Аля Кудряшева - Открыто: Стихотворения Страница 12

Vivos voco, но воздух стынет, дождь - снежинками на руке, кислый привкус дурной латыни затихает на языке.

Ухожу в полукружье арок, на часах без шшуты шесть. Homo homini есть подарок, вкусный текст и мягкая шерсть.

Ночь прошла, только кто заметил, день пришел - не пойму, за кем. Я похожа на старый ветер, заблудившийся в рюкзаке.

Ты будешь шкипером, боцманом, черт-те кем,ты там, где над головой паруса дрожат,ты будешь ходить, командовать, спать в теньке,курить, ворчать, потягивать оранжад,ты будешь таким прекрасным - что хоть рисуй.Смеешься, бродишь, держишься молодцом…Я буду дубовой женщиной на носу.С облезлым от соленой воды лицом.

В миру, говорят, октябрь - какая чушь.Плывем - отставить слякотный произвол,точней, это ты плывешь, а вот я - лечу,касаясь горячей грудью прозрачных волн.И с этих пор, с расширенных влажных порна темной коже моих деревянных рукне примет наш корабль самый дальний порт,не встретит нас в порту самый лучший друг,

не грянет в нашу честь всепланетный гимн,не шепчет наше имя жара в песках.Я вижу: утро входит в рассвет нагим -выходит в теплой пене и лепестках,Я вижу ветер, греющийся в воде,я вижу время, спящее в глубине,Я вижу все ничто, никуда, нигде,все то чужое, дальнее, не при мне,

мне мастер сделал губы теплей луныи волосы мягче чаячьего пера,и я боюсь свободы и тишины,и я хочу проснуться живой с утра,и я живу - без всякой на то волшбы,как жить могла бы там, на земле, в Москве.Но, знаешь, ты меня обрекаешь быть,спасибо тебе, да будь ты проклят, мой свет.

Да будь ты проклят за эту морскую твердь,за руки, приколоченные к бортам,за то, что я теперь не могу не петь,а там могла - я столько могла бы там!Спасибо сказать? Спасибо, в душе темно,ни вверх, ни вниз, на уровне - так держать.Да будь ты проклят за то, что я стала мной.Кури. Ворчи. Потягивай оранжад.

А если кто-то напишет, что любит осень, - не верь им, это неправда, пусть даже в книжке с прохладными и ласковыми листами. Не зря ведь все-таки я много лет торговка, я знаю, что люди на самом-то деле любят - они любят яблоки, кошек и фантазеров - они покупают книги, в которых пишут, что кто-то такой особенный - любит осень.

А я стою - все знают - у перекрестка, перед лотком, сиюящим, будто лампа очередного глупого Аладдина, там все лежит - и нужное, и не очень, поскольку все все равно выбирают кошек и яблоки, остальное тревожит глаз и чуточку греет душу - ну так, реклама, двигатели торговли. Меня узнать несложно - я в длинной юбке, раскрашенной сиреневыми цветами, и в темной блузе, строгой, как глаз грифона. И справа белый шрам на моей ладони: увидишь руку - сразу его заметишь. А ты ридишь, ты же хотел котенка. Сейчас на мне еще серо-белый свитер, таких теперь нигде уже не увидишь, а раньше все носили - овечьей шерсти, как раз подходит к этой сырой погоде, в нем не простынешь, будешь здоровым, сильным, давай пять злотых - будет тебе и свитер.

А если кто напишет, что любит осень, что жить не может без дождевой прохлады, без серых капель, бьющихся на асфальте, как миллионы выброшенных сердечек, скажи ему, что скоро настанет лето, - посмотришь, как он скептически улыбнется - какое скоро, нам до зимы дожить бы. Пойми, что просто лето любить не модно - понятно, для чего оно людям нужно, - а осень - тут просторы для размышлений.

Сейчас скажи, что ты-то как раз из этих, мыслителей, гуляющих без накидок по глинистым размытым дорожкам парка, возвышенное лицо поднимая к небу, и портящих отличнейшую бумагу. Скажи, что ты за осенью и явился, за настоящей осенью, без изъяна, без суеты машин, городского гула, за чистой осенью, лучшим ее экстрактом. Давай пять злотых - будет тебе и осень.

Смотри сюда - вот видишь, стоят деревья, на них вороны, где-то бредет собака, и ноги ее скользят по размокшей глине, собака воет глухо и как-то хрипло, попробуй-ка погулять в этой мокрой шерсти. А вот окно, на нем помутнели стекла и видно плохо, только лишь силуэты, но пахнет кофе, значит, хозяин дома. А вот две улицы, два карандашных взмаха, асфальт в пупырышках, будто бы у асфальта замерзли руки - держать на весу все это. А вот, смотри, фигурка в широкой юбке, вокруг нее сияют осколки стекол, какой-то мусор, елочные игрушки, пахучий вереск, глупые безделушки, и яблоки грудой розовой под прилавком. Вот это осень - осень на самом деле, простая осень стареющей глупой ведьмы, бери ее, потом приходи - добавлю.

Но ты не хочешь, хочешь своей, родимой, чтобы ее по капле протяжно выпить и чтоб она растворилась в бродячьем сердце. Так не бывает, милый, так не бывает. Бывают яблоки, кошки и погремушки, для всех, для каждого, сколько кому угодно. А осень - видишь, никто и не покупает. Растят свою, в кармане дырявом носят и согревают в мокрых своих ладонях. А впрочем - ты не слушай, старуха бредит, ведь ты же помнишь, люди не любят осень. Давай свой злотый, яблок тебе насыплю, румяных яблок, даже в ладонях - сладких.

Иди отсюда, милый, не мучай бабку, пора уже сворачивать самобранку, а завтра можешь прийти, подарю котенка. Оставь, оставь себе свои золотые.

А ветер вешал звезды на сером небе, и пять из них случайно упали наземь, пять золотых лежат на сыром асфальте, пять золотых, кленовых. Согрей в ладонях.

Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами -ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой,никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков.Пляшет день в окне высоком, башенка скрипит резная,ты живепгь в своей осоке и никто тебя не знает,флюгер в облаках ютится, хоть бы на минуту замер,в башне обитает пища с удивленными глазами.

Если ты, к примеру, птица, у тебя намокли перья,хоть куда бы примоститься, чтоб согреться - не до пенья,слишком часто дождик крошит, здесь попробуйне простынь-ка, и закат на небо брошен, как дырявая простынка,ты голодная и злая, и с утра во рту - ни крошки,видишь - башенка резная, в ней высокие окошки,ты тихонько, в уголочке, ты недолго, ты на вечер,на минуточку, а впрочем… и останешься навечно.

Если ты, к примеру, вереск, ты растешь на ясном поле,по тебе гуляют звери и расчесанные пони,ты совсем еще недавний, ты сиреневый и робкий,ты совсем уже недальний, ты стоишь у самой тропки.К башенке, где флюгер тонкий на резной сосновой крыше,он поет себе - а толку, все равно никто не слышит,только кролик вдруг зальется удивленными слезами,только птица вдруг завьется с удивленными глазами.

Если ты, допустим, ветер, ты играешь с флюгерами,ты за все вокруг в ответе - холода не за горами,вот и осень побежала в одеяньи изумрудном,с башенки ее, пожалуй, даже разглядеть нетрудно,скоро тополя разденет, солнце в лужах перемелет,ты решай, что дальше делать, каждому раздай по мере,Землю согревать ли дальше, с неба доставать луну ли?.Под дождем таким, что даже крыши лепестки свернули…

Если ты летаешь ночью на земном промокшем шаре,где-нибудь заметишь кочку с шелковистыми ушами,и усльпгшпгь, и поверишь, спустишься на камень мшистыйи вдохнешь промокший вереск, фиолетово-пушистый,никаких забот, не зная, ты поселишься в осоке,там, где башенка резная и окошки на востоке,холода не за горами, я не видел, но сказали…Ты проснешься утром ранним. С удивленными глазами.

Выйди, послушай небо, может быть, станет легче,Если откроешь окна, в окна ворвется ветер,Я для тебя сыграю мокрый напев качелей.Перелистай страницу, листья летят на север,Серым газетным шрифтом дождь укрывает землю,Солнце сидит в сарае, брызгает через щели.

Выйди, послушай небо, небо с хрипящим сердцем,Знаю, ты летом ходишь в длинной цветастой юбке,В тонкой прозрачной шали, может быть, станет легче?То ли в глазах улыбка, то ж в ресницах искры,Есть ли горячий кофе, если замерзли губы,Чьи-то босые мысли кашляют на крылечке.

Выйди, послушай небо, это совсем не важно,Ласковое дыханье ловит открытый космос,Стадо альдебаранов движется к водопою,Под ноги им тропинка с млечными берегами,Из-под копыт слетают радужные осколки,Дело уже к рассвету, так далеко до поля.

Выйди, послушай небо, в комнате пахнет мятой,Чистыми волосами, тихими голосами.Если не будет кофе, лампу зажечь хотя бы,То ли в глазах улыбка, то ли согрелись пальцы,То ли подвластны струны ласковому дыханью,Если ты слишком близко, может быть, ты сентябрь?

Мне снился… конечно, поезд, а что еще может сниться?Сырая лесная помесь и кислые проводницы,С каким-то горшком бегоний, каких-то пожиток горы,В каком-то пустом вагоне, в какой-то невнятный город.Конечно же, я листала роман о судьбе испанки,Конечно же, я отстала на крошечном полустанке,Конечно, завыли волки, в кустах заметались тигры,Конечно, будильник звонкий, а дальше, конечно, титры…

Но страшно на самом деле - а вдруг меня там убили,А мне через две недели встречать тебя из СибириИ нервно считать составы, стоять возле турникета,А вдруг все мои суставы обглоданы страшным кем-то?Какой-то голодной стаей, какими-то злыми львами.Ты выйдешь - а я растаю, как будто бы не бываю.

А сон не проймешь стихами, словами не залопочешь,И вновь, затаив дыханье, ныряю, неровный почеркВоды зарябил кругами, как будто попали камнем.Сложи свое оригами беспомощными руками.

Мне снилось, что лет мне мало, а сколько - решайте сами,Что я - потерявший маму ребенок в универсаме,Кидаюсь от полки к полке, пытаюсь попасть наружу,И всюду летят осколки, и значит, что дальше - хуже.Я лезу наверх, на ящик, в котором чаи и сласти.Чтоб стать чуть-чуть настоящей, но грозное слышу «слазьте»,Скитаюсь в своих потемках, и слезы из глаз все хлещут,

И сладкие злые тетки, и пальцы за течи - клещи.И - снова конец спектакля, внезапный обрыв сюжета,Изящный конец - не так ли? У граждан мокры манжеты.Но ты же будешь, усталый, искать меня на вокзале,Ведь то, что меня не стало, тебе еще не сказали,

А люди вокруг, как лужи, ни слова из них не выжать,И значит, мне все же нужно хоть как-то, но все же выжить,Хоть как-то куда-то скрыться на жуткий остаток сонный,Хоть в землю совсем зарыться, хоть стать почти невесомой,А после уже попроще, улыбкой расправить щеки,И солнце хвостом отросшим щекочет нос через щелку.

Мне снится, что я синица, летящая деревнями,И кислые проводницы кидают в меня камнями,Кидают в меня осколки витрины в универсаме,По городу бродят волки, почти притворившись псами,А мама ушла к подруге, живущей неподалеку,Вернулась вода на круги - ты чувствуешь подоплеку?От снега намокли крылья, почти что став плавниками,Да, универсам закрыли зачем-то, мы не вникали,И все закрутилось в смерче, здесь не перескажешь вкратце,И здесь уже не до смерти - здесь с жизнью бы разобраться.

Что ж, ноль-один в нашу пользу, так выпьем же за победу,Я сяду на нужный поезд и в город родной поеду,И буду - на самом деле, что люди бы ни сказалиВсего через две недели встречать тебя на вокзале,Навстречу тебе тянуться, в родное плечо уткнуться,Вот только бы мне проснуться… вот только бы мне проснуться.

Есть люди, которые пишут такое прозрачное, как горное озеро с узкими берегами. Они сочиняют его и тут же прячут, чтобы никто, не дай бог, не топтал ногами, оно настолько тонкое, незаметное, как платье у короля, только настоящее, залетное, неземное, залетнее, чем-то насквозь заоблачным нас поящее.