Александр Цыганков - Дословный мир. Третья книга стихов Страница 3

Вдруг откроется всё, воплощённое в этот полёт.

Так лети же, лети! Разгоняя частиц мириады,

В белом ритме баллад закружись над сибирской рекой.

И снежинкой одной, перемноженной на снегопады,

Разорви тишину за условной чертой городской.

Мне тебя переждать, пережить, пересилить бы надо,

Если б ты не возник в неизбежном паденье кругом.

Так лети же, лети – просветлённой душой снегопада!

Рассыпайся вокруг белоснежным его двойником.

10.1997(6.2006)

Первый снег

Николаю Рубцову

Как медленно и тихо над полями

Кружится снег, скрывая пеленой

И горизонт с далёкими огнями,

И небосвод с глубокой синевой,

В открытые зеркальные озёра

Летит – и продолжается в воде,

Примеривает полотно простора,

Чтоб выстлать путь Рождественской звезде.

Невольно вдруг подумаешь о Боге.

Волхвует ночь! И тихо снег летит.

Как будто кто-то близкий на дороге

О чём-то сокровенном говорит.

И светел путь, подчёркнутый, как мелом.

И белый снег растёт среди полей,

Как самый первый снег на свете белом

На самой тихой Родине моей.

11.1998(2.2007)

Дословный мир

Как много в нас невидимых примет,

Прочитанных, как принято, до срока,

Как странный сплав гордыни и порока

В пророчестве: «Таков и ты, поэт!»

Такой весь мир. Всё длится, как река.

Всему свои дороги и просторы.

Одни ведут ко дну, другие – в горы,

Чтоб тайнопись постичь наверняка.

Но мир, как лес, не стоил бы листа,

Когда бы не тропинка звукоряда —

Туда, где загораются от взгляда

Глухие заповедные места!

Картинки детства! Бабушкин цветок.

В окошке вид речушки Безымянной.

Дословный мир – державы деревянной!

И времени – попутный ветерок.

Впервые всё! Не вычеркнуть слова.

И не прервать молчания, в котором

Ты – весь простор и небо над простором.

И так светло! Кружится голова!

Ты сам среди немыслимых примет

У тишины – как слово – на примете.

Ты – облако, которому на свете

Чужбины нет! Прочти его, поэт.

5.2008

Метель

Метель прочитана с листа.

Шлагбаум – в каждом твёрдом знаке.

Классическая простота —

Как вспышка выстрела во мраке.

Потом – погоня и кресты.

Кровавый след на корке наста.

И вьюги белые листы —

Как новый том Экклезиаста.

Чтоб каждому – от сих до сих —

Прочувствовать метель во вздохе,

Звучал прозрачный русский стих —

Как будто реквием эпохе.

И даже призрачный рассвет

На островах архипелага

Воспел – и не один – поэт!

Бумага вытерпит. Бумага

Пропахла дымом, табаком —

От Нерчинска до Беломора,

Где шла работа – с огоньком!

И каждый стих – до приговора,

Ещё задолго до тюрьмы —

Подшит кровавой ниткой к насту,

Чтоб строем выдохнуть псалмы

Усатому Экклезиасту.

2.2007

Верстовые столбы

Верстовые столбы – до ворот возрождённого храма.

Выпрямляется взгляд – и на землю слетает панама,

Словно солнце взошло в отработанном цехе завода,

Где теперь говорят с небожителем без перевода.

Верстовые столбы – вдоль дороги от Белого дома.

Кто проходит по ней, тот ещё не избегнет Содома,

Но до Храма дойдёт; от волнения выронит шляпу,

Оттого что пришёл к покаянию не по этапу.

Верстовые столбы! Чей прообраз – над серой Невою.

Обратил, словно тень, Петропавловский шпиль над страною

Указательный знак: через топи – в Кузнецкие копи.

Верстовые столбы – от Европы и снова к Европе,

Словно Шёлковый Путь пересёк златорунную жилу,

И крестили в тайге староверы нечистую силу,

В темноте, говоря, что и в церкви на этом болоте

Только Дева чиста, да и та в застеклённом киоте.

Томск – 2.2007

Золотая богиня

Николаю Клюеву

Вдоль болота украдкой бродила

Святовита внебрачная дочь.

Навье солнце. Нечистая сила.

Это ночь? Это лунная ночь!

Это в диком урмане заречном

Будимирович вновь просвистел.

Пой, Соловушка, песню о встречном —

Стереги расписной новодел!

Красной девкой Весна загуляла

И пошла – понесла, как река!

Раньше срока открылась Каяла —

И к расстрельной горе Каштака

Погорелыцины грязные дети

Золотую богиню несут.

И не вымарать образы эти.

Ничего не поделаешь тут.

Томск – 3.2009

Натюрморт в саду с пернатыми и виноградом

Там, где химеры слетаются на виноград,

Птица выпишет круг и взмахнёт крылами.

Полон другими певчими дивный сад,

Что ни пером не выразить, ни словами.

Этих пернатых даже в густых лесах

Раньше никто не видел, тем паче рядом —

В розовых палисадниках и садах,

На золотых столешницах с виноградом.

Им не страшны ни сторож, ни длинный хвост

Рыжей плутовки, что на плечах у жрицы,

Той, у которой в избранных был прохвост,

Да улетел по небу по праву птицы.

Вольному воля! Полный размах крыла!

Случай – как лёгкий бриз – унесёт за море.

Только и там поставят на край стола

Карточный домик, и закружит в просторе

Вещая птица, та, что вершит полёт

В той пустоте, где нет ни химер, ни сада.

И бесконечным кажется перелёт

От виноградника в сторону звездопада!

1.2008

Среди нехоженых дорог

Я обожаю парадоксы:

Начало осени – весна,

На огородах вянут флоксы —

Встаёт природа ото сна,

Скворцы летят на милый север,

На юг – лебяжьи косяки,

И с песней мчатся в город Невер

В столыпинках большевики.

Я обожаю в абрикосах

Любой расклад метаморфоз,

Жару в арктических торосах

И в знойной Африке мороз.

В метафизическом тумане

Ловлю прозрачный звонкий слог.

Люблю гулять, как все славяне,

Среди нехоженых дорог!

1.2004

Ночь на Родине

Говори! Всё равно отзовётся

В этом диком просторе земном

Тишина – как рожок из колодца,

Словно речь, затаённая в нём.

Распадается сфера ночная.

Ну и темень! Эй, кто там? Огня!

То ли слышится песня такая?

То ли это кричали меня?

Верно, в сердце о чём-то поётся,

И ни слова, ни звука вдали.

Ничего! Говори! Отзовётся!

На мгновенье прислушайся. И —

Как в насмешку, гружённый железом,

Товарняк прогремит вдалеке,

Да в полнеба звезда – стеклорезом —

Полоснёт и погаснет в реке.

6.2009

Картина

Прислушиваюсь. Тихо на реке.

Всё те же в неизменном далеке,

Меняющие краски временами

Пейзажи над крутыми берегами.

Красиво так, что не хватает слов

Для этих живописных берегов.

И ветер, налетая из простора,

Вдруг соберёт обрывки разговора

Двух рыбаков про спутанную сеть

И вновь порвёт, как леску. Онеметь

Так страшно здесь, в беспечные минуты,

Где так великолепно! Но кому ты

В такой картине нужен? У реки

Одни купальщицы и рыбаки

Желательны, как прочие детали,

Которые для них нарисовали.

Шеломок – 6.2007

Путь

Геннадию Айги

ПО КРОВЕНОСНЫМ СОСУДАМ

ВЕТВЕЙ, ВМЕРЗАЮЩИХ В НЕБО

11.1996

Древо жизни

1

Наши взоры – как ветви. Звёзды – листва.

Наша планета и есть Древо Познанья,

Вечное Древо в поле Добра и Зла —

Вот и метафора в целом для мирозданья.

Так веселее, чем у Эйнштейна, и

Стороны света не надо менять местами.

Как бы там ни было, право самой Земли

Крону наращивать и шелестеть листками,

Краситься осенью, сбрасывать лишний вес,

Прятать охотника или сбивать со следа,

Или вдруг вспыхнуть ярким костром небес —

К тихому ужасу сонного короеда.

2

Белкой по древу… Дивом среди ветвей…

Как это близко! Только что, в разговоре,

Вдруг прозвучало. Терпкой смолой корней

Росы янтарные с кроны упали в море.

Вот и выходит – к лучшему сей пример

Виденья мира животворящим взором.

Пифагорейской музыки высших сфер

Самые тесные связи с крестьянским кровом,

С мерой зерна, со стернёй, что прошёл мужик,

С песней девицы и зрелою формой плода.

Наши время и место – и есть язык,

В слово отлитый стихийный глагол народа.

3

Август из лодочки вычерпал звездопад!

Речка журчит в рукавах из гончарной глины.

В лёгкой испарине этот нескучный сад —

В зеркале водном колеблемый куст рябины.

Глазом совы проморгнёт в облаках луна.

Белая рыба выпрыгнет из потёмок.

Так и хочется крикнуть, допив до дна,

Берегу дальнему – с берега: «Эй, потомок!»

Звёзды, как листья, ночью сгорят в костре.

И на восходе лодка качнётся в кроне,

Тенью взволнованной, в дымчатом сентябре,

Там, где шумит золотой березняк на склоне.

2.2006

Нагорный листопад

В сюжете сентября мотив горы крутой