Эварист Парни - Война богов Страница 11

Дар нравиться, способность просвещать,

Искусства, ум нельзя у нас отнять;

Там - Грации, Амуры, Игры, Смехи.

Не будет это худшей из невзгод!

Людское нас спасет непостоянство.

Когда-нибудь врагам придет черед

Освободить небесные пространства.

Освистаны, осмеяны, шуты

Уйдут, забрав и гвозди, и кресты.

Пристанище себе, всего скорее,

Они найдут в каком-нибудь музее".

Покуда он пророчествует так,

Раздался крик: "Тревога! Христиане!"

Они идут на приступ натощак,

Победа им обещана заране.

Добр, но суров, архангел Михаил

Передовых подхлестывает пыл;

Христос, в тылу устроясь безопасно,

Войскам своим вещает сладкогласно.

"Смелей, вперед! Сейчас мы победим,

Крест на Олимпе ихнем водрузим!

Дрожать от страха воинам негоже.

Ничем вы не рискуете, друзья.

Нас разобьют, по-вашему? Так что же?

Не бойтесь ран! От них, ручаюсь я,

Вы умереть не сможете вторично!"

Его витийство, голос мелодичный

Уверенность трусливым придают.

Зажмурившись, вперед они бредут,

До стен дошли и приступ начинают.

Их копьями и стрелами встречают.

Готова и кипящая смола,

И дротики, и с углями жаровни,

Гвоздями сплошь утыканные бревна,

Каменья, кучи битого стекла...

Расплавленный свинец потоком льется

О, сколько тут проклятий раздается,

Как много тут расшибленных голов,

Ослепших глаз и выбитых зубов,

Носов разбитых, членов поврежденных.

Власов и крыльев, начисто сожженных!

Сражение увидев, Дух святой

Внезапное почуял вдохновенье

И заявил: "Сложу я песнопенье,

Чтоб ангелы рвались отважно в бой".

Х р и с т о с

Вот глупости! На облако напрасно

Взмостились вы. В резне такой ужасной

Услышат ли дрожащий ваш фальцет?

Не думаю. Скорей всего, что нет.

К чему экспромт, когда идет осада?

Б о г-о т е ц

Мой сын, ты прав. Псалмов пока не надо!

Победу одержав, мы их споем.

Д у х с в я т о й

Ну, в правоте я вашей не уверен.

Б о г-о т е ц

Я не учен, таиться не намерен.

Ведь люди, в неразумии своем,

Распределить решили все по вкусу:

Ученость - вам, а кротость - Иисусу.

А что же мне? Одна лишь борода,

Да прозвище "отец". Ну, не беда,

Спасибо и на этом! Ведь красива,

Неправда ль, борода моя на диво?

Х р и с т о с

Зачем вы, отче, гневаетесь так?

Б о г-о т е ц

Я гневаюсь? Вам кажется! Пустяк!

Коль взять в расчет и триединство бога,

То сам себя я критикую строго.

Покуда этот спор происходил,

Осада началась, согласно правил.

Вот лестницу уж кто-то притащил

И к башне угловой ее приставил.

Кто будет первым? - "Лезь, апостол Павел!"

"Лезь ты!" - "Нет, нет!" - "А ты?" - "Я не решусь,

Боюсь смолы". - "Я тумаков боюсь".

"Я - оплеух". Друг друга все ругают,

Все в трусости друг друга упрекают.

Тут Христофор является святой,

Широкоплеч и кривоног - такой,

Каким его в церквах изображают.

Благочестивым рвеньем он пылал,

Христа когда-то на спине таскал.

На лестницу он первым взгромоздился,

За ним десяток ангелов пустился.

И вот уж ухватился за зубец

Поднявшийся на башню удалец...

Увидел Марс его и разъярился

Ряд статуй стены замка украшал;

Он к собственному бюсту подбежал,

Без сожаленья мощною рукою

Его от пьедестала оторвал

И, высоко подняв над головою,

Вскричал, смеясь: "Как видите, друзья,

Не пощадил своей персоны я;

Пусть каждый точно так же поступает!"

Бюст Христофору в брюхо попадает...

Сшиб остальных в падении своем

Святой толстяк, отделавшись испугом.

Сорвавшись со ступенек друг за другом,

Они летят на землю кувырком.

Неподалеку Азаил сражался,

Но и ему, увы, не повезло:

Лишь только он на парапет взобрался

Нептун его хватает за крыло.

Заверещал от страха ангел хилый,

Взмолиться о пощаде он готов.

Но, раскачав его что было силы,

Нептун кидает труса прямо в ров.

Силач Самсон ужасно рассердился.

Он, подбоченясь, встал перед стеной,

Подпер ее могучею спиной

И расшатать довольно долго тщился.

Свой толстый зад библейский великан

Употребил при этом, как таран.

Крепка стена; и, побледнев с досады,

Возобновил усилия Самсон.

Зависит от него успех осады...

Толкает, бьет и ударяет он,

И градом пот с лица его струится.

Алкид ему с усмешкою кричит:

"Иль отросла уже твоя косица,

Скажи-ка мне, давно ты не был бит?

Остерегись, не лопни от натуги!

Стена-то, вишь, покрепче той лачуги,

Что ты тогда сумел разрушить... Да-с,

Далеко филистимлянам до нас!

Ну, надрывайся, раз тебе охота.

Увидишь - ни к чему твоя работа".

Поблизости от них костер горел,

И в нем пылала ветка тамариска.

Эй, берегись, Самсон, опасность близко!

Взять головню твой давний враг успел

С той головней приятно ли столкнуться?

Не удалось еврею увернуться,

Вмиг занялся его святой хохол,

Вот он сгорел; остался череп гол.

Как наш герой даст Геркулесу сдачи?

Он походил до этой неудачи

На племенного сильного быка,

На жеребца, или на петушка.

Все трое, как известно, горделивы,

И горячи, и резвы, и драчливы...

Однако же, едва у горемык

Отрежут то, в чем корень их задора

Куда весь пыл девается? Где бык?

Увы, в вола он превратится скоро.

Где жеребец? Где петушок-драчун?

На месте их - откормленный каплун

И жалкий мерин, то-есть просто кляча,

Став робкими, сбавляют быстро тон.

Похож на них стал бедный наш Самсон,

Когда его постигла неудача.

Слабеет явно христиан напор,

В защиту переходит нападенье.

Язычники, напротив, с этих пор,

Утроивши свое сопротивленье,

Дрались, как бешеные, в исступленье,

Как храбрецы, как боги, наконец.

Богини им ни в чем не уступали,

И со стены в противников бросали

Все, чем богат и славен был дворец,

Что попадало под руку: подушки,

Из золота литые безделушки,

Цветочные горшки и зеркала,

Сосуды из металла и стекла,

Горшки ночные (было их немало),

Старательно наполнив их сначала.

Когда б Навин, наитьем осенен,

Не вспомнил, как был взят Иерихон,

Верх взяли бы язычники, быть может.

"Концерт в еврейском духе, - молвил он,

Проклятую их крепость уничтожит.

Сюда, левиты, воины, жрецы

Израильские, храбрые певцы

И музыканты, что во время оно

Разрушили оплот Иерихона!"

И вот оркестр невиданный готов:

Собранье инструментов всех сортов.

Трещотки, флейты, бубны, барабаны,

Литавры, и кимвалы, и тимпаны,

Тромбоны, скрипки, трубы без числа,

Кларнеты, дудки и колокола,

Рога, котлы, подносы и кастрюли...

Приготовленья эти ужаснули

Всех осажденных; ждут они чудес.

Вот начали: кто по дрова, кто в лес.

Язычники, хоть уши и заткнули

Услышали пиликанье смычков.

Тут раздается новая команда:

Их угощают яростным сфорцандо.

А слух, известно, нежен у богов

И резала его невероятно

Та музыка (для нас она приятна).

Затем Навин ввел в действие басы,

Вопившие на разные гласы.

Умножив какофонию стократно,

Одни из них тянули ноту "соль",

Другие - "ре", а третьи - "си бемоль",

И слушателей этим доконали.

Они пытались пенью помешать,

Попробовав врагов перекричать,

Но певчие лишь пуще заорали.

Бранясь вовсю, чрез несколько минут

Защитники покинули редут.

И Бог-отец в воинственном задоре

Вскричал: "Победа полная близка!

Побеждены ударами смычка!

Погромче, братцы! Мы увидим вскоре,

Как рушатся высокие валы

Сей крепости... Они прочней скалы,

Но упадут, язычникам на горе.

Сейчас дворец повалится с горы.

Погромче! Весь Олимп - в тартарары!"

Но дело обошлось гораздо проще.

Четыре храбреца, которых в роще

Забрали в плен, храпели мертвым сном.

Очухавшись, придя в себя немного,

Припомнили пьянчуги со стыдом

Все шалости свои, томясь изжогой.

Раскаянье, негодованье, страх

Заставили их покраснеть впотьмах.

Душили Исраила гнев и злоба;

Ругаться начал Иоанн в сердцах;

Гвенолий же и Карп святитель - оба,

Пав на колени, каются в грехах,

Исправиться отныне обещают;

Затем они кидаются стремглав

И, с тыла на язычников напав,

Ударами их в гневе осыпают.

Охрану сняв и к запертым вратам

Пробившись, их немедленно открыли

Они своим удачливым друзьям,

Которые нестройно голосили.

Ломали боги голову себе,

Как уцелеть в неравной сей борьбе:

Они уже на грани пораженья.

Юпитер средь всеобщего смятенья

Благоразумье все же сохранил

И воинам спокойно заявил:

"Да, их взяла... В моем дворце отныне