Аля Кудряшева - Открыто: Стихотворения Страница 13

Есть люди, которые пишут такое прозрачное, как горное озеро с узкими берегами. Они сочиняют его и тут же прячут, чтобы никто, не дай бог, не топтал ногами, оно настолько тонкое, незаметное, как платье у короля, только настоящее, залетное, неземное, залетнее, чем-то насквозь заоблачным нас поящее.

Есть женщины, которые вьплядят столь прекрасными, что даже стыдно дышать с ними тем же воздухом, они на тебя посмотрят - ну только раз, на миг - и можно счастливым сдохнуть, и каждый вот сдыхал, они такие легкие, незнакомые, одновременно слабенькие и сильные - вот, кажется, только что ведь поил молоком ее, кормил с ладошки дольками апельсинными, она смеялась, думала что-то важное, спросила что-то типа: «Посуду вымыл ведь?», потом взглянула нежно глазами ~ влажными - и ты от счастья слова не можешь вымолвить.

Есть время - оно для каждого очень разное, когда становишься частью чего-то общего, допустим где-то на громком звенящем празднике, а может, в ночь пробираясь по лесу ощупью, твои движенья становятся слишком гшавньгми, и руки неловко застыли, мелодий полные, и значит, здесь твоя нота одна, но главная, сыграй ее, ну, пожалуйста, так, чтоб поняли.

Есть тот, у которого с нами одни лишь хлопоты, одни заботы, бессонницы и лишения, ему и так тяжело, он сжимает лоб, а ты и я глядим и ждем какого-то утешения, и ждем дороги правильной и единственной, так, чтоб пойти и выйти куда захочется. Стоит - замучен, тощ совсем, неказист - спиной, наверно, стонет - когда же все это кончится. А что поделать - сам ведь все это выдумал, копайся теперь в их обидах, изменах, ревности, он оглянулся и извинился - выйду, мол, вернусь и отвечу каждому по потребностям.

Сидит на крыльце и смотрит с испугом на руки - зачем все это, оно ж никому не нравится, а небо уже над ним разожгло фонарики и дышит холодом - ох, артрит разыграется.

А в доме пахнет лекарством, горелой кашею, болит висок и сердце стучит все глуше и… И он опускает голову, нервно кашляет и хрипловатым голосом: «Я вас слушаю…»

В этом городе птичий полет шелестит быстролистыми кленами,В этом городе море поет, тычет в пристань губами зелеными,Но весна не открытий полна - открывашек, тоски да обманчиков.Я больна, черт возьми, я больна, мне не снятся красивые мальчики,Мне не снится горячая мгла, мне не снятся лесные красавицы,Мне - луна, тяжела и кругла, все в открытые руки бросается.Я стою, растопырив глаза и раззявив ослабшие пальчики.Я-то что, мне бы лучше назад, мне бы все-таки вечер и мальчики,Или жить, или пить допьяна, мне б июль Будапешты с Варшавами,Но луна тяжела и полна и щекочет боками шершав ыми…

И я не знаю, что стало вдруг,Какой сломался рычаг,Но есть лишь пара дрожащих рук -И те от боли кричат.

Обратно время крутят года,Мотают века за день,И мне теперь уже никуда,Замри, струну не задень.

Фонарь-аптека-остановись,Я путаюсь в падежах,Осталось только - ни шагу внизИ заповедь - удержать.

И бьется в потных ладонях свет,Полынный, горький на вкус,И вот сейчас бы немножко вверх -А я как раз отвлекусь,

И разбиваются в кровь слова,Течет ручейком тоска,Гудит горячая голова,И нет ничего в руках.

Незваный ветер застыл в дверях,Расширен ночной зрачок,И значит, рукописи горят,Которые не прочел.

А век за веки рванет - проснись,Мол, время-то истекло,Моя луна полетела вниз.Рассвет. Простыня. Тепло.

И вы не верьте, не верьте мне,Делите слова на два,Пока еще не начнет темнеть,Я даже вполне жива.

И ты звони, весели, шали,Играй с открытым огнем,Ведь я не знаю, случится лиПроснуться будущим днем.

Дура. Пока живешь - значит, пока нормально.Твой кареглазый еж щурится из кармана.

Все хорошо - к тому ж наша земля вращается,Твой сероглазый муж осенью возвращается.

Тоже спасибо, для тех, кто в каске - выживу, дотянуПлачет принцесса в забытой сказке: «Мама, хочу луну.»Пыльный усталый загар на плечи - будто бы плащ - пажу.Да, я готова. Включайте вечер. Может быть, удержу.

Никто меня не толкал, не бил меня по рукам,изящно не намекал, и яда не лил в бокал.Но дрогнул сквозняк в груди - исчезни, не навреди,мне просто стало понятно, что мне пора уходить.Все те же сидят, едят, глазами в глаза глядят,за всеми вокруг следят, басами в ушах гудят.А я взгляну на луну, оставшимся подмигнуи серой прозрачной змейкой за темный порог скользну.И вот за спиной мешок, дорога гладка, как шелк,и если идти, не думая, то даже и хорошо.Ни добрых, ни злых вестей, и можно под нос свистеть,луна разделяет небо на семь золотых частей.Я левой босой ногой ступаю на путь благой,а правой босой ногой чешу свой живот нагой.Не тронет меня беда, иду я по городам,и если хотите счастья, то я вам его продам.И день погоняет днем, и едет другой на нем,и солнце луну меняет горячим своим огнем.А я себе все бреду, бреду на свою беду,и если совсем печально - меняю на сны еду.А нынче - ушла тоска, и боль ушла из виска,по небу гуляет ветер и дымные облака.Я глянул - к глазам рука: весна стоит у ларькаи держит большую чашку холодного молока.Смеется щербатым ртом, пушистым трясет хвостоми гладит ларек по стенке, как если б он был котом.И плещутся тополя, и травы растут в полях,лохматые жеребята по этим полям пылят.Ну что, говорю, весна, привет, говорю, весна,теперь мне малы все шапки и куртка совсем тесна.Что делать теперь, скажи, ловить ребятню во ржи,а может, найти принцессу и к ней поступить в пажи?Она же хитрит, молчит, на ветках сидят грачи,а сердце мое как будто на сковороде скворчит.Конечно, зачем слова, раз кружится голова,раз можно кричать и бегать, и всех вокруг целовать…Какая уж там беда, какие мои года,сердца - они бьются к счастью, сегодня и навсегда.И сколько меня ни бей, ни ябедничай судьбе,весна обнимает город, а я поспешу к тебе.А может быть, ты ко мне, у нас еще сотни дней.И змейки - узором тонким среди голубых камней.

Замылим, потом замолим,в сонате одни бемоли,в кабак ли сейчас, домой ли?В шкафу пристанище моли,соседка посуду моет,художник рисует море,всю жизнь он рисует море,зелено-синее море, атласно-шютное море,солено-горькое море.

Художник мешает краски,зеленую с темно-красной,вот так вот - почти прекрасно,но все-таки так бесстрастно,что даже немножко страшно.Пельмени давно сгорели,соседи шуруют дрелью,ах, кто бы закрыл бы двери, звонок, я зайду в апреле,вот здесь чуть-чуть акварелью…

Эх, кто бы принес еды бы?Селедочные ряды бы,петрушечные хвосты бы, под каменной серой глыбойхудожник рисует рыбу.Соседи за стенкой шутят,у них несмешные шутки,художнику не до шуток, он нежно кисточкой щуплойрисует рыбе чешуйки.

Он чутко дрожит руками,а рыба бьет плавниками,считая всех дураками, плывет куда-то на каменьи молвит там по-шакальи:Художник, в твоей квартире,(четырнадцать на четыре)Теперь поселилось море, солено-горькое море,атласно-синее море.

Живи теперь в нем, не плакай,грызи по утрам салаку,ее заедай салатом, хшхи подводные клады,не жалуйся на зарплату…Художник башкою вертит -вот верьте теперь, не верьте,а в окнах июнем светит, какой-то гуляет ветери радостно скачут дети.

Он справится, он же сильный,он мажет по рыбе синими капельку апельсинным, и сверху тоской трясинной,и сверху листвой осинной.И снова рисует море,без рыбы рисует море,квартирно-мелкое море море, атласно-плотное море,солено-горькое море.Такое страстное море, такое страшное море,июньски-нежное море. Художник рисует море.

Залезть бы под одеяло, забраться под одеяло и жить там, под одеялом, пока из-под одеяла не выманит что-то злое, похожее на будильник.