Сергей Есенин - Том 4. Стихотворения, не вошедшие в Собрание сочинений Страница 14

Народная*

Ехал барин из Рязани,Полтораста рублей сани.Семисотенный коньС раззолоченной дугой.

Уж я эту дугуЗаложить не могу.Заложить не могуНи недругу, ни врагу.

Как поеду на Губань,Соберу я разну рвань.Соберу я разну рвань:— Собирайте, братцы, дань.

Только рвани нынче нет —По-другому сделан свет.И поет гармоница,Что исчезла вольница.

Руки врозь.Вожжи брось.Такая досада.Тани нет. Тани нет,А мне ее надо.

‹1924›

Памяти Брюсова*

Мы умираем,Сходим в тишь и грусть,Но знаю я —Нас не забудет Русь.

Любили девушек,Любили женщин мыИ ели хлебИз нищенской сумы.

Но не любили мыПродажных торгашей.Планета, милая, —Катись, гуляй и пей.

Мы рифмы старыеРаз сорок повторим.Пускать сумеемГоголя и дым.

Но все же были мыВсегда одни.Мой милый друг,Не сетуй, не кляни!

Вот умер Брюсов,Но помрем и мы,—Не выпросить нам днейИз нищенской сумы.

Но крепко вцапалисьМы в нищую суму.Валерий Яклевич!Мир праху твоему!

‹1924›

"Заря Востока"

Так грустно на земле,Как будто бы в квартире,В которой год не мыли, не мели.Какую-то хреновину в сем миреБольшевики нарочно завели.

Из книг мелькает лермонтовский парус,А в голове паршивый сэр Керзон*.«Мне скучно, бес!»*«Что делать, Фауст?»Таков предел вам, значит, положен.

Ирония! Вези меня! Вези!Рязанским мужиком прищуривая око,Куда ни заверни — все сходятся стезиВ редакции «Зари Востока».

Приятно видеть вас, товарищ Лившиц*,Как в озеро, смотреть вам в добрые глаза,Но, в гранки мокрые вцепившись,Засекретарился у вас Кара-Мурза*.

И Ахобадзе*…! Други, будьте глухи,Не приходите в трепет, ни в восторг,—Финансовый маэстро Лопатухин*Пускается со мной за строчки в торг.

Подохнуть можно от незримой скуки.В бумажном озере навек бы утонуть!Мне вместо Карпов* видятся все щуки,Зубами рыбьими тревожа мозг и грудь.

Поэт! Поэт!Нужны нам деньги. Да!То туфли лопнули, то истрепалась шляпа,Хотя б за книжку тысчу дал Вирап*,Но разве тысячу сдерешь с Вирапа.

Вержбицкий* Коля!Тоже друг хороший,—Отдашь стихи, а он их в самый зад,Под объявления, где тресты да галоши,Как будто я галошам друг и брат.

Не обольщаюсь звоном сих регалий,Не отдаюсь ни славе, ни тщете,В душе застрял обиженный Бен-Гали*С неизлечимой дыркой в животе.

Дождусь ли дня и радостного срока,Поправятся ль мои печальные дела?Ты восхитительна, «Заря Востока*»,Но «Западной» ты лучше бы была.

‹1924›

Воспоминание*

Теперь октябрь не тот,Не тот октябрь теперь.В стране, где свищет непогода,Ревел и вылОктябрь, как зверь,Октябрь семнадцатого года.

Я помню жуткийСнежный день.Его я видел мутным взглядом.Железная витала тень«Над омраченным Петроградом*».

Уже все чуяли грозу.Уже все знали что-то.Знали,Что не напрасно, знать, везутСолдаты черепах из стали.

Рассыпались…Уселись в ряд…У публики дрожат поджилки…И кто-то вдруг сорвал плакатСо стен трусливой учредилки.

И началось…Метнулись взоры,Войной гражданскою горя,И дымом пушечным с «Авроры»Взошла железная заря.

Свершилась участь роковая,И над страной под вопли «матов»Взметнулась надпись огневая:«Совет Рабочих Депутатов».

‹1924›

Льву Повицкому*

Старинный друг!Тебя я вижу вновьЧрез долгую и хладнуюРазлуку.Сжимаю яМне дорогую рукуИ говорю, как прежде,Про любовь.

Мне любо на тебяСмотреть.ВзгрустниИ приласкай немного.Уже я не такой,Как впредь —Бушуйный,Гордый недотрога.

Перебесились мы,Чего скрывать?Уж я не я…А ты ли это, ты ли?

По берегамМорская гладь —Как лошадьЗагнанная, в мыле.

Теперь влюбленВ кого-то я,Люблю и тщетноПризываю,Но все жеТочкой корабляК земле любимойПриплываю.

‹1924›

Цветы*

Цветы мне говорят прощай,Головками кивая низко.Ты больше не увидишь близкоРодное поле, отчий край.

Любимые! Ну что ж, ну что ж!Я видел вас и видел землю,И эту гробовую дрожьКак ласку новую приемлю.

Весенний вечер. Синий час.Ну как же не любить мне вас,Как не любить мне вас, цветы?Я с вами выпил бы на «ты».

Шуми, левкой и резеда.С моей душой стряслась беда.С душой моей стряслась беда.Шуми, левкой и резеда.

Ах, колокольчик! твой ли пылМне в душу песней позвонилИ рассказал, что василькиОчей любимых далеки.

Не пой! Не пой мне! Пощади.И так огонь горит в груди.Она пришла, как к рифме «вновь»Неразлучимая любовь.

Цветы мои! Не всякий могУзнать, что сердцем я продрог,Не всякий этот холод в немМог растопить своим огнем.

Не всякий, длани кто простер,Поймать сумеет долю злую.Как бабочка — я на костерЛечу и огненность целую.

Я не люблю цветы с кустов,Не называю их цветами.Хоть прикасаюсь к ним устами,Но не найду к ним нежных слов.

Я только тот люблю цветок,Который врос корнями в землю.Его люблю я и приемлю,Как северный наш василек.

И на рябине есть цветы,Цветы — предшественники ягод,Они на землю градом лягут,Багрец свергая с высоты.

Они не те, что на земле.Цветы рябин другое дело.Они как жизнь, как наше тело,Делимое в предвечной мгле.

Любовь моя! Прости, прости.Ничто не обошел я мимо.

Но мне милее на пути,Что для меня неповторимо.

Неповторимы ты и я.Помрем — за нас придут другие.Но это все же не такие —Уж я не твой, ты не моя.

Цветы, скажите мне прощай,Головками кивая низко,Что не увидеть больше близкоЕе лицо, любимый край.

Ну что ж! пускай не увидать.Я поражен другим цветеньемИ потому словесным пеньемЗемную буду славить гладь.

А люди разве не цветы?О милая, почувствуй ты,Здесь не пустынные слова.

Как стебель тулово качая,А эта разве головаТебе не роза золотая?

Цветы людей и в солнь и в стытьУмеют ползать и ходить.

Я видел, как цветы ходили,И сердцем стал с тех пор добрей,Когда узнал, что в этом миреТо дело было в октябре.

Цветы сражалися друг с другом,И красный цвет был всех бойчей.Их больше падало под вьюгой,Но все же мощностью упругойОни сразили палачей.

Октябрь! Октябрь!Мне страшно жальТе красные цветы, что пали.Головку розы режет сталь,Но все же не боюсь я стали.

Цветы ходячие земли!Они и сталь сразят почище,Из стали пустят корабли,Из стали сделают жилища.

И потому, что я постиг,Что мир мне не монашья схима,Я ласково влагаю в стих,Что все на свете повторимо.

И потому, что я пою,Пою и вовсе не впустую,Я милой голову моюОтдам, как розу золотую.

‹1924›