Генрих Гейне - Лорелея (сборник) Страница 20

Ильза. Перевод В. Зоргенфрея

Зовусь я принцессой ИльзойИ в Ильзенштейне живу;Пойдем со мной в мой замокК блаженству наяву.

Я лоб тебе омоюПрозрачною волной,Ты боль свою забудешь,Унылый друг больной.

В объятьях рук моих белых,На белой груди моейТы будешь лежать и грезитьО сказках прошлых дней.

Обниму тебя, зацелую,Как мной зацелован былМой император Генрих,Что вечным сном почил.

Шпицвег ККупающаяся нимфа. 1855

Не встать из мертвых мертвым,И только живые живут;А я цветка прекрасней,И сердце бьется – вот тут.

Вот тут смеется сердце,Звенит дворец средь огней,Танцуют с принцессами принцы,Ликует толпа пажей.

Шуршат атласные шлейфы,И шпоры звенят у ног,И карлики бьют в литавры,И свищут, и трубят в рог.

Усни, как спал мой Генрих,В объятьях нежных рук;Ему я прикрыла уши,Когда грянул трубный звук.

Северное море

Цикл первый

Сумерки. Перевод П. Вейнберга

На безлюдном морском берегуЯ сидел одинокий и думами грустно томимый;Солнце склонялось всё ниже, бросаяКрасные полосы света на воду;И белые дальние волны,Приливом гонимые,Пенились, шумели, всё ближе и ближе.Чудный, таинственный шум, и шепот, и свист,И смех, и журчанье, и вздохи, и хохот,И тихая, полная тайн, колыбельная песня…Чудилось мне, что я слышу давно позабытые сказки,

Старые милые сказки,Те, что когда-то ребенкомСлыхал от соседних детей,Когда в летний вечер,Мы, перед домом, на каменных сидя ступеньках,К тихим рассказам склонялиДетское чуткое сердцеИ пытливые, умные глазки…А взрослые девушки, в доме,Подле душистых цветочных горшковУ окошек сидели,И лица цветущие ихСмеялись, луной освещенные…

Ночь на берегу. Перевод М. Прахова

Беззвездна холодная ночь.Море кипит, и над морем,Ничком распластавшись, на брюхе лежитНеуклюжею массою северный ветер.И таинственным, старчески сдавленным голосом он,Как разыгравшийся хмурый брюзга,Болтает с пучиной,Поверяя ей много безумных историй,Великанские сказки с бесконечными их чудесами,Седые норвежские сказки;А в промежутках грохочет он с воем и смехомЗаклинанья из Эдды,Изречения рун,Мрачно суровые, волшебно могучие…И белоглавые чада пучинВысоко кидаются вверх и ликуютВ своем упоении диком.

Меж тем, по низкому берегу,По песку, омоченному пеной кипящей,Идет чужеземец, с душойЕще более бурной, чем вихорь и волны.Что он ни сделает шаг,Взвиваются искры, ракушки хрустят.Закутавшись в серый свой плащ,Он быстро идет во мраке ночном,Надежно свой путь к огоньку направляя,Дрожащему тихой, приветною струйкойИз одинокой рыбачьей лачужки.Брат и отец уехали в море,И одна-одинешенька дома осталасьДочь рыбака.Чудно прекрасная дочь рыбака,У очага приютившись,Внемлет она наводящему сладкие грезыЖужжанью воды, закипающей в старом котле,Бросает трескучего хворосту в пламяИ раздувает его.И красный огонь, зазмеившись и вспыхнув,Играет волшебно красивоНа милом, цветущем лице,На нежных, белых плечах,Стыдливо глядящихИз-под грубой, серой рубашки,И на хлопочущей маленькой ручке,Поправляющей юбкуУ стройного стана.

Вдруг дверь растворяется настежь,И входит ночной чужеземец;С ясной любовью покоятся взоры егоНа девушке белой и стройной,В страхе стоящей пред ним,Подобно испуганной лилии.Бросает он наземь свой плащ,Смеется и так говорит:«Видишь, дитя, я слово держу —Являюсь; и вместе со мною приходитДревнее время, когда вековечные богиСходили с небес к дочерям человековИ дочерей человеков в объятья свои заключали,Зачиная с ними могучие,Скиптроносные царские родыИ героев, чудо вселенной.Полно, однако ж, дитя, дивиться тебеБожеству моему.Свари мне, пожалуйста, чаю, да с ромом.На дворе было холодно нынче,А в стужу такуюЗябнем и мы, вековечные боги,И легко наживаем божественный насморкИ кашель бессмертный».

Буря. Перевод П. Вейнберга

Неистово буря бушует,И бьет она волны,И волны, вздымаясь и бешено пенясь,Взлезают одна на другую, – и будто живые, гуляютБелые горы воды.Усталый корабликВзобраться всё хочет на них,И вдруг, опрокинутый, мчитсяВ широко открытую черную бездну.

О, море!Мать красоты, появившейся в пене,Праматерь любви, надо мною ты сжалься!Вьется уж, чуя добычу,Белая чайка, как призрак зловещий,Точит о мачту свой клювИ, полная хищных желаний, летает над сердемСлавою дочери моря звучащим,Сердцем, что внук твой, малютка-шалун прихотливоВзял для забавы себе…

Напрасны моленья и стоны мои!Мой зов замирает в бушующем голосе буриИ в шуме сердитого ветра;Ревет он, и свищет, и воет, и стонет,Как звуки в жилище безумных…И внятно меж ними я слышуАккорды призывные арфы,Тоскливое, дикое пенье,Томящее душу и рвущее душу —И я узнаю этот голос.

Далеко, на шотландском утесе,Где серый и маленький замок,Из ревущего моря выходит —У окошка со сводом высокимБольная, прекрасная дева стоит,Нежна и бледна будто мрамор.Поет и играет на арфе она…Развевает ей длинные волосы ветерИ разносит он мрачную песню ееПо широкому, бурному морю.

Морское видение. Перевод П. Вейнберга

А я лежал у борта корабля,И, будто бы сквозь сон, смотрелВ зеркально чистую морскую воду…Смотрел всё глубже, глубже —И вот, на дне передо мнойСперва, как сумраком подернуты туманным,Потом ясней, в определенных красках,И купола, и башни показались,И наконец, как солнце, светлый, целый городДревне-фламандский,Жизнию кипящий.Там, в черных мантиях, серьезные мужчины,С брыжами белыми, почетными цепями,Мечами длинными и лицами такими ж,По площади, кишащей пестрым людом,Шагают к ратуше с крыльцом высоким,Где каменные статуи царейСтоят настороже с мечом и скиптром.Невдалеке, где тянутся рядамиСо стеклами блестящими дома,И пирамидами острижены деревья,Там, шелком шелестя, девицы ходят,И целомудренно их розовые щечкиОдеты шапочкою чернойИ пышными кудрями золотыми,Из-под нее бегущими наружу.В испанских платьях молодые франтыРисуются и кланяются ловко;Почтенные старушки,В коричневых и старомодных платьях,Неся в руках молитвенник и четки,Спешат, ногами семеня,К высокой церкви,На звон колоколовИ звуки стройные органа.Я сам охвачен тайным содроганьем…Далекий звон домчался до меня…Тоской глубокою и грустью бесконечнойМое сдавилось сердце,Еще не излечившееся сердце;Мне чудится, что губы дорогиеОпять его целуют раны,И точат кровь из них,И капли красные, горячие, катятсяСтруею медленной и долгойНа старый дом, стоящий там, внизу,В подводном городе глубоком —На старый дом с высокими стенамиМеланхолически пустынный,Где только девушка у нижнего окнаСидит, склонивши на руку головку,Как бедное, забытое дитя —И знаю я тебя,Забытое и бедное дитя!

Так вот как глубоко, на дно морское,Из детской прихоти ты скрылась от меняИ не могла уже оттуда выйти,И меж чужими ты, чужая, всё сидела…И так столетья шли…А я меж тем с душой, печалью полной,Искал тебя по всей земле,И всё тебя искал,Тебя, всегда любимую,Тебя, давно потеряннуюИ снова обретенную.Тебя нашел я, и смотрю опятьНа милый образ твой,На умные и верные глаза,На милую улыбку…Теперь с тобой я не расстанусь больше,И на морское дно к тебе сойдуИ кинусь я, раскрыв объятья,К тебе на грудь…

Но вовремя как раз меняСхватил за ногу капитанИ оттащил от борта,И крикнул мне, сердито засмеявшись:«Да что вы, помешались, доктор?»

Цикл второй