Мадина Хуршилова - Стихотворения Страница 2

Запретные будет читать письмена

И кутаться в шаль облаков.

И страшные я назову имена

Забытых и грозных богов.

Вы, спящие в море, услышьте мой зов!

А лес отвечает мне уханьем сов,

Тревожными криками птиц.

Придите, вернитесь, владыки миров,

Восстаньте из плена гробниц!

Вендиго по кронам деревьев идет,

Он помнит о прошлом, он жаждет и ждет,

А Страж открывает Врата.

Взываю я к вам, Йог-Соттот, Шабб-Нигрот,

Но крик замирает у рта.

А в море, во мраке холодных глубин -

Там Хтулу проснулся, что вечно один,

Я чувствую огненный взгляд…

Мелькание странных и жутких картин…

Рассветные звезды горят.

Росистые травы встречают восход,

Что было – то было во сне…

Лишь круг из камней. Никого.

Только вот Все слышится, слышится мне,

Как кто-то по кронам деревьев идет

Все дальше и дальше от древних ворот.

Подскажи, кто стоит у меня за спиной,

Посмотри, я сама оглянуться не смею,

Кто шагами бесшумными ходит за мной,

Чье дыхание легкое холодом веет?

То, как будто играя, задует свечу,

То рукой ледяною к плечу прикоснется,

И над всем, чем живу, чему верить хочу,

Горько плачет, а чаще – безбожно смеется.

Равнодушно следит за игрою страстей,

Никогда не отводит бессонного взгляда,

Знаю, знаю, души он не хочет моей,

Но слова его падают каплями яда.

Молчаливый свидетель беспечных грехов,

Знает тайные знаки и тайные думы,

Мой непрошенный зритель сжигающих снов,

Кто он, кто же он – страшный, жестокий, угрюмый?

Кто мелькает порой силуэтом в окне?

Это тень моя. Черная тень на стене.

Волосы – черный ночной дурман,

Гладкостью тонкой атласной кожи,

Взорами пьян, поцелуями пьян,

Князь распростерся на пышном ложе.

Странно – во сне не узнать лица,

Стало оно и чужим, и юным,

Смотрит она на рубин кольца

Взглядом завороженно-лунным.

Князь, ты не видишь – в моей руке

Смерть твоя – длинное острое жало,

Видишь, как блики горят на клинке,

Чувствуешь прикосновенье кинжала?

Жалости нет, да о чем жалеть?

Кто я – наложница, полонянка…

Солнце ночное, луна, мне ответь,

Чем полонянка – не лучше ль беглянка?

Тихо вздохнул, улыбнулся во сне

Князь ясноглазый мой, светловолосый,

И не ко времени вспомнилось мне,

Как целовал он душные косы.

Сколько придумывал нежных имен,

Вправду любил ли, лгал ли безбожно…

Нет, не хочу, не нарушу сон,

С ним – не могу, без него – невозможно.

Женская слабость… Стекла слеза,

Вспыхнула, будто алмаз, на кинжале…

Вздрогнул, проснулся он – и глаза

Злыми и рысьими сразу стали.

… С чистого все начинают листа,

Прошлое вспомнить – дурная примета.

Так вот закончилась жизнь моя так,

Верно, не лучше закончится эта.

Черная башня моя в ночи,

Тянет к окошку луна лучи,

Видишь мерцающих три свечи?

Будет закрытая дверь – стучи,

Стражников встретишь – скрести мечи,

Имя мое в забытьи шепчи,

Доброй улыбкой тоску лечи,

К сердцу, прошу, подбери ключи,

Но заклинаю – о том молчи,

Как отыскать Башню Грез в ночи,

Что означают те три свечи.

Вместе мы, но по разные стороны,

Краток миг для смешенья миров,

В небе черными кляксами вороны,

В небе мглистом от дыма костров.

Мы за что-то и кем-то наказаны,

Зло- не зло, и весна – не весна,

Мы цепями незримыми связаны,

А меж нами, как прежде, стена.

Бога прокляли, богом заброшены,

Присягнули иному кресту,

Но зачем же невольно, непрошенно

И наивно мы верим Христу?

Меж времен и миров будем маяться,

Если так суждено нам судьбой -

Возлюбивши врага, не раскаяться,

А остаться, как прежде, собой.

Пустой и тихий храм забвенья,

Темны узорные ограды,

И от нарциссов веет тленьем,

А от камней – ночной прохладой.

Деревья – строгие колонны,

Лучи играют пылью сонной,

И пышные не в меру кроны

Укрыли полумрак зеленый.

Что я грустна – не в этом дело…

Один секрет тебе открою,

Что существа иных пределов

Живут лишь верою чужою,

Одним теплом чужой улыбки,

Когда их только вспоминают,

Как тени, призрачны и зыбки,

Забытые, бесследно тают.

Опять – "такого не бывает"…

И сердца ровное биенье…

И отчего – никто не знает -

Я становлюсь все больше тенью.

О чем я думала под вечер,

О чем грустила этим утром,

Когда пришел осенний ветер

И даль белела перламутром?

О том, что темный лед сердечный

Страшней, чем даже зимний холод,

Что только тот живет беспечно,

Кто очень стар – и слишком молод.

Что есть надмирная дорога,

Ее нельзя аршином мерить,

Что я привыкла верить в бога,

А в доброту его не верить.

Ключи от сентября

Я написала "Вольный челн

Поплыл по воле вольных волн,

Качало море лодку, словно зыбку"…

Но вышло все наоборот

И загрустил Чеширский Кот

И где-то потерял свою улыбку.

Ведь он пытался, только зря,

Найти ключи от сентября.

Сентябрь – месяц золотой,

И ключ, конечно, непростой,

А было бы все, верно, много проще,

Когда б нам стать чуть-чуть мудрей,

Волшебных не искать морей,

Не слышать шум священной белой рощи.

И глупо, честно говоря,

Искать ключи от сентября.

Но был безумный звездный март,

Широкий веер старых карт,

Что посулил нам дальнюю дорогу,

И можно верный путь найти

По звездам Млечного Пути,

Да вот моя звезда ведет не к богу.

И снова кто-то скажет – зря

Искать ключи от сентября.

А в сентябре нежнее сны,

И никому мы не нужны,

И надоело верить клятвам ложным,

Но все же верь или не верь,

Я отомкну сентябрь, как дверь

В осеннюю страну, где все возможно.

Я в королевстве янтаря

Найду ключи от сентября.

Когда мне пелось и мечталось

И были правдою поверья,

Мне даже зеркало казалось

Волшебной дверью, тайной дверью

В страну осеннего багрянца,

Где ветры говорят со мною,

Где в вихре призрачного танца

Кружатся тени под луною.

И вновь сентябрь, и тленьем веет,

Под низким небом стынут воды,

И листья кружатся в аллеях

Пурпурно-желтым хороводом,

Но я не в силах ветры слушать,

Я их уже не понимаю…

Сказали, что бессмертны души,

А души тоже умирают.

Не для нас этот мир, да и время не наше, наверно,

Бьемся в стену глухую и в кровь разбиваем сердца,

Ни пути, ни звезды, и любое решенье – неверно,

И судьба эту горькую чашу испить до конца.

Все труднее нам верится в то, во что верили прежде,

Вдохновение реже, а чаще печать немоты,

Мы становимся старше, когда умирают надежды,

А они умирают, бессмертны одни лишь мечты.

А слепая судьба нас бросает друг другу в объятья,

Плещет боль на бумагу, становится нитями строк…

Остается лишь сила змеиного злого распятья,

Остается лететь, раз уходит земля из-под ног.

Словно бледная женщина, лунного света созданье,

В черном платье из бархата в танце кружилась она,

Ах какие выслушивать ей приходилось признанья

От поэтов и тех, кто сидит до рассвета без сна.

А она танцевала, от песен и весен хмелея,

Обещала, губила, манила – и вечно лгала

Темным взглядом, которого в мире не сыщешь честнее,

Одиноким и брошенным верной подругой была.

Соблазняла она, рассыпала алмазы без счета,

(Или звезды падучие – горькие слезы ее?)

Разбивала сердца и сбивала с пути – для полета,

Мановеньем руки превращая стрижей в воронье.

Но скажите, что сделали с ней, что же сделали с нами,

С теми, кто не на шутку увлекся безумной игрой?

Серебристую нежную ночь расстреляли лучами

И в кровавом угаре в насмешку назвали зарей.

А в Башню Печали не ходят друзья,

В той Башне Печали лишь ветер да я.

Здесь вечно молчанье, кричи – не кричи,

Здесь сердце трепещет, как пламя свечи,

И серое небо – рассвет ли, закат,