Мадина Хуршилова - Стихотворения Страница 3

И серое небо – рассвет ли, закат,

И звезды над башнею той не горят,

Ни солнце, ни месяц не всходят над ней,

Нет света и тьмы, ни огней, ни теней,

Но каплями крови – цветы на снегу…

Безмолвие… Вечность… Я так не могу!

Но что это? Музыку слышно едва,

И вот уже я различаю слова…

Но в Башню Печали не ходят друзья,

В той Башне Печали лишь ветер да я.

Рук не отнять от бледного лица,

Глаз не поднять… А говорят – царица…

Ни суд людской, ни гордый блеск венца

Не помешают сердцу жарко биться.

Среди шелков, на пышном царском ложе

Устало веки томные смежит,

Но под ее атласной лунной кожей

Отравленная страстью кровь бежит.

О сколько их – и мертвых, и живых,

К ногам ее в безумьи припадая,

Молили о минутах огневых

И грезили о снах земного рая.

Цветные разгораются каменья

В мерцаньи оплывающих свечей…

Она припомнит всех без сожаленья

В плену иных костров, иных ночей.

Припомнит всех – кто лгал, и кто любил,

Средь них того, кто, не подвластен страху,

Секиру палача благословил

Вчера, склоняя голову на плаху.

Сказал так странно:"Рая мне не надо,

Он лишь для тех, кто прожил, не любя,

Рай ложь, а я пройду дорогой ада,

Я знаю, что в аду найду тебя."

… Скользнула по плечу волна волос

И улыбнулась бледная царица…

Змея-минутка в куще влажных роз

Ей с каждой ночью все яснее снится.

В верности клялся, молил о любви,

Только однажды, целуя распятье,

Глухо сказал: "Мои руки в крови,

Вечно на мне будет это проклятье".

Встал на колени… Извечный сюжет -

Молятся тем, кто всех более грешен…

Милый мой, верный, за тысячи бед

Будешь прощен ты и мною утешен.

Хочешь – останься со мной навсегда,

Раз уж тебе так желанны и любы

Прикосновенья горячего льда,

Тонкие пальцы и жаркие губы.

А на ветру догорала свеча,

Тени на стенах – то змеи ,то черти…

Был палачом – полюблю палача,

Нас не разлучит ничто, кроме смерти.

Счастлив… Дыханье на миг задержал,

Смелое сердце так странно дрожало…

И не заметил холодный кинжал

И не услышал: "Я слово сдержала".

Небо-свиток. Развернулись тайные скрижали,

Молния сверкнула ослепительным лучом,

И открылся день, где все народы в панике бежали

Перед тем, кто был назначен миру палачом.

В огненном плаще придет он, золотоволосый,

Оживет холодный меч в уверенных руках,

И падет звезда, и станут алыми предутренние росы,

И пройдет он по земле, даруя черный страх.

И тогда взойдут горячей ненависти всходы,

Где костьми людей была засеяна земля,

Но заставит он терпеть покорно все невзгоды,

Мертвые дожди прольются ядом на поля.

Будет править он. Поставит на колени сильных мира,

Но недолог путь того, кто красит небо в кровь,

Сына человечьего, Антихриста, последнего кумира,

От любви падет он – тот, кто в мир принес любовь.

Так сладко – взойти на карниз,

Себе не солгав ни на йоту,

Изведать в стремлении вниз

Паденье, что сродни плету.

"Прошу никого не винить"… -

Так пишут в предсмертных записках,

Когда обрывается нить

От дальних, ушедших – до близких.

Не страшно нажать на курок

И бритвой по венам – не больно,

Но снова ошибся игрок

Намеренно или невольно.

Опять остановлена кровь

И рвется гнилая веревка…

Кривые усмешки… И вновь

Не грустно, а только неловко.

Своя опостылела роль,

Не манит ни даль,ни корона,

Но вспомни – один лишь король

Способен отречься от трона.

А что, если это – игра,

И раны твои ножевые

Не больше, чем отблеск костра…

Что если мы все – неживые?

Нарисуй мне, художник, как ворон кружит в синеве,

Оживи на холсте пробуждение сонной долины,

Цвет надежды возьми для травы, а в высокой траве

Цветом страсти и смерти пускай заалеют рубины.

Посмотри, как красив этот длинный извилистый след

Остывающей крови – мучительных долгих метаний,

И когда настигает беспечные тени рассвет,

Как изящно и нежно последнее их трепетанье.

Нарисуй угасающий взгляд, устремленный туда,

Где звезда была – та, что всех ярче и чище казалась,

Но пусты небеса, и сгорела, упала звезда,

И упав, навсегда среди желтых цветов затерялась.

Нарисуй мне, художник, остывшие угли костра

В той долине, где были обманчиво-мягкие травы,

Где – не знаю за что – прирученного волка вчера

Затравили собаками ради жестокой забавы.

Демон-Хранитель

Я перед бездной не заплачу,

А нет пути – так путь создам,

Всю силу, всю свою удачу

Тебе отдам.

Святые грешным не помогут,

Помогут силы ада мне,

И я молюсь – молюсь не Богу,

А Сатане.

Что рай, что светлая обитель,

Их больше нет и нет меня,

Я только демон твой хранитель

Среди огня.

В Зазеркалье слились воедино покой и война,

Там не сразу поймешь выраженье изменчивых лиц,

И недремлющим оком из мрака алеет луна,

А призывы о помощи там превращаются в птиц.

Как же так, как же так,

Заколдованный круг,

Кто же мы, если "враг"

Там звучит будто "друг",

Если "нет" – это "да",

Если солнце зимой,

А кривая всегда

Там короче прямой.

Будет ночь, и на ком-то опять захлестнется петля,

Там любовь – это бог, и она непременно права,

А у нас, если где-то в крови захлебнется земля,

Почернеет она и не вырастет долго трава.

Ну а там на крови

Расцветают цветы,

Что прекрасней любви

И светлее мечты,

И цветок, и вампир -

Все одно, все одно…

Полупризрачный мир -

Он и яд, и вино.

Там нет полутонов, и порой беспощадно добро,

Там не нужно оружия, слово сильнее меча,

Там хранитель не ангел, а демон, а смерть – серебро,

А еще там казнимые молятся за палача.

Но влечет и зовет

Мир таинственных сил,

В Зазеркалье живет

Тот, кто все сочинил -

Эту адскую смесь

И еще – нас с тобой,

Чтобы жили мы здесь

И стремились домой.

На треснутом зеркале тонкая пыль, будто иней,

Туманит и гасит огни незажженых свечей,

За гранью стеклянной – набросок из сглаженных линий

И сломанных, будто бы старые копья, лучей.

Там книжные полки, но мне не знакомы те книги,

И странные руны – тисненье на их корешках,

И бродят, как блики, холодные быстрые миги

На кожаных креслах, на черных шкафах и столах.

В глуби зазеркалья, обманной стране искажений

Воздушно-легки очертанья тяжелых вещей,

И ярки в объятии вечном застывшие тени,

Две лунные тени, и нет в этом мире людей.

Строки-зеркала

Ловят отраженья

Темного угла.,

Быстрого движенья

Бледных бледных рук,

Трепетанье скрипки,

Тонкий профиль вдруг,

Или тень улыбки,

Легкий взмах крыла,

Лунную дорогу -

Все, что зеркала

Отразить не могут.

Я зеркало черное.

Стремления тайные,

И тени узорные,

И встречи случайные,

Глаза светло-синие,

Морские и летние,

Январские инеи,

Разлуки последние -

Теперь отражения,

И мнится забавою

Любое сражение,

Где левое – правое.

Горит осиянная

Звезда путеводная -

Поверхность стеклянная,

Как прежде, холодная.

Там грозы весенние,

И свечи сгоревшие,

Печали осенние,

Цветы облетевшие,

Что, падая на воду,

Как бусины нижутся,

А черные заводи

Как прежде, не движутся.

И все отразила я,

Но все исковеркала,

Не злая, не милая -

Я черное зеркало.

Что ж, шабаш сегодня, ведь было так :

Она, распахнув окно,

осмелилась вновь улететь во мрак,

Совсем как давным-давно.

А он, с обожженной крылатой душой

Ее ждал у края земли,

И люди, любви не зная такой,

Понять ее не могли.

И ярче солнца плыла луны

Над ними, как грешный нимб,

И тени ночи – созданья сна

Бесшумно слетались к ним

Послушать, как новорожденный стих

На части рвет тишину,

Сплетались руки, а души их

Волшебно слились в одну.

Она же ведьма, а он ведьмак,