Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения Страница 15

СМЕРТЬ АРТУРА

Весь день раскатывалось эхо битвыНад зимним побережьем в Лионессе,Пока не пали все бойцы Артура,Сражавшиеся рядом с королем.А сам король Артур, смертельно ранен,Был поднят храбрым сэром БедиверомИ отнесен в часовню, что стояла,Убогая, с разбитым алтарем,На голой, темной полосе землиМеж длинным озером и океаном.Ночь белая была от полнолунья.

И так промолвил сэру БедиверуКороль Артур: «Бой нынешний расторгПрекраснейшее рыцарское братство,Какое видел мир. Они уснулиНавек — друзья любимые. ОтнынеНе тешиться им славною беседойО битвах и турнирах, не гулятьПо залам и аллеям Камелота,Как в прежни дни. Я сам их погубил,Увы, — и рядом с ними погибаю…Хоть Мерлин клялся, что я возвращусьИ стану править вновь, — но будь что будет.

Так глубоко мой шлем пробит клинком,Что, думаю, мне не дожить до утра.Возьми ж мой славный меч Эскалибур,Которым я гордился: ты ведь помнишь,Как в летний полдень некая рука,Покрытая парчой венецианской,Таинственно-волшебная, явиласьИз глубины озерной, этот мечДержа, и как за ним поплыл я в лодке,И взял его, и с доблестью носил;Об этом и в грядущих временах,Меня воспоминая, не забудут.Не медли же: возьми ЭскалибурИ в озеро забрось как можно дальше;Вернувшись, расскажи о том, что видел»

Ему ответил храбрый Бедивер:«Мой государь, хоть мне не подобаетВас оставлять с такой жестокой ранойБез друга и подмоги, одного,Но ваш приказ исполню, не промедлив,И обо всем, что видел, расскажу».

Так он сказал и вышел из часовниИ в лунном свете пересек погост,Где кости древних воинов лежалиВ могилах, а над ними ветер пел,Хрипя, и клочья нес холодной пены, —И по извилистой тропе меж скалСошел к озерным озаренным водам.

Там он извлек Эскалибур из ножен,Поднял его, — и зимняя луна,Что серебрила край протяжной тучи,Промчалась по клинку до рукоятиИ вспыхнула огнем алмазных искр,Мерцающих топазов и гранатовОгранки дивной. Полуослепленный,Стоял он, замахнувшись для броска,Но с разделенной волей; наконецПодумалось ему, что лучше спрятатьЭскалибур меж узловатых стеблейПрибрежных тростников, шуршащих глухо.Так сделав, он вернулся к королю.

Спросил Артур у сэра Бедивера:«Исполнил ли ты в точности приказ?Поведай, что ты видел или слышал?»

Ответил храбрый Бедивер Артуру:«Я слышал только шорох камышаИ тихий плеск озерных волн о скалы».

Тогда король Артур сказал, бледнея:«Ты изменил своей душе и чести,Ответив, не как благородный рыцарь,А как лукавый, низкий человек.Я знаю, озеро должно ответитьКаким-то знаком, голосом, движеньем.Позорно лгать. Но ты мне мил и дорог.Ступай опять, исполни приказанье,Потом вернись и расскажи, что видел».

И вновь отправился сэр БедиверТропой скалистой на озерный берег,Шаги в раздумье меря, — но едваУзрел он снова рукоять резнуюТончайшей и диковинной работы,Как, сжав кулак, воскликнул: «НеужелиЯ должен выбросить такой бесценный,Такой чудесный меч, — чтоб никогдаЕго никто из смертных не увидел?Какое в этом послушанье благо?Какое зло от ослушанья, — кромеСознания, что ослушанье — зло?Положим, так. Но если сам корольСебе же самому вредит приказом?Он тяжко болен, ум его мутится.Что он оставит временам грядущимНа память о себе, когда уйдет,Помимо темных слухов? Если ж этаРеликвия навечно сохранитсяВ сокровищнице королей, — однаждыНа рыцарском пиру иль на турниреЕе достанет кто-нибудь и скажет:Вот он, Эскалибур, Артуров меч,Сработанный таинственною ДевойНа дне озерном: целых девять летОна над ним трудилась в одиночку. —И все почтят его и подивятся.Лишить ли этой славы короля?»

Такими мыслями себя смутив,Он снова спрятал меч ЭскалибурИ к раненому королю вернулся.

Спросил его Артур, с трудом дыша:«Поведай, что ты видел или слышал?»Ответствовал ему сэр Бедивер:«Я слышал плеск озерных волн о скалыИ заунывный шорох камыша».

Тогда воскликнул в горечи и в гневеКороль Артур: «Бессовестный предатель!Язык твой лжет! О горе, горе мне…Несчастен умирающий король:Взгляд, некогда без слов повелевавший,Утратил власть; но он не помутился.Что вижу я? Ты, мой последний рыцарь,Который должен был служить за всех,Прельстился драгоценной рукоятьюИ предал короля, как алчный ворИли девица — ради побрякушки.И все же можно дважды оступиться,А в третий раз — исполнить долг; ступай!Но если ты предашь и в этот раз,Я сам убью тебя своей рукою».

Бегом пустился вниз сэр Бедивер,С размаху ринулся в тростник прибрежный,Схватил Эскалибур и, раскрутив,Швырнул что было сил. Блестящий меч,Вращаясь и сверкая в лунном свете,Взлетел, пуская веером по кругуЛучи — подобно тем ночным огням,Что светят над полярными морямиВ морозном тресканье плавучих льдов.Так взмыл — и вниз упал клинок Артура;Но прежде, чем коснулся он воды,Какая-то волшебная рука,Покрытая парчой венецианской,Вдруг поднялась из волн, схватила мечЗа рукоять и, трижды им взмахнув,Исчезла. Рыцарь поспешил обратно.

Узрев его, сказал король Артур:«Теперь я знаю: ты исполнил долг.Скажи скорей, что видел ты и слышал?»

Ответствовал ему сэр Бедивер:«Мой государь, я должен был сперваГлаза зажмурить, чтобы не ослепли:Ведь ничего чудесней тех камней,Искусней той резьбы на рукояти,Хоть проживи я трижды век людской,Мне никогда на свете не увидеть.Потом я размахнулся широкоИ в воду меч швырнул… Гляжу — рука,Покрытая парчой венецианской,Вдруг поднялась из волн, схватила мечЗа рукоять и, трижды им взмахнув,Исчезла вместе с ним в озерной глуби».

И так сказал Артур, дыша с натугой:«Смерть близится; я чувствую ее.Скорее подними меня на плечиИ отнеси на берег. Но боюсь,Что эта рана слишком остудилась».

Сказал и приподнялся на локте,С усилием превозмогая больИ глядя синими, как сон, глазамиКуда-то пред собой. Сэр БедиверС великой жалостью смотрел сквозь слезы;Хотел промолвить что-то, но не смог.Лишь осторожно, преклонив колени,На плечи государя поднял онИ медленно побрел с ним вдоль погоста.

Король Артур дышал ему в затылокИ судорожно вздрагивал, как спящий,Которому приснился страшный сон,И хрипло повторял: «Скорей! скорей!Смерть близится; боюсь, мы не успеем».А рыцарь между тем шагал впередС уступа на уступ по скользким скалам,Окутанный в пар своего дыханья,Как некий призрак или великан.Он слышал, как шумело сзади море,Как птица ночи впереди кричала;Шагал, гоним вперед одною мыслью,И стук доспехов отзывался эхомВ ущельях и на склонах ледяныхВокруг него, и лязг стальных шаговГудел и множился среди утесов —И, наконец, пред ним открылся берегИ озеро, облитое луной.

Там, на волнах они узрели барку,Темневшую, как траурная шаль,Близ берега. На палубе рядамиСтояли люди в черных длинных ризахИ черных капюшонах — и меж нимиТри королевы в золотых коронах;И с барки этой поднимался плачДо самых звезд, — унылый, скорбный, слитныйКак завыванье ветра темной ночьюВ такой глуши, куда еще никтоНе заходил от сотворенья мира.

«Теперь, — король промолвил, — отнесиМеня на барку». С плачем и стенаньемТри королевы приняли АртураНа палубе; а та, что остальныхПревосходила красотой и статью,На грудь к себе его главу склонив,Сняла разбитый шлем и зарыдала,И, растирая руки короля,Горячими слезами окропилаЕго чело с запекшеюся кровью,И щеки бледные, как лик луныПеред зарей, и слипшиеся кудри,Что прежде озаряли трон Артура,Как сноп лучей, а ныне, потемневОт пота и от пыли, клочковатоВисели, спутанные с бородой.Так он лежал обрушенной колонной;Ужели это тот Артур, что мчалсяРисталищем, с копьем наперевес,Перед глазами восхищенных дам,Свет рыцарства — от шпор до перьев шлема?

Тогда воскликнул храбрый Бедивер:«Ах, Государь, куда теперь пойду я?Где спрячу взор от страшных перемен?Прошли те дни, когда царила честь,И каждая заря звала на подвиг,И каждый подвиг рыцаря творил:Таких времен, клянусь, не видел свет,С тех пор, когда пришли волхвы с дарами.А ныне Круглый стол, сей образ мираМогучего и славного, распался;Мне суждено остаться одному,Последнему, — а впереди лишь тьма,Чужие лица, странные заботы».

И так ему король ответил с барки:«Уходит старое и уступаетПуть новому; так Бог устроил мир,Чтоб в нем добро от ветхости не сгнило.

Утешься, рыцарь; что тебе во мне?Я прожил жизнь свою, и да очиститГосподь в Себе мои грехи! Но ты,Коль свидеться не суждено нам снова,Молись за душу короля. МолитваСильней, чем думают о ней. Так пусть жеТвой голос днем и ночью за меняВосходит к небу, как струя фонтана.Чем люди лучше козлищ и овец,Коль, зная милость Божью, не возносятМолитвы за себя и за друзей?Так у подножия Его плететсяЗлатая сеть, объемлющая мир.Теперь — прощай. Я уплываю с ними,Кого ты видишь здесь (хотя душаПо-прежнему не верит и страшится)На остров Авалон средь теплых вод,Где нет ни града, ни дождя, ни снега,Ни бурь; но лишь цветущие сады,Вечнозеленые луга — и гротыВ тени ветвей над морем голубым;Там исцеляются любые раны».

Так он сказал, и барка отплыла,Влекома веслами и парусами —Как белогрудый лебедь, спевший песнюПредсмертную и, растопырив перья,Отдавшийся потоку. Долго вдальСмотрел сэр Бедивер, воспоминаяСтоль многое! — пока корабль уплывшийНе стал лишь точкой в заалевшем небеИ дальний плач не смолкнул над водой.

Г. Кружков