Николай Некрасов - Полное собрание стихотворений. Том 3 Страница 14

Тошнило уж и так,

А тут еще речь барская,

Как муха неотвязная,

Жужжит под ухо самое…

Захохотал Агап!

"Ах шут ты, шут гороховый!

Никшни!" – да и пошел!

Досталось тут Последышу

За дедов и за прадедов,

Не только за себя.

Известно, гневу нашему

Дай волю! Брань господская

Что жало комариное,

Мужицкая – обух!

Опешил барин! Легче бы

Стоять ему под пулями,

Под каменным дождем!

Опешили и сродники,

Бабенки было бросились

К Агапу с уговорами,

Так он вскричал: "Убью!..

Что брага, раскуражились

Подонки из поганого

Корыта… Цыц! Никшни!

Крестьянских душ владение

Покончено. Последыш ты!

Последыш ты! По милости

Мужицкой нашей глупости

Сегодня ты начальствуешь,

А завтра мы Последышу

Пинка – и кончен бал!

Иди домой, похаживай,

Поджавши хвост, по горницам,

А нас оставь! Никшни!.."

"Ты – бунтовщик!" – с хрипотою

Сказал старик; затрясся весь

И полумертвый пал!

"Теперь конец!" – подумали

Гвардейцы черноусые

И барыни красивые;

Ан вышло – не конец!

Приказ: пред всею вотчиной,

В присутствии помещика,

За дерзость беспримерную

Агапа наказать.

Забегали наследники

И жены их – к Агапушке,

И к Климу, и ко мне!

"Спасите нас, голубчики!

Спасите!" Ходят бледные:

"Коли обман откроется,

Пропали мы совсем!"

Пошел бурмистр орудовать!

С Агапом пил до вечера,

Обнявшись, до полуночи

Деревней с ним гулял,

Потом опять с полуночи

Поил его – и пьяного

Привел на барский двор.

Всё обошлось любехонько:

Не мог с крылечка сдвинуться

Последыш – так расстроился…

Ну, Климке и лафа!

В конюшню плут преступника

Привел, перед крестьянином

Поставил штоф вина:

"Пей да кричи: помилуйте!

Ой, батюшки! ой, матушки!"

Послушался Агап,

Чу, вопит! Словно музыку,

Последыш стоны слушает;

Чуть мы не рассмеялися,

Как стал он приговаривать:

"Ка-тай его, раз-бой-ника,

Бун-тов-щи-ка… Ка-тай!"

Ни дать ни взять под розгами

Кричал Агап, дурачился,

Пока не допил штоф:

Как из конюшни вынесли

Его мертвецки пьяного

Четыре мужика,

Так барин даже сжалился:

"Сам виноват, Агапушка!" -

Он ласково сказал…"

"Вишь, тоже добрый! сжалился",-

Заметил Пров, а Влас ему:

"Не зол… да есть пословица:

Хвали траву в стогу,

А барина – в гробу!

Всё лучше, кабы бог его

Прибрал… Уж нет Агапушки…"

"Как! умер?"

– "Да, почтенные:

Почти что в тот же день!

Он к вечеру разохался,

К полуночи попа просил,

К белу свету преставился.

Зарыли и поставили

Животворящий крест…

С чего? Один бог ведает!

Конечно, мы не тронули

Его не только розгами -

И пальцем. Ну а всё ж

Нет-нет – да и подумаешь:

Не будь такой оказии,

Не умер бы Агап!

Мужик сырой, особенный,

Головка непоклончива,

А тут: иди, ложись!

Положим, ладно кончилось,

А всё Агап надумался:

Упрешься – мир осердится,

А мир дурак – доймет!

Всё разом так подстроилось:

Чуть молодые барыни

Не целовали старого,

Полсотни, чай, подсунули,

А пуще: Клим бессовестный,

Сгубил его, анафема,

Винищем!..

Вон от барина

Посол идет: откушали!

Зовет, должно быть, старосту,

Пойду взгляну камедь!"

Пошли за Власом странники;

Бабенок тоже несколько

И парней с ними тронулось;

Был полдень, время отдыха,

Так набралось порядочно

Народу – поглазеть.

Все стали в ряд почтительно

Поодаль от господ…

За длинным белым столиком,

Уставленным бутылками

И кушаньями разными,

Сидели господа:

На первом месте – старый князь,

Седой, одетый в белое,

Лицо перекошенное

И – разные глаза.

В петлице крестик беленький

(Влас говорит: Георгия

Победоносца крест).

За стулом в белом галстуке

Ипат, дворовый преданный,

Обмахивает мух.

По сторонам помещика

Две молодые барыни:

Одна черноволосая,

Как свекла губы красные,

По яблоку – глаза!

Другая белокурая,

С распущенной косой,

Ах, косонька! как золото

На солнышке горит!

На трех высоких стульчиках

Три мальчика нарядные,

Салфеточки подвязаны

Под горло у детей.

При них старуха нянюшка,

А дальше – челядь разная:

Учительницы, бедные

Дворянки. Против барина -

Гвардейцы черноусые,

Последыша сыны.

За каждым стулом девочка,

А то и баба с веткою -

Обмахивает мух.

А под столом мохнатые

Собачки белошерстые.

Барчонки дразнят их…

Без шапки перед барином

Стоял бурмистр:

"А скоро ли,-

Спросил помещик, кушая,-

Окончим сенокос?"

"Да как теперь прикажете:

У нас по положению

Три дня в неделю барские,

С тягла: работник с лошадью,

Подросток или женщина,

Да полстарухи в день.

Господский срок кончается…"

"Тсс! тсс! – сказал Утятин-князь,

Как человек, заметивший,

Что на тончайшей хитрости

Другого изловил.-

Какой такой господский срок?

Откудова ты взял его?"

И на бурмистра верного

Навел пытливо глаз.

Бурмистр потупил голову.

"Как приказать изволите!

Два-три денька хорошие,

И сено вашей милости

Всё уберем, бог даст!

Не правда ли, ребятушки?.."

(Бурмистр воротит к барщине

Широкое лицо.)

За барщину ответила

Проворная Орефьевна,

Бурмистрова кума:

"Вестимо так, Клим Яковлич,

Покуда вёдро держится,

Убрать бы сено барское,

А наше – подождет!"

"Бабенка, а умней тебя!"

Помещик вдруг осклабился

И начал хохотать.

"Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха!

Дурак! дурак! дурак!

Придумали: господский срок!

Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха!

Господский срок – вся жизнь раба!

Забыли, что ли, вы:

Я божиею милостью,

И древней царской грамотой,

И родом и заслугами

Над вами господин!.."

Влас наземь опускается.

"Что так?" – спросили странники.

"Да отдохну пока!

Теперь не скоро князюшка

Сойдет с коня любимого!

С тех пор, как слух прошел,

Что воля нам готовится,

У князя речь одна:

Что мужику у барина

До светопреставления

Зажату быть в горсти!.."

И точно: час без малого

Последыш говорил!

Язык его не слушался:

Старик слюною брызгался,

Шипел! И так расстроился,

Что правый глаз задергало,

А левый вдруг расширился

И – круглый, как у филина -

Вертелся колесом,

Права свои дворянские,

Веками освященные,

Заслуги, имя древнее

Помещик поминал,

Царевым гневом, божиим

Грозил крестьянам, ежели

Взбунтуются они,

И накрепко приказывал,

Чтоб пустяков не думала,

Не баловалась вотчина,

А слушалась господ!

"Отцы! – сказал Клим Яковлич,

С каким-то визгом в голосе,

Как будто вся утроба в нем,

При мысли о помещиках,

Заликовала вдруг.-

Кого же нам и слушаться?

Кого любить? надеяться

Крестьянству на кого?

Бедами упиваемся,

Куда нам бунтовать?

Всё ваше, всё господское -

Домишки наши ветхие,

И животишки хворые,

И сами – ваши мы!

Зерно, что в землю брошено,

И овощь огородная,

И волос на нечесаной

Мужицкой голове -

Всё ваше, всё господское!

В могилках наши прадеды,

На печках деды старые

И в зыбках дети малые -

Всё ваше, всё господское!

А мы, как рыбы в неводе,

Хозяева в дому!"

Бурмистра речь покорная

Понравилась помещику:

Здоровый глаз на старосту

Глядел с благоволением,

А левый успокоился:

Как месяц в небе стал!

Налив рукою собственной

Стакан вина заморского,

"Пей!"- барин говорит.

Вино на солнце искрится,

Густое, маслянистое.

Клим выпил, не поморщился

И вновь сказал: "Отцы!

Живем за вашей милостью,

Как у Христа за пазухой:

Попробуй-ка без барина

Крестьянин так пожить!

(И снова, плут естественный,

Глонул вина заморского.)