по лесной тропинке,

Проезжает сгорбленный, страждущий Нерон.

Он – мучитель-мученик! Он – поэт-убийца!

Он жесток неслыханно, нежен и тосклив…

Как ему, мечтателю, в свой Эдем пробиться,

Где так упоителен солнечный прилив?

Мучают бездарные люди, опозорив

Облик императора общим сходством с ним…

Чужды люди кесарю: Клавдий так лазорев,

Люди ж озабочены пошлым и земным.

Разве удивительно, что сегодня в цирке,

Подданных лорнируя и кляня свой трон,

Вскочит с места в бешенстве, выместив в придирке

К первому патрицию злость свою, Нерон?

Разве удивительно, что из лож партера

На урода рыжего, веря в свой каприз,

Смотрят любопытные, жадные гетеры,

Зная, что душа его – радостный Парис?

Разве удивительно, что в амфитеатре

Все насторожилися и задохся стон,

Только в ложе кесаря появился, на три

Мига потрясающих, фьолевый хитон?

1911

СОНЕТ

Я коронуюсь утром мая

Под юным солнечным лучом.

Весна, пришедшая из рая

Чело украсить мне венцом.

Жасмин, ромашки, незабудки,

Фиалки, ландыши, сирень

Жизнь отдадут – цветы так чутки!-

Мне для венца в счастливый день.

Придет поэт, с неправдой воин,

И скажет мне: “Ты быть достоин

Моим наследником; хитон,

Порфиру, скипетр – я, взволнован,

Даю тебе… Взойди на трон,

Благословен и коронован”.

1908

ИЗ АНРИ ДЕ РЕНЬЕ

БОГИ

Во сне со мной беседовали боги:

Один струился влагой водорослей,

Другой блестел колосьями пшеницы

И гроздьями тяжелыми шумел.

Еще один – прекрасный и крылатый

И – в наготе – далекий, недоступный;

Еще один – с лицом полузакрытым;

И пятый бог, который с тихой песней

Берет омег, анютины глазенки

И змеями двумя перевивает

Свой золотой и драгоценный тирс.

И снились мне еще другие боги…

И я сказал: вот флейты и корзины,

Вкусите от плодов моих простых,

Внимайте пенью пчел, ловите шорох

Смиренных ив и тихих тростников.

И я сказал: – Прислушайся… Есть кто-то,

Кто говорит устами эхо где-то,

Кто одинок на страже шумной жизни,

Кто в руки взял двойные лук и факел,

Кто – так непостижимо – сами мы…

О, тайный лик! Ведь я тебя чеканил

В медалях из серебряной истомы,

Из серебра, нежнее зорь осенних,

Из золота, горячего, как солнце,

Из меди, мрачной меди, точно ночь.

Чеканил я тебя во всех металлах,

Которые звенят светло, как радость,

Которые звучат темно и глухо,

Звучат – как слава, смерть или любовь.

Но лучшие – я мастерил из глины,

Из хрупкой глины, серой и сухой…

С улыбкою вы станете считать их

И, похвалив за тонкую работу,

С улыбкою пройдете мимо них…

Но как же так? но что же это значит?

Ужель никто, никто из нас не видел,

Как эти руки нежностью дрожали,

Как весь великий сон земли вселился,

Как жил во мне, чтоб в них воскреснуть вновь?

Ужель никто, никто из нас не понял,

Что из металлов благостных я делал

Моих богов, и что все эти боги

Имели лик того, всего святого,

Что чувствуем, угадываем тайно

В лесу, в траве, в морях, в ветрах и в розах,

Во всех явленьях, даже в нашем теле,

И что они – священно – сами мы!..

1910. Февраль

ПОЭЗА О СОЛНЦЕ, В ДУШЕ ВОСХОДЯЩЕМ

В моей душе восходит солнце,

Гоня невзгодную зиму.

В экстазе идолопоклонца

Молюсь таланту своему.

В его лучах легко и просто

Вступаю в жизнь, как в листный сад.

Я улыбаюсь, как подросток,

Приемлю все, всему я рад.

Ах, для меня, для беззаконца,

Один действителен закон:

В моей душе восходит солнце,

И я лучиться обречен!

1912. Май

ГРЕЗОВОЕ ЦАРСТВО

Я – царь страны несуществующей,