Наум Коржавин - На скосе века Страница 17

Подмосковная платформа в апреле

Ещё в лесу зима бела,Но за лесным кварталомУже по улицам селаСтупаешь снегом талым.И ноги ходят вразнобой,И душно без привычкиХодить дорогой зыбкой тойК платформе электрички.Но вот дошёл ты. Благодать.Кругом в воде берёзки.И странно-радостно ступатьНа высохшие доски.Здесь на платформе — май, весна,Пусть тает снег… Но явноДождями вымыта онаИ высохла недавно.

* * *

Я жил не так уж долго,Но вот мне тридцать лет.Прожить ещё хоть столькоУдастся или нет?Дороже счёт минутам:Ведь каждый новый годБыстрее почему-то,Чем прошлый год, идёт…Бродил я белым светомИ жил среди живых…И был везде поэтом,Не числясь в таковых.Писал стихи, работалИ был уверен в том,Что я своё в два счётаСумею взять потом —Потом, когда событьяПойму и воплощу,Потом, когда я бытомЗаняться захочу.Я жил легко и смело,Бока — не душу мял,А то, что есть пределы,Абстрактно представлял…Но никуда не деться, —Врываясь в мысль и страсть,Неровным стуком сердцеВершит слепую власть.Не так ночами спится,Не так свободна грудь,И надо бы о бытеПодумать как-нибудь.Советуюсь со всеми,Как быть, чтоб мне везло?Но жалко тратить времяНа это ремесло…

Рассудочность

Мороз был — как жара, и свет — как мгла.Все очертанья тень заволокла.Предмет неотличим был от теней.И стал огромным в полутьме — пигмей.

И должен был твой разум каждый деньВновь открывать, что значит свет и тень.Что значит ночь и день, и топь и гать…Простые вещи снова открывать.

Он осязанье мыслью подтверждал,Он сам с годами вроде чувства стал.

Другие наступают времена.С глаз наконец спадает пелена.А ты, как за постыдные грехи,Ругаешь за рассудочность стихи.

Но я не рассуждал. Я шёл ко дну.Смотрел вперёд, а видел пелену.Я ослеплён быть мог от молний-стрел.Но я глазами разума смотрел.

И повторял, что в небе небо естьИ что земля ещё на месте, здесь.Что тут пучина, ну а там — причал.Так мне мой разум чувства возвращал.

Нет! Я на этом до сих пор стою.Пусть мне простят рассудочность мою.

Трубачи

Я с детства мечтал, что трубач затрубит,И город проснётся под цокот копыт,И всё прояснится открытой борьбой:Враги — пред тобой, а друзья — за тобой.

И вот самолёты взревели в ночи,И вот протрубили опять трубачи,Тачанки и пушки прошли через грязь,Проснулось геройство, и кровь пролилась.Но в громе и славе решительных летМне всё ж не хватало заветных примет.Я думал, что вижу, не видя ни зги,А между друзьями сновали враги.И были они среди наших колоннПодчас знаменосцами наших знамён.

Жизнь бьёт меня часто. Сплеча. Сгоряча.Но всё же я жду своего трубача.Ведь правда не меркнет, и совесть — не спит.Но годы уходят, а он — не трубит.И старость подходит. И хватит ли силДо смерти мечтать, чтоб трубач затрубил?

А может, самим надрываться во мгле?Ведь нет, кроме нас, трубачей на земле.

* * *

Надоели потери.Рознь религий — пуста,В Магомета я верюИ в Исуса Христа.

Больше спорить не будуИ не спорю давно,Моисея и БуддуПринимая равно.

Всё, что теплится жизнью,Не застыло навек…Гордый дух атеизмаЧту — коль в нём человек.

Точных знаний и мерыВ наши нет времена.Чту любую я Веру,Если Совесть она.

Только чтить не годитсяИ в кровавой борьбеНи костров инквизиций,Ни ночей МГБ.

И ни хитрой дороги,Пусть для блага она, —Там под именем БогаПравит Суд сатана.

Человек не бумага —Стёр, и дело с концом.Даже лгущий для блага —Станет просто лжецом.

Бог для сердца отрада,Человечья в нём стать.Только дьяволов надоОт богов отличать.

Могший верить и биться,Той науке никакЧеловек обучитьсяНе сумел за века.

Это в книгах, и в хлебе,И в обычной судьбе.Чёрт не в пекле, не в небе —Рядом с Богом в тебе.

Верю в Бога любогоИ в любую мечту.В каждом — чту его Бога,В каждом — чёрта не чту.

Вся планета больная…Может, это — навек?Ничего я не знаю.Знаю: я человек.

* * *

В наши трудные временаЧеловеку нужна жена,Нерушимый уютный дом,Чтоб от грязи укрыться в нём.Прочный труд, и зелёный сад,И детей доверчивый взгляд,Вера робкая в их пути,И душа, чтоб в неё уйти.

В наши подлые временаЧеловеку совесть нужна,Мысли те, что в делах ни к чему,Друг, чтоб их доверять ему.Чтоб в неделю хоть час одинБыть свободным и молодым.Солнце, воздух, вода, еда —Всё, что нужно всем и всегда.

И тогда уже может онДожидаться иных времён.

ПРИОБЩЕНИЕ

* * *

И с миром утвердилась связь.

Всё будет, а меня не будет, —Через неделю, через год…Меня не берегите, люди,Как вас никто не бережёт.

Как вы, и я не выше тлена.Я не давать тепла не мог,Как то сожжённое полено.Угля сожжённого комок.

И счёты мы сведём едва ли.Я добывал из жизни свет,Но эту жизнь мне вы давали,А ничего дороже нет.

И пусть меня вы задушилиЗа счастье быть живым всегда,Но вы и сами ведь не жили,Не знали счастья никогда.

Осень

Вода в колеях среди тощей травы,За тучею туча плывёт дождевая.В зелёном предместье предместья МосквыС утра моросит. И с утра задувает.А рядом дорога. И грохот колёс.Большие заводы. Гудки электрички.Я здесь задержался.          Живу.            Но не врос.

Ни дача, ни город, —          тоска без привычки.Быть может, во мне не хватает огня,Я, может, уже недостаточно молод…Но осень не манит в дороги меня —В ней нынче одни только сырость и холод.

И ноги ступают по тусклой траве.Все краски пропали. Погода такая.Но изредка солнце скользнёт по листве —И жёлтым и красным листва засверкает.Как знамя она запылает в огнеПодспудного боя.        И станет мне ясно,Что жизнь продолжается где-то вовне,Всё так же огромна, остра и опасна.

Да! Осени я забываю язык.Но всё ж временами          сквозь груз настроенья,Сливаюсь,      как прежде сливаться привык,С её напряженным и грустным гореньем.И может быть, будет ещё один год.Год жизни —      борьбы с умираньем и скверной.

Пусть будет тоска. Но усталость пройдёт.Пусть всё будет больно, но всё — достоверно.Порывы свирепы. Не бойся. Держись.Здесь всё на учёте: и силы, и годы.Ведь осень всегда беспощадна, как жизнь, —Контрольный налёт первозданной природы.И в кронах горят желтизна и багрец.Как отсвет трагедий,           доступных не очень…Для дерева — веха.         Для листьев — конец.А чем для меня ты окажешься, осень?

* * *