Пустыня - Борис Владимирович Березин Страница 14

Недаром Платон собирался изгнать Гомера (и вообще поэтов) из своего идеального государства-

правда, увенчав его предварительно лавровым венком.

"Как — то вечером посадил я Красоту себе на колени. — И горькой она оказалась. — И я оскорбил ее."

Можно было бы сказать, что Рембо возвестил "конец прекрасной эпохи"…

Но нет… он ничего не возвещает. Скорее разрушает и создает свой собственный мир.

"Я сумел истребить в себе всякую надежду.

Передушил все радости земные — нещадно, словно дикий зверь."

"Вывалялся в грязи. Обсох на ветру преступления. Облапошил само безумие.

И весна поднесла мне подарок — гнусавый смех идиота."

Потому что- "Нужно быть абсолютно современным."

Почувствовать себя- нет не Адамом даже, но… Богом… и начать творить с чистого листа-

из "ничего"…

На такое может решиться только безумец, или — гений.

. .

Артюр Рембо "Пьяный корабль"

Когда я ринулся вниз по свободным рекам,

И цепи разорвав, не чувствуя оков,

Услышал, как летят за мною следом,

Проклятия распятых моряков.

Какое дело мне теперь до экипажей,

Английский хлопок иль фламандское зерно-

И то, и это, и другое- сразу,

(Мне наплевать) — пусть все идет на дно.

Я был один средь бешеных приливов,

В туманной мороси, где не видать ни зги,

Не слыша грохот волн, их рев нетерпеливый,

Глух ко всему, как детские мозги.

Я мчался наугад, безумный соглядатай,

Небесных россыпей и глубины морей,

И полуострова, спокойные когда-то,

Бежали вслед за мной, срываясь с якорей.

Раскатом грома, пробужден средь урагана,

Я танцевал, как пробка, по волнам,

Десять ночей в обьятьях Океана,

Смеясь в тупые бельма фонарям.

Нежней, чем мякоть яблок для дитяти,

Несла меня зеленая волна,

Сорвав рули и разбросав канаты,

Омыв меня от рвоты и вина.

С тех пор я вовлечен в Поэму Океана,

Глазурью звезд таинственной- порой,

Куда влеком задумчивостью странной

Утопленник приходит на постой.

Где разорвав покойную гладь моря,

Безумием окрашивая дни,

Сильней стихов, и крепче алкоголя,

Стекает горький сок любви.

Я видел небеса в зигзагах хищных молний,

Смерчей неистовство, водоворотов бред,

И вечер, и рассвет, что птичьим гамом полный,

И то, чего никто не в силах лицезреть.

Я видел низких солнц мистическое пламя,

Бегущих в вечность волн, их адский фиолет,

Подобно мимам из античной драмы,

Бушующих валов, слепую круговерть.

Мне грезилась ночей зеленых одержимость,

Ослепших от снегов- сверкающая ель.

И поцелуй морей — спокойная решимость,

Неслыханных надежд- поющая купель.

В истерике неслись клокочущие зыби,

Слюною исходя, ревели по бортам,

Но я еще не знал, что светлых ног Марии

Одышливый взыскует Океан.

Какие мчались предо мной Флориды,

Глаза, как у пантер, и с лицами людей,

Зеленые стада и сказочные виды,

Под лучезарной радугой дождей.

Я видел, как в кочующих болотах,

Где до сих пор гниет левиафан,

Солнечных бликов тонет позолота,

И норов свой смиряет Океан.

Я видел ледники, в потоках перламутра,

Могучих солнц, сверкающую медь,

И там, где мели, в глубине заливов смутных,

Сьедаемых клопами — страшных змей.

Вот, для детей — поющая дорада,

И рыбок золотых веселая игра,

Цветы дарили мне невиданную радость,

И поднимали, несказанные ветра.

Но иногда, усталый от погони,

И бесконечной сменой утомлен,

Внимая всхлипам страждущего моря,

Я был, как женщина, коленопреклонен.

Почти что остров, весь в помете птичьем,

Несущий легкокрылых по бортам,

И на моем пути, в холодном безразличье,

Утопленники плыли по волнам.

Заброшенный, как щепка ураганом,

Где и не слышны птичьи голоса,

Я, опьяненный утренним туманом,

Что Мониторы мне? И что- Ганза?

Весь в утреннем тумане- фиолетов,

Пробивший небеса, прорвавший горизонт,

Я угощу взыскательных поэтов,

Глазурью неба, и лишайниками солнц.

Бегущий, как безумец в полнолунье,

Внезапный, будто первая гроза,

Когда дрожали под ударами июля,

Ультрамариновые небеса.

Я, чувствующий, как в Мальстримах вязких,

Кричит от вожделения бегемот,

Теперь мечтаю об одном — касаться,

Причалов древних, европейских вод.

Я видел звездные, пылающие зыби,

Открытые плывущим небеса,

Не ты ли спишь, в золотопером миге,

Грядущей силы, страстная душа?

Я слишком много пролил слез — как горьки зори!

Как солнца жестоки! Как тягостна луна!

Пускай мой лопнет киль — глубокая, как море,

Пусть надо мной сомкнется тишина.

Но если вдруг Европа, то такая,

Как лужа, над которую грустя,

Склонился мальчик. И кораблик свой пускает,

Как будто бы с ладони, мотылька.