Александр Цыганков - Дословный мир. Третья книга стихов Страница 2

Пускай и в романтичном ореоле,

Свобода без жестокости – не боле,

Чем Дарвин для ребёнка, просто деда

Похожий на нетрезвого соседа.

И в мире Первозванного Андрея

Он так же избегал, как брадобрея.

3

В суровом стиле – живопись начала

Не века, а готического зала,

Где в самой сердцевине анфилады

Большая композиция осады

Огромной крепости крутой эпохи.

Над городом кровавые сполохи —

Как у Брюллова. Падая в пейзаже,

Тираны воскресают в Эрмитаже

И служат не уроком, а каноном, —

Придвинутые к мраморным колоннам,

Как будто ждут прихода Алигьери

В средневековом этом интерьере.

5–6.2007

Просодия. Пение на ходу

1

В том городе, где средние века

Пересеклись с эпохою расцвета

Науки и печатного станка,

Я в новый век, в сороковое лето,

Вошёл и не заметил, что вполне

Оправдано внезапным переходом

Кочевника к оседлости – в стране,

Освоенной торгующим народом.

Пронизан воздух боем часовым.

Сумятица. Скопление народа.

Поток машин преобразует в дым

Программу из поэмы Гесиода.

И над землёй ночной звезды отвес,

Что выпрямил когда-то человека,

Как маятник в механике небес

С картинки девятнадцатого века.

Всё связано. Калейдоскоп времён.

Синоптик по заказу гоминида

Даёт прогноз миграции племён —

В границах геометрии Эвклида.

И свет, и время вектором к земле

Направлены – к тотальному исходу,

К падению в единственном числе

Икара в ледниковую природу.

2

В том городе, над синею рекой,

Я верил, не испытывая веру.

И царь-комар, как мытарь городской,

Испытывал меня, порой – не в меру.

Когда бы не урок: «Будь глух и нем»,

Наверное, не выжил бы. Тот город

Теперь в другой эпохе вместе с тем

Двором, где был и голоден и молод,

Но как любил! И правил черновик,

Катренами, выстраивая строки.

Так было легче пересилить крик

И сохранить свидетельства, вещдоки

Того, чем жил, но, забывая – как,

Склонялся к осмыслению дороги.

Стремился вверх и попадал впросак.

Слагал элегии, читал эклоги.

И больше чем портрет, любил пейзаж,

Исполненный по осени с натуры,

В том городе, где небо – как витраж

Среди возвышенной архитектуры.

И звонницы одетые в леса,

И древние постройки на обрыве,

И жителей тревожные глаза —

Глядят мне вслед в обратной перспективе.

3

В том городе подземная река,

Как скрытая от смертных Гиппокрена,

Ещё выносит в мир из родника

Потоки из эпохи плейстоцена…

Но дальше – осторожней! Перебор

Грозит потерей сна, как части речи,

И памяти, что сводит кругозор

К отрезку времени и месту встречи.

Труды и дни! Наивный Гесиод

Не разгадал в Божественной картине

Простой круговорот проточных вод

Как следствие, влекомое к причине.

И нет уже ни города, ни той

Мелодии, что рождена до слова.

И снится нам тот город золотой

Под мягкий баритон Гребенщикова.

Расплывчато, но верно. Городов

Пределы, словно небеса святыми,

Как воздухом, до самых облаков,

Пронизаны мечтами золотыми.

И в окнах золотой вечерний снег

Горит, как свет во тьме пирамидальной.

И город как спасительный ковчег

Подходит к лирике исповедальной.

3.2006

Последний островок

Последний островок весеннего снежка…

И всё! И мишура слетает понемногу.

Как выйду погулять, встречаю старика,

Что всякий раз один выходит на дорогу

И бродит день-деньской. И всякий раз, когда

Я – созерцая даль – закуриваю нервно,

То мыслю, что одна заветная звезда

Горит светлее дня в его душе, наверно.

3.2007

Костёр

Что было, то было. Костёр на поляне

В глубоком распадке с просветом в простор,

С прострелом для эха и речкой в тумане,

И невыразимая линия гор!

Вдруг вспыхнут, как в юности, жаркие споры

Поддатых геологов и работяг

Про эти же самые реки и горы!

И песня звучит про таких же бродяг.

И крепким словечком крутого расклада

Прокатится эхо из дальних полей

О том, как пропала вторая бригада.

Опомнись, романтик! Вернись, дуралей!

Но вместо ответа, как вызов по «скорой»,

Поход за мадерой в большое село.

И словно с распутинскою Матёрой

Прощанье с эпохой, и вновь на крыло!

Чтоб с неба взглянуть на великие реки,

На синий, подёрнутый дымкой простор

И вдруг осознать, что остался навеки

Костёр на поляне. Запомни! Костёр!

3.2007

Сухой апрель

Простите ж мне соблазны и грехи…

А. С. Пушкин

Конец апреля. В городе от пыли

Першит в гортани. Траурные дроги.

Так сухо, словно плакальщиц забыли,

Чтоб окропить российские дороги.

Видать, перебороли слёзы верой.

Молчать! Молчать… И нет вернее слова,

Раз проводы закончились премьерой.

В сокуровском прочтенье «Годунова».

25.4.2007

Затменная звезда

Задумчивое время на холстах

Художников эпохи вертограда!

Что в ягодных, что в ленинских местах —

От Красноярска до Калининграда —

Классические серые тона!

И ветрено, и холодно. В просторе —

Эпохой упоённая страна!

И жители, как витязи, в дозоре,

Вдыхают на морозе алкоголь, —

И на дворе, и в жилах – ровно сорок! —

Когда звезда по имени Алголь,

Меняя блеск, выходит на просёлок

И застит путь. Читай, наверняка

Летит во тьму. И глаз теодолита

Садится на маршруте старика —

От моря до разбитого корыта.

Как жаль, что нам всего не уберечь!

И мы росли среди картин и книжек…

И золотую рожь в родную речь

Вписал навек великий передвижник,

И смотрят в мир с классических холстов

Родные реки, нивы, горы, топи…

И в колорите царствует Серов

И с моря приближается к Европе.

Далёкое и близкое! Во мгле

Не блеск лучей, а выбор точки взгляда.

Я говорю о людях на земле!

Эпохам нашей жалости не надо.

5.2007

Крыло совы

Жили стаи рыб на вершинах вязов…

Квинт Гораций Флакк

У крика крыльев нет. И словно рыбы немы

И тени на воде, и отраженья, где мы,

Как пламя, гасим всё, что крик перекрывая,

Из нас глядит на дно, как будто рыбья стая.

Расходятся круги веков от сердцевины,

И тихо, как в сети Всемирной паутины,

И в кроне включен свет, но всяк туда входящий

Едва исторгнет крик, сольётся с настоящей

Великой пустотой – до слова и до света.

Сгорает в темноте прямая речь поэта!

Коснётся тишины крылом сова ночная,

И робкая листва, как будто рыбья стая,

Разрежет глубину и свяжет, как основа,

Взволнованную речь и сети рыболова.

4.2007

Невод полный серебряных блёсен

В понизовой тайге, там, где сказки длиннее, чем реки,

Непроглядная ночь – ни костра, ни окна вдалеке.

То ли духи плывут в небеса, то ли беглые зэки,

Как таймени, по дну, поднимаются вверх по реке.

Искромётный чалдон в обласке заряжает двустволку

И стреляет с воды – в темноту – для отвода души.

По-дурацки вполне! Словно сам человеку вдогонку

Всё кричал, как сорил, золотыми словами в глуши.

Ничего, ничего никому кроме денег не надо!

То ли время пришло, и срываются Гончие Псы

Со вселенских цепей. Наступают века звездопада,

И уходит земля – как песок – в золотые часы!

В непроглядную ночь – невод полный серебряных блёсен!

В ледяной перекат – искромётный чалдон с топором!

Словно знак водяной вдалеке отгоревшая осень

Рыжий профиль его всё рисует орлиным пером.

5.2007(11.2011)

Классический пример

Очерчивая круг метафорой крыла,

Как трудно разгадать, как сложно, в самом деле,

Осмыслить, почему – гроза уже прошла,

А дождь ещё идёт. И просто – как в новелле

«Орёл и Прометей». Крылатою мечтой

Растерзанная плоть – вот новая картина!

Над морем дышит грудь, и горы – под пятой,

И каждому – своя вторая половина!

И вновь рисует круг – во весь размах крыла! —

Орёл – как лейтмотив в развитии сюжета.

Но, может быть, простой метафора была,

И не был Прометей прообразом поэта.

Движение души не вырезать резцом.

Схождение огня не выразить стихами.

Классический пример – чернильница с пером —

Опасней, может быть, сражения с богами.

6.2007

Двойник

Ты остался один посреди пустырей и задворок,

Воплощая собой неизбежный для них снегопад,

И небесной золой покрывая доверчивый город,

Переводишь мечты, как часы, на столетье назад.

Проще некуда быть, чем холодным огнём на обрыве!

Разбери по слогам – и на землю звезда упадёт,

И в безлюдных полях, там, вдали за рекой, как впервые,