Александр Перфильев - Стихи Страница 23

Точка

Лишь вчера похоронили Блока,Расстреляли Гумилева. ИВремя как-то сдвинулось, жестокоСжав ладони грубые свои.

Лишь вчера стучал по крыше, в двери,Град двух войн — позора и побед, —Лишь вчера о вдохновеньи в Йере,Умирая, написал поэт.

Все года, событья стали ближе,Воедино слив друзей, врагов…Между Петербургом и ПарижемРасстоянье в несколько шагов.

Так последняя вместила строчкаСумму горя, счастья, чепухи,И торжественно закрыла точка,Как глаза покойнику — стихи.

Сочельник

Ни тоски, ни грусти, ни обидыНа душе в Сочельник не таи…Помнишь — был пушистый снег раскидан,Мягкий, точно волосы твои.

Светят звезды, как на елке нашей,Небо цвета синих глаз твоих,Мир сегодня сказкою украшен,Мир сегодня радостен и тих.

Кажется, что с детских лет с тобоюНе случилось в жизни ничего…Сыплет елка мягко на пол хвою,Тихо радуется Рождество.

Что ж, и мы порадуемся милойДревней сказке в снежном серебре…Я спою тебе, чтоб не грустилаПесенку о встрече в сентябре.

О Троице

О Троице, о небе голубом,О тех краях, где родились и жили…Был Дом. Крестьянский он, иль барский дом,Не все ль равно… ведь мы его любили!

А в комнатах — ну с чем его сравнить —Березовый, чуть горьковатый, запах!Ведь он со мной, он продолжает житьВо всех моих мучительных этапах!

Вот почему для вас и для меняДля всех — еще не потерявших слухаЗвучат так нежно эти оба дня —День Троицы и День Святого Духа!

О Троице, о небе голубом…Все выжгли, разбомбили, осквернили…Был Дом. Крестьянский он иль барский дом —Не все ль равно… Ведь мы его любили!

Портрет

Так живет она виденьем утреннимВ нашем мире, где во всем излом,Вся согретая душевным, внутреннимНепередаваемым теплом.

Сохраняя на душе святынеюВместе с недостатками отцов,Их, ни в чем не гнувшуюся линию,Чувств, поступков, мыслей, жестов, слов.

Нервную, в движеньях торопливую, —Яхту, непослушную рулю,Может быть, порой несправедливую,Но прямую — я ее люблю!

Есть ровней, спокойней, терпеливее,Разными людьми наполнен свет!Есть, конечно, женщины красивее,Но милее, я уверен — нет!

«Рождество, снега, вечерний свет…»

Рождество, снега, вечерний свет,Все, что мы любили с наших юных лет,И огни от милых елочных свечей,И тепло слегка приглушенных речей.Мы тихи, как этот праздник тих,Он не только лишь для нас живых,И для тех всегда горят его огни,Кто сидел средь нас в былые дни.Много их, ушедших, много милых лиц,Много в жизни перелистанных страниц,Но когда горит декабрьская звезда,Время возвращается тогда…Посмотрите — вот они все тут,В этот тихий миг они средь нас живут,Говорят, смеются, как тогда,Как в давно ушедшие года.Только не надо холодного света,Пусть будет елочным светом согретоЭто молчание, это мгновениеМилых ушедших теней появление…Легкое пламя на елке колышется,Тихая нежная музыка слышится,Вот они милые, нас навестили,Все нам прощают, как мы их простили…Рождества, снега, вечерний свет,Все, что мы любили с наших юных лет,Тихий сумрак, грустно и светло,Догорела елка. Все ушло.Ушло… ушло.

«Я люблю ваше легкое имя…»

Я люблю ваше легкое имя,Как над озером чайки полет…От него в холодеющем дымеМне забытый наш север поет.Я не верю, что призрачным тюлемВеет грусть над ее головой.Ваши волосы пахнут июлем,Солнцем, рожью, цветами, травой.И поют и звенят васильками,Открывая мне в солнце окно,И не хочется трогать рукамиТо, что солнцем и полем дано.Это имя, как шорох ресницы,Как цветы, сберегаю в тишиПеревернутой жизнью страницы,Самой нежной страницы души.

Стихи, частью напечатанные в различных газетах и журналах, или хранившиеся в архиве поэта, за период шестидесятых годов — до 1973 года

Колокола

Я собираю колокольный звон,Как чудаки и дети копят марки…Мне видятся задумчивые арки,Простая строгость стрельчатых икон.

И этот звон вневременных времен,Все испытанья выдержавшей сварки —Простых людей и королей подарки —Не возмущают сводов вечный сон.

Сейчас, как и тогда, во время оно,Без радио и без магнитофонаОни звенят — ушедшие века —

И им внимают тихие гробницы,И люди, и кочующие птицы,И все, еще живущее пока.

Иванов вечер

Латвии

Я не могу сегодня опьянеть…Иванов вечер… Нет, уж ночь, простите…Костер потух, а я могу сидеть,Пить, говорить, не обрывая нити.

Мне жаль покинуть этот мир иной,Что воскрешен сегодня всеми вами.Все разошлись, и чокнется со мнойПрошедшее безмолвными словами.

Но не хочу упоминать о том,Что все ушло, любимое, навеки,Что завтра встану бледный, и с трудом,Двойной в одном и том же человеке.

Смотри — уже виднеется рассвет,Наверно день такой же будет жаркий…Что ж, прошлое — за всех, кого уж нет,Давай нальем последний раз по чарке!

«Опять оно колдует и смеется…»

Опять оно колдует и смеется,Чему-то радуется Рождество,Не думая о том, что не вернетсяНичто, нигде, никак, ни для кого…

И для меня и этих свечек пламя,И этот снежный за окном сугроб —Как те цветы, любимыми рукамиМне равнодушно брошенные в гроб!

Скворчиха

Ирине Сабуровой

Почтовый ящик на воротах. ТихоШумит сирень под ласковым дождем…А в ящике свила гнездо скворчиха,И ждет птенцов… Мы никого не ждем.

Достроен дом. Сейчас он тихий, сонный,И дождь, чтоб сад скорее расцветал…Пожалуйста, напомни почтальону,Чтоб больше писем в ящик не кидал.

Да, он теперь стал настоящим домом, —Березки, елки, липа под окном…Открыт он настежь всем друзьям, знакомым,Они приходят. Только… мы не в нем.

Скворец поет тревожно на рассвете,Ждет червяков, в гнезде нахохлясь, мать.У почтальона тоже дома дети,С улыбкою он будет в дверь стучать.

Приходят письма. И читать их буду,В далекую чужую жизнь смотреть.Да, письма будут, только не оттуда,Откуда бы хотелось их иметь.

Ответим: о здоровье, о погоде,О мелочах покоя и труда…Лишь «ниоткуда» письма не приходят,Как и нельзя ответить «в никуда».

Понятно все. Проходит время тихо,И так же остановится оно…В апрельский день нам принесла скворчихаПоследнее о радости письмо.

Лаконические строки

Мыслей и чувств — неуклонное таянье,Быстрый поток, не уймешь, не прервешь, —Пропасть, неверье, безумье, отчаянье —Если бы сознанье, если бы раскаянье…Но и раскаянье… явная ложь!

Я знаю — ничто в этом мире не ново,И вот, на глазах точно будто короста.Так лучше, чтоб вовсе не видеть земного,Ненужного, дико-иного, смешного…А что ж, наконец, тебе нужно такого?Мне? Нет, ничего… разве, может быть, слова,Другим непонятного, даже пустого,Что сказано вдруг и правдиво и просто!

Черствеет хлеб, но он и черствый — пища,И бедный за него благодарит.Но в черством сердце ничего не сыщешь,Оно ничем тебя не озарит.И те, которым отдал до пределаВсе то, что мог, и даже сверх того —Когда у них душа окаменела,И имени не вспомнят твоего.

Весенняя сюита