Александр Новиков - Симфонии двора (сборник) Страница 13

И почуял Василий в себе Бельмондо.

Замахнул и пошел, как в селе

на смотрины,

Ухватить, чтоб была, эх, не хуже Сабрины!

Но сказали экзотические телки:

– «Катерину», дядя Вася, приготовь.

(Что таить: на селе секс-потемки,

Засвети – просветим за любовь!)

Уронил потолок штукатурку в фонтан.

Заорали ему: «Ты вприсядку – вон там!»

Зазывали его две грудасто-плечистых.

«Рус, давай!», – ободрял пьяный хор

интуристов.

Две девчоночки сквозь фирменные

шмутки

Засветили ему прелести в дыму,

И спросил он их: «Вы, правда,

проститутки?»

И тогда они ответили ему:…!

…………………………………………..

А когда всю посуду собрали в мешок,

Сквозанул из Василия нервный смешок.

Выводили его как угонщика судна.

И вздохнула одна: «Деревенскому

трудно…»

И помчал автоспецмед по столице,

Где маникюром не скальпированный чуть,

Он спросил еще: «Дадите похмелиться?»

И заплакал в протокол: «Домой хочу-у-у…».

Вот вам песня о профессии древней

И о сращивании города с деревнй.

1988 год

ПОЙМАЛИ ВОРА!

Права консьержка. Дробью из бердани

Меня бы гнать задолго до того,

Как я пришел на ваше на свиданье

И долго бил влюбленного его.

Твой кавалер с того балдел –

На фартук новый твой глядел.

А я – с груди и ножек.

Твой кавалер тебе носил

Конфеты или апельсин.

А я – табак и ножик.

Права соседка. Дворник полоротый –

Во всем злодей не меньше моего –

Не углядел, как я через ворота

Взашей погнал влюбленного его.

Твой кавалер пропеть был рад

Тебе в ночи сто серенад –

На скрипке – шит не лыком.

А я восьмеркой на семи –

Враг школы, дома и семьи –

А-ля гоп-стоп со смыком.

Прав дворник был. К шпане и хулиганам

Имеет страсть пай-девочек душа.

И хоть я рос смышленым мальчуганом,

Я в тех делах не смыслил ни шиша.

Твой кавалер из темноты

Кидал в окно твое цветы.

И точно – докидался!

И как-то раз, когда темно,

Я сам себя швырнул в окно

И как-то там остался.

Ах, этой женской логики причуды –

От них одни волненья и беда.

Она меня спросила: «Ты откуда?»,

Хотя спросить бы надо: «Ты куда?»

А кавалер твой выл: «Люблю-ю…»,

Он обещал залезть в петлю –

Так грустно ему было.

А я в ответ ему на вой

Швырнул веревки бельевой.

А ты швырнула мыло.

И света нет. И дворник пьян.

И я, безгрешен, окаян,

Влетел в окно, как ворон.

Судьба играет в поддавки,

И нежных, нежных две руки

Поймали вора!

1989 год

ПОТЕРПЕВШАЯ

Гулял я ночами по Выборгу

И ножичком лихо играл,

И грабил не всех, а по выбору,

И даже не все забирал.

В слезливой балтийской туманности

Я плавал как рыба в воде.

Я был сердобольный до странности.

И это учли на суде.

Сидел я на лавке занозной

И годы считал наперед,

А злой прокуроришка слезно

Просил: меня – только в расход.

Кричал, мне эпитеты вешая,

За все несусветно кляня,

И только одна потерпевшая

Глядела с тоской на меня.

Я вспомнил ее и очкарика,

Который годился в отцы.

Я встретил их возле фонарика

И сразу же взял под уздцы.

Она улыбнулась загадочно,

А этот давай голосить,

И я ей сказал, что припадочным

Нельзя дорогое носить.

Без крови, без травм и без выстрела

Оставил он лишнее мне,

Его пожилого, но быстрого

Я слышал вдали в тишине.

Она ж, удивленная фортелем,

Смутившись в какой-то момент,

Сказала: «Вы все мне испортили.

Хороший сорвался клиент!..»

Курила, от холода охая,

Шубейки крыла запахнув,

Красивая и одинокая –

Такую как бросишь одну?

А дома малец и не топлено,

И угол дрянного дрянней,

И все, что по жизни накоплено,

Одето сегодня на ней.

Платок весь слезами просолится,

Окурок умрет на ветру.

И стало мне горько и совестно,

Как будто чужое беру.

Как будто совсем не кричали здесь,

И я, на другое клоня,

Сказал: «Вы напрасно печалитесь –

Считайте клиентом меня».

Порушил мне воспоминания

В тот миг горлохват – прокурор,

И я пред высоким собранием

Вставаньем почтил приговор.

В браслетах, но носа не вешая,

Стоял – я сидеть не спешу.

Сидела одна потерпевшая,

Шептала: «Я вам напишу…»

1995 год

ПРИСКАЗКА

В темных переулках, где

рассказывали сказки,

И в них очень верила

окрестная шпана,

Жизнь моя помчалася,

как с горочки салазки –

Вовремя не спрыгнул –

и случилась мне хана.

И приснилось мне в дыму

тюремного кошмара,

Будто я вернулся в эту

молодость мою.

А еще приснилась мне

моя гитара,

И с ней, по старой памяти,

я присказку пою.

«А как на улице одной

Жил да был один блатной:

Срок мотать и все – мотать –

Ах, век свободы не видать!

А как на улице одной

Жил да был один блатной.

Он – в тюрьму, и все –

в тюрьму,

А кто блатнее не пойму».

Зря тогда красавица

состроила мне глазки –

Я им не поверил,

как не должен верить вор.

И она осталась навсегда

в далекой сказке,

Там, куда не пустит

заколюченый забор.

Там, где тополя

весной роняют перья,

Где я за ней бегом,

на вдохе их ловлю…

А потом проснусь и

кованою дверью

Наотмашь захлопну

эту молодость мою.

«А как на улице одной

Жил да был один блатной –

Воровал – не воровал,

А потихоньку блатовал.

А как по улице одной

Шел за девушкой блатной,

Он – за ней, и я – за ней, –

А в этом деле я блатней».

А может так случится,

что и эту дверь откроют

И выведут в рубахе

цвета белого белей.

И опять по памяти

прогонят перед строем

Ряженых в парадное

белых тополей.

А дни замрут на стенах,

перечеркнуты крестами,

А в конце – квадратик из

непрожитого дня.

Значит со свободой

поменялись мы местами,

Значит эта присказка будет

про меня.

2004 год

РОЖИ

Я работал музыкантом

В самом шумном кабаке.

И какой-то фраер с бантом,

С толстой денежкой в руке,

Нам сказал, что мы не гожи,

Не оркестр мы, а сброд.

Я ему ударил в рожу,

И мне дали сроку год.

Я сидел, как демон в клетке,

Молодой и полный сил.

И дни, как капли из пипетки,

Я давил, давил, давил.

И мечтал, когда опять я

Заявлюсь к себе в кабак

В виде крестного распятья.

Только вышло все не так.

Все же лагерь, он есть – лагерь.

Объяснять мне не с руки,

Что не все в нем – бедолаги,

Что не все в нем – мужики.

Активисты есть в нем тоже.

И был один такой сексот.

Я ему ударил в рожу,

И мне еще впаяли год.

Был еще менток-начальник –

Нет ни слуха, ни ума.

Он сказал: «Что год не чалить?

Год – курорт, а не тюрьма!»

Он сказал, что чем-то схожий

Я для общества с прыщом.

А я ему ударил в рожу,

И мне добавили еще.

И вот сижу, как демон в клетке,

Табаком себя травлю,

И дни, как капли из пипетки,

Все давлю, давлю, давлю…

И мечтаю, что я в раже

В кабаке глотну фужер.

Ну, когда, когда, когда же

Рожи кончатся уже?

2002 год

РОЗА

Он Розочке пальтишко подавал,

Мотивчик негритянский напевал.

И Роза, гордость нашего квартала,

Ему, кажися, тоже подпевала.

А мы ее спросили: «Ты куда же?»

Она на нас не оглянулась даже.

А этот нас улыбкой ослепил:

Мол, дескать, эту Розу я купил!

Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том,

Что бляди – это тоже часть народа?

Ты плавай там, где сухо, крути быстрей

винтом,

Пока тебя не сделали уродом!

Он кое-что кумекал в матерках.

Он Розочке подал не тот рукав.

А Розочка с него за сто зеленых

Не отводила глазонек влюбленных.

А мы ему сказали: «Эта леди

С тобой за сто зеленых не поедет.

За сто зеленых – это просто смех!»

А он сказал: «Я покупаю всех!»

Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том –

Жиганская душа не продается!

Нам если надо будет, мы все и так возьмем –

У нас экспроприацией зовется!

Он нервно так резиночку жевал,

Кошмарно это все переживал,

Но стрелочка на часиках вертелась,

И очень-очень Розочку хотелось.

И дрожь его на этом прошибала.

А тут еще вмешался вышибала.

Он слово ему на ухо сказал

И Розе ниже пупа показал:

Кого купил ты, сука?! Ты знаешь ли о том –

У нас и так в стране проблема СПИДа!

А-ну, давай отсюда! А-ну, крути винтом!

А ну-ка, делай быстро ноги, пидор!

1989 год

С КРАСАВИЦЕЙ В ОБНИМКУ

Одевался модно, броско,

Когда был я молодой.

Я носил штаны в полоску,