Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник) Страница 2

Celka.net

Твой компьютер сказал: этот парень не гнида,да, он пьющий немножко, и что из того?Но зато он не жмот, и, похоже, либидочересчур заскучало в штанах у него.

Ты задумалась. Раньше тебе твой компьютерникогда не вещал про такие дела,всех твоих пацанов посылал он на муттер,в смысле, маму сиктым, fuck him off, bla-bla-bla.

Свою модную мышку к лобку ты прижала,ты глядела на мой интернетный портрет."Да пошел ты, козел!" - так ты мне угрожала,и на мышку стекал твой жемчужный секрет.

И когда твоя мышка тебя задолбала,а компьютер спросил: "Твою мать, ты чего?" -ты решила извлечь меня из виртуалаи назначила встречу в ЦПКиО.

И, маньяки Сети, мы узнали друг другапо зеленым щекам и по красным глазам,и сказал я: "Давай за знакомство, подруга", -и достал из кармана "Алтайский Бальзам".

Через двадцать минут мы игриво болтали,опьяненные воздухом поздней весны,над любой ерундой мы с тобой хохотали,даже шутки Масяни нам были смешны.

Под кустом то ли ясеня, то ли жасминамы с тобою укрылись от взглядов людей,и набросился я на тебя, как скотинаиз портала "Дюймовочка и Бармалей".

Ты сначала была холодна как ледышка,и боялась раскрыться навстречу судьбе,оказалось же просто, что модная мышкакак лобковая вошь присосалась к тебе.

С матюгами и кровью я выдрал зверюшку,разломал и закинул подальше в кусты,и загнал закаленную дрочкою пушкув те места, где мышей раньше прятала ты.

И хотя мы любовь знали лишь по порталам,но такие картины мы видели там,что смогли поразить мастерством небывалыми понравиться людям простым и ментам.

Мы вопили - и люди кричали нам "Браво!",а потом нас в потоках везли городских,утомленных любовью, весною и славой,в кавалькаде машин, частных и ментовских.

И представили нас самому Президенту,с Биллом Гейтсом как раз он встречался в Кремле,предложили они нам сигар и абсенту -"Размножайтесь!" - рекли эти люди святыеи добавили ласково: "Мать вашу еб".

Так мы встретились, дети компьютерной эры,чтоб покончить в реале с невинностью тел,и сияли нам звезды Кремля и Венеры,и по небу полуночи Эрос летел.

Я менеджер тухлого клуба

Я менеджер тухлого клуба,В котором толчётся хипня.Кобзон и Успенская ЛюбаНавряд ли споют у меня,

Ветлицкая тоже НаташкаНавряд ли заглянет сюда.Филипп и евонная пташкаКо мне не придут никогда.

Так кто же у нас выступает,Кто слух усладит хиппанам?Здесь Слава Могильный бывает,Ди-джей Кабыздох ходит к нам.

Ужель про таких не слыхали?О, люди! Ленивые тли!А бард Теймураз Миноссали,Цвет совести русской земли?

А Гиршман, поэт и прозаик?Какой тебе Алан Чумак?Стихами он всех усыпляет:И мух, и людей и собак.

Поэтому вход для зверюшек,Как видите, не возбранён,приводят и тёлок и хрюшекИ поят зелёным вином.

Потом их волочат на дойку,А кое-кого на зарез.Шучу я, конечно же в койку.У нас в этом смысле прогресс.

Ведь все мы, друзья, зоофилы,Животные, мать нашу так,И будем любить до могилыИ тёлок, и жаб, и собак.

Я любил поджигать кадиллаки

Я любил поджигать кадиллаки,Хоть и был я не очень богат,Но буржуи, такие собаки,Норовили всучить суррогат.

"Подожги, - говорили, - Вадюша,Хоть вот этот поганенький джип." -"Нет, давай кадиллак, дорогуша,Если ты не петух, а мужик".

И обиделись вдруг богатеи,Что какой-то пьянчуга-поэтВытворяет такие затеи,А они, получается, нет.

Да, ни в чём не терпел я отказа,Власть я шибко большую имел,Ведь чесались сильней, чем от сглаза,От моих пиитических стрел.

Знали, твари, что если вафлёромИ чмарём обзовёт их поэт,То покроет навеки позоромИ заставит смеяться весь свет.

И боялись меня хуже смертиВсе министры, менты и воры,А потом сговорились ведь, черти,И отрыли свои топоры.

Дали денег, приказ подмахнулиИ услали меня в Парагвай.Стал я там атташе по культуре,А работа - лишь пей-наливай.

Познакомился с девкой хорошей.Хуанитою звали её,Часто хвост ей и гриву ерошил,Загоняя под кожу дубьё.

Но ревнива была, асмодейка,И колдунья была, вот те крест,И при мне угрожала всем девкам,Что парша у них сиськи отъест.

Целый год остальные мучачиЗа версту обходили меня.И тогда Хуаниту на дачеУтопил я. Такая фигня.

Вот иду я однажды по сельвеС негритянкой смазливой одной,Запустил пятерню ей в кудель яИ притиснул к платану спиной.

Ну-ка думаю, чёрная стерлядь,Щас ты мне соловьем запоёшь.Вдруг откуда-то из-за деревьевПросвистел ржавый кухонный нож

И вонзился девчоночке в горло -Кровь мне брызнула прямо в лицо,И нечистая сила попёрлаИз густых парагвайских лесов.

Мчатся три одноногих гаучоНа скелетах своих лошадей,Ведьмы, зомби и Пако Пердуччо,Выгрызающий мозг у людей,

И под ручку с бароном Субботой,Жгучий уголь в глазах затая,Вся в пиявках и тине болотной,Хуанита шагает моя...

В общем, съели меня, растерзали,Не нашлось ни костей, ни волос,Лишь от ветра с платана упалиМой ремень и обгрызенный нос.

В Парагвае меня схоронили,Там, в провинции Крем-де-кокос.В одинокой и скорбной могилеМой курносый покоится нос.

В полнолуние он вылезает,Обоняя цветы и плоды,И к девчонкам в постель заползает,Чтоб засунуть себя кой-куды.

Я крылышки "Allways" в аптеке купил

Я крылышки "Allways" в аптеке купил -меня телевизор об этом просил,просил меня ночью, просил меня днём,и я согласился: "Ну ладно, берём!"Пытался приставить туда и сюда -но я оказался не девочкой, да.Я эту фигню возле губ привяжу -я часто блюю, когда в телик гляжу.

Я блондинка приятной наружности

Я блондинка приятной наружности,У меня голубые глаза,Бедра сто сантиметров в окружностиИ наколочки возле туза.

Если джентльмен сорвёт с меня трусики,Обнаружит на попке коллаж:Лысый чёрт трёт копытами усикиИ готовится на абордаж.

А правей, на другом полушарии -Там сюжет из античных времён:Толстый карлик и негр в лупанарииИзбивают двух римских матрон.

Вот такие на теле художестваРазвела я по младости лет.Кавалеров сменила я множество,А приличного парня всё нет.

Был один аспирант из Мичуринска,Не смеялся, как всё дурачьё,Но умильно и пристально щурилсяНа весёлое тело моё.

Он пытался скрестить умозрительноКарлу с негром и чёрта с бабьём,Стал болтать сам с собой, и стремительноПовредился в умишке своём,

Окатил себя чёрною краскоюИ рога нацепил на башкуВместе с чёрной эсэсовской каскою,И детей стал гонять по снежку.

Тут его и накрыли, болезного,Отметелили, в дурку свезли.И житьишко моё бесполезноеВместе с милым затухло вдали.

Грудь опала и щёки ввалилися,А седалище вдруг разнесло,Черти с бабами силой налилися,Пламя адское задницу жгло.

Ни спасали ни секс, ни вибраторы,Ни пиявки и ни кокаин.И лишь обер-шаман Улан-БатораНечто вытворил с телом моим.

Нежной лаской, молитвой и святостьюУсладил он мои телеса -И над синей наколотой пакостьюЗакудрявились вдруг волоса.

Я была расписною картиною,Стала вдруг я курдючной овцой,Безответной жующей скотиноюС человеческим лысым лицом.

И меня больше черти не мучают,Щёчки пухлые, вымечко есть.Лишь монгол мой от случая к случаюОбстригает на заднице шерсть.

Элен