Коллектив авторов - Последняя среда. Литература о жизни (Тема номера: Украина) Страница 14

Андрей Пустогаров

Тарас Бульба – безумец или пророк?

Пару лет назад снова отыскался след Тарасов: на экраны вышел фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба». Начали ломаться в полемиках литературные копья, Украйна глухо волновалась. Не припомню таких по накалу дискуссий вокруг фильмов «Преступление и наказание», «Война и мир», «Плохой хороший человек», «Станционный смотритель». А ведь эти фильмы по своему художественному уровню явно превосходят произведение Бортко. Значит, дело не в художественных достоинствах или недостатках фильма, а в тексте Гоголя. Почему же этот, полуторавековой давности текст способен вызвать такие эмоции?

На поверхности лежит объяснение острыми современными отношениями России и Украины. Однако представим, что Бульба воевал со шведами в Карелии или с англичанами в Туркестане. Сильно бы изменилось отношение русского читателя к герою? Возможно, злободневность проблемы и снизилась бы, но суть осталась бы той же. Так в чем эта проблема?

Может, дело в том, что Гоголь создал русский эпос – целостную картину народной жизни, на которую до сих пор остро реагируют недоброжелатели России, а сами русские узнают в героях черты своего национального характера?

Мысль, что «Тарас Бульба» – это эпос, не нова. Вот, например, Белинский: «Тарас Бульба», эта дивная эпопея, написанная кистью смелою и широкою, этот резкий очерк героической жизни младен-ствующего народа, эта огромная картина в тесных рамках, достойная Гомера» Ну чего вам еще?

В книге «Родная речь» Петр Вайль и Александр Генис (идя вслед за В.Я.Брюсовым и др.) остроумно сопоставили батальные фрагменты «ТарасаБульбы» и «Иллиады». Процитируем: «Нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи. И не услышал Бородатый, как налетел на него красноносый хорунжий» – «С рамен совлекал победитель доспехи…

Вдруг на Филида нагрянул Долопс Ламедит, илионский славный копейщик».

«Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг бьет оттуда стрелой… так Тарасов сын, Остап…» – «Как орел быстропарный на добычу падает, быстро уносит и слабую жизнь исторгает – таку тебя, Менелай…».

«Вышиб два сахарных зуба палаш, рассек надвое язык» – «Зубы вышибла острая медь и язык посредине рассекла».

Есть в запорожской повести свой список ахейских кораблей, тот самый, который Мандельштам «прочел до середины»: «Один за другим валили курени: Уманский, Поповический, Каневский, Стебликивский, Незамайковский, Гургузив, Тытаревский, Тымошевский».

Есть и одноименные, как Аяксы, богатыри: «Пысаренко, потом другой Пысаренко, потом еще Пысаренко».

Есть и вариант прощания Гектора с Андромахой: «Чтоб я стал гречкосеем, домоводом глядеть за овцами да за свиньями да бабиться с женой? Да пропади она: я козак, не хочу!» Конец цитаты.

Так, значит, эпос? Ни в коем случае. Как известно, герой древнегреческого эпоса и рад бы избежать своей судьбы, да не может. Рок управляет героем. Ахилл в «Иллиаде» обречен изначально. Еще более нагляден случай Эдипа – герой хочет уйти от предопределенных ему испытаний, но тем вернее исполняет предначертание судьбы. Геракла судьба настигает в результате насланного богами приступа безумия. Есть ли что-то похожее на это в «Тарасе Бульбе»? Как говорится, с точностью до наоборот.

Полковник Бульба ищет, чем бы ему занять себя и своих сыновей. При этом пользу «отчизне и христианству» он видит лишь в стычках с «басурманами»: «и Бог, и Святое Писание велит бить басурман». Просто по факту, что они басурмане. Поскольку кошевой не соглашается нарушить договор с султаном, Бульба подпаивает козаков и организует перевыборы кошевого, приводя к власти своего человека. «А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым, как поднять запорожцев на какое-нибудь дело» (выделено мной). Дело это «счастливым» образом подоспело. С вестью о притеснениях православной веры на Гетманщине прибывают тамошние козаки. Допустим, что это, действительно, совпадение. Хотя никто не утруждает себя проверкой их информации. Можно уже начинать борьбу за «православное дело»: «Перевешать всю жидову!… В Днепр их, панове, всех потопить поганцев!» Далее запорожцы вторгаются на польский юго-запад. Никаких действий, связанных с защитой православной веры и православных они не совершают – «избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранные кожи с ног по колени у выпущенных на свободу». Заметим, нигде не сказано, что поляки до этого похода убивали мирное украинское население. Нигде также не сказано, что потом в отместку за убийства мирных поляков они стали убивать мирных украинцев.

Что же получает Тарас Бульба в результате? Он становится сыноубийцей, второй его сын погибает на плахе (тут поляков можно понять). Сам Бульба получает расстройство психики: «Ничего не жалейте!» повторял только Тарас… «Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!» приговаривал только Тарас». (Описания совершенных зверств на сей раз опустим). Эпизод с люлькой – явное проявление этого психического расстройства – стремления к своей и чужой смерти. В итоге Бульба погибает на костре.

Заметим, Гоголь подчеркивает: Бульба был человек образованный, знал Горация. Не мог не знать он и евангельское «А я говорю вам: возлюбите врагов своих».

Это был его личный выбор, его личное безумие.

Так что какой же это эпос? Эпос – это течение народной жизни, несущее в своих водах героя. Бульба же, строя интриги, пытается увлечь казаков за собой и тонет в устроенном им самим водовороте. Неужели можно отыскать в этом интернациональном романтическом персонаже черты именно русского характера?

Нельзя не вспомнить, что Гоголя сравнивали не только с Гомером, но и с Шекспиром. И действительно, мы видим типично шекспировскую коллизию – герой принимает самостоятельное решение и потом расплачивается за него. За кровавые убийства и измену платит гибелью Макбет. За сумасбродно-благородное решение платит своей жизнью и жизнью своей дочери король Лир.

Наиболее явно эта тема воздаяния читается в первой («краткой») редакции «Тараса Бульбы», напечатанной в сборнике «Миргород» в 1835 году.

Кроме Шекспира, были у «Тараса Бульбы» и другие, не столь отдаленные во времени, литературные источники. Это «козакофильство» польских романтиков.

В русской историографии конца 18-го – первой половины 19 веков преобладал взгляд на казаков как на бродяг и разбойников. Что неудивительно в свете участия украинских казаков в походе поляков на Москву в Смутное время, а также казацких восстаний Разина и Пугачева. Несколько особняком стоит, правда, Карамзин, написавший в своей «Истории…»: «сие имя (казаки) означало тогда вольницу, наездников, удальцов, но не разбойников, как некоторые утверждают, ссылаясь на лексикон турецкий: оно без сомнения не бранное, когда витязи мужественные, умирая за вольность, отечество и веру добровольно так назывались». Но в целом отношение в России к казакам было скептическое. Вот и в вышедшей в 1834 году «Истории Пугачева» Пушкина казаки описаны очень прозаично – как с проблемами интегрирующаяся в Российскую империю ее окраина.

В то же время, часть поляков, мечтавших о восстановлении независимого польского государства, объясняли былую силу Польши союзом с Украиной. В укор полякам, потерявшим Польшу, как они считали, из-за своих мелочных интересов, превозносили они отважных украинских рыцарей, сражавшихся за общее польско-украинское дело. Питали «козакофилию» и надежды на то, что союз с украинцами, направленный против Российской империи, поможет Польше возродить независимость.

Конечно, поляки не могли игнорировать непростую и, прямо скажем, кровавую историю своих отношений с украинцами. Поэтому украинский казак в польской романтической литературе предстает, как правило, неуправляемым бунтарем. Хотя и храбрым воином, защитником отечества и союзником в определенный момент истории.

С одним из польских романтиков-украинофилов Богданом Залесским Гоголь был знаком лично. А свое письмо к нему подписал так: «Дуже, дуже близький земляк, а по серцю ще ближчий, чим по земли. Мыкола Гоголь» («Очень, очень близкий земляк, а по сердцу еще ближе, чем по земле. Мыкола Гоголь»). Вероятно, близость эта заключалась и в сходных взглядах на украинское казачество, и на украинские «казацкие» песни, которые и Гоголь, и польские украи-нофилы склонны были называть «настоящей историей».

Наиболее же ярким представителем польского литературного украинофильства считают Северина Гощинского. В отличие от Залесского, который воспевал общность поляков и казаков, Гощинский более драматично представлял себе их отношения. В 1828 году в Варшаве выходит его поэма «Каневский замок», которая была с энтузиазмом встречена в кругах романтиков. С этой поэмой, на наш взгляд, «Тарас Бульба» обнаруживает близкие сюжетные совпадения. (Сам же Гощинский признавался, что «Каневский замок» был навеян «Девой озера» Вальтера Скотта).