Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1 Страница 24

ДНЕВНИК ЛЮБВИ

Я помню день, когда я полумертваяУехала из города в именье.В санях лежала я, как труп, простертаяВ тяжелом и блаженном онеменье…

Снега блистали, как покров глазетовый,И было так необычайно тихо.Лишь бор шуршал, как бархат фиолетовый,И скорбно подвывала там волчиха.

Я думала о том, что, как ни хочется,Любить на миг, на час – не стоит, право,И, как она мне верно ни пророчится,Не стоит жить для одинокой славы…Вдруг вы мне вспомнились, Вы – юный, розовый,Золотоглазый и темноресницый,И даже с той же веточкой мимозовой,Что пахла так вчера у Вас в петлице.

Ах, эта молодость живая, явная!Ах, эта тайная, святая прелесть! —В Вас видела то ангела, то фавна я, —И нежные стихи в душе уж пелись…

И, мнится, если б с ветвью туберозовойЯ, правда, в гроб легла и леденела,И Вы явились бы, Вы – юный, розовый, —Я встала бы и радостно запела.

Какая радость! Вы приехалиСюда, в мое уединенье.Бубенчики, свирели эхо лиПочуялись мне в отдаленье…

И на крыльцо вдруг побежала яБез шубки, в платье, как сидела, —Бледнели вкруг сугробы талые,А небо жидко золотело…

И птицы зимние, как вешние,Тревожно-робко щебетали,И пели всё нежней и спешнееБубенчик иль свирель из далей.

И вот Вы – здесь, такой же солнечный,Прекрасный, о, прекрасней даже!Вот – плед Ваш тигровый у горничной,Вот – желтой кожи саквояжи.

Но всё гляжу, очам не веря, яНа Вас, мой ангел смуглолицый, —В окне ж, как райское преддверие,Заря вечерняя златится,

И сад лиловый мой всё дымнее,Лимонный свет всё утомленней…Ах, можно быть гостеприимнее,Но быть нельзя меня влюбленней.

Когда погаснет отблеск палевый,Сведу в покой, Вас ожидавший,А утром: «Хорошо ли спали Вы?» —Спрошу, сама всю ночь не спавши.

Помните ль, мой друг, вечер тот единственный,Что нас сделал всех на свете ближе?В предвесенний лес тихий и безлиственныйМы согласные стремили лыжи.

Как светлела высь бледно-резедоваяСквозь узор ветвей прозрачно-серый!Как мерцала нам ярко-бирюзоваяВосходящая звезда Венеры!

Справа же от нас льдинкою отколотойПолумесяц таял млечным светом.Увидав его, мы взялись за золото,Веря счастья радостным приметам.

Милое лицо, словно месяц, молодо,Мне под пышным шлемом улыбалось.Ах, зачем, зачем браться нам за золото?Разве счастье уж не угадалось?

Вдруг Ваш поцелуй первый и пленительныйНа губах своих я ощутила —Выпила его, тонкий, прохладительный,Тающею льдинкой проглотила.

А потом в моей, в нашей! нашей! комнатеПоцелуи длились бесконечно…О, мой верный друг! Это всё Вы помните.Не забудете вовек, конечно.

Нынче поутру, затаив испуг,Встретились мы, словно новобрачные, —Частый сердца стук, ласки уст и рук,А глаза – прозрачные, прозрачные.

Глядя из окна, пили молоко,Налитое в кувшине глазуревом, —И молчалось нам так легко, легкоЗдесь – пред миром, белым и лазуревым…

Разве не апрель? Разве лишь февраль?Небеса и облачком не краплены,Как ручей, звенит нашей кровли таль,Снежный сад – как сад цветущий яблонный.

Я прижалась к Вам и, ловя Ваш взгляд,Видела, что Вы – такой же любящий,Что разлуки нет, если так глядят —Веряще, ласкающе, голубяще…

И текла капель, как цветной хрусталь,Как мгновенья жизни быстротечные…Разве есть апрель? Разве есть февраль?Есть одна любовь весенне-вечная.

Странный, странный день, не правда ль, был вчера —Сокровенным солнышком просвеченный.Мы гуляли. Вы промолвили: «Пора!» —И вернулись мы тропой намеченной.

Снег искрился серебристо и бледно,Небо меркло млечно и опалово,На закате ж тлело облачко одно,Словно остров розовый коралловый…

Вдруг, как сине-ало-палевый атлас,Близ него и там, где было дымнее,Опрозраченная радуга взнесласьВ это время, в это время зимнее.

Мы стояли, смущены, восхищены,Перед ней – блаженств нездешних вестницей,И, казалось нам, идем мы, влюблены,Этой сине-ало-палевою лестницей.

Прошептала я: «Не Бог ли то, мой друг,Освятил союз наш райским знаменем?»Вы молчали же, как вечный мой супруг,Мне пожали руку с тихим пламенем…

Странный день и незабвенный был вчера —Явленною радугой отмеченный.Мы живем, но ангел молвит нам: «Пора!» —И уйдем той лестницей расцвеченной…

Вас чересчур уже люблю я.Кого я так любила ранее?О, лепестковые поцелуи!О, мотыльковые прикасания!Всё, что у Вас в душе и теле,Полно, на взгляд мой, тонкой прелести, —Неловкость даже, с какой летелиС горы крутой Вы при снежном шелесте.Я удивляюсь власти странной,Что надо мною Вы имеете:Всегда Вы – милый, всегда – желанный,Всегда левкоем весенним веете.Я ужасаюсь этой власти,Которой сами Вы не знаете.Всегда Вы – новый, невинный в страсти,Всегда, как лебедь, с небес слетаете.Владели мною только МузыИ строфы, ими мне напетые…Но, как браслеты, мне ценны узы,На руки Вами, мой друг, надетые.И, может быть (как это ново!),Когда бы мне предстали раньше Вы, —Я променяла б венок лавровыйНа Вами поданный – флер-д’оранжевый.

Слышите ль шорох весенний Вы?Внимаете ль строкам моим?Сумрак лазурный, сиреневыйЗа окнами веет, как дым…

Шелестом, хрустом и щебетомПоют нам родные края.Кудри Вам глажу я с трепетом,Пою Вас с восторгами я.

Вижу вдруг – детски уснули Вы,Склонясь у коленей моих…В сумрак вуалевый, тюлевыйВас мой убаюкивал стих.

Как я кажусь себе глупою!И как я хочу не любить!Томные гимны кому пою?Тому, кто к ним глух, может быть.

Но, возвестив об Евангелье,К нам всенощной звон уж летит,Луч, как на спящем архангеле,На Вас, угасая, блестит —

В локоне темном, извилистом,Над нежною щек желтизной…В мире ли мглистом и илистомВам место, о мой неземной?..

Слышите пенье нездешнее,Внимаете Вы небесам…Что Вам все шорохи вешние,Что песнь поэтессина – Вам!..

Пролетают дни за днями,Послезимние и предвешние…Милый! Как же быть нам с Вами,Чтоб бесстрастней стать и безгрешнее?

В пост великий и в сочельник,Кроясь в розовом уж орешнике,Прячась в сизый можжевельник,Мы целуемся… О, мы грешники!

В храме служатся обедни,В храме служатся повечерия,Отчего же в миг последнийНе могу замкнуть своей двери я?

Оттого, что Вы, любимый,Тьмы не ищете, зла не знаете, —Светлый – Вы, как серафимы,И тогда, когда обнимаете.

Веспер в небе серебрится, —Вы к постели моей склоняетесь…Голубеет в нем Денница, —Вы уходите – и не каетесь…

О, как ясно это утро!О, как птицы поют в скворешнике!Боже правый, Боже мудрый,Неужели мы с милым – грешники?..

Этот забуду ль апрель я?Мы собрались в богомолье, —Как голубые пастели,Дальние склоны бледнели…

Храмы, просфорни и кельиВ свежем зеленом привольеЯ в этот день посетила,Также и Вы, о мой милый.

Там, где под круглою сеньюГолубь серебряный реет,Там, где таинственно льетсяСтруйка святого колодца, —

Ангельской тонкою тенью,Той, что сияет и мреет,Дивноочитой, двукрылой,Вы мне предстали, о милый.

Вы с красотой просветленной,С вашей улыбкой нетленнойМнились благим ГаврииломИль огневым Михаилом

Мне, бесконечно-влюбленной,Мне, до конца неизменной…Как золотые иконы,Гасли далекие склоны.

О, как хорошо, что Вы – не поэт,А только – возлюбленный мой,Который будет чудесно воспет,Сам будучи чудно-немой.

Прекрасный образ, что тайной повит,Досказывать словом зачем?А пламенный взор Ваш и томный видДают мне так много тем.

Вот, стройный, резвитесь, кидая мяч, —И Вы для меня – Гиацинт.Мне чудится скорбный спартанский плачИ алый цветок – гиацинт…

Вот, смуглый, замрете, на коврик сев, —Вы – Сива, индусский божок.Мерещится флейт мне страстный напевИ лотос – лазурный цветок…

Вот, светлый, стоите в дверях моих —И Вы уже – сам Гавриил.Мне грезится нежный библейский стихИ крин белоснежный меж крыл…

Пою я, ликуя, томясь, грустя,Лишь Вас, только Вас изменя,А Вы обижаетесь, как дитя:«Ты любишь совсем не меня!»

Неправда. Люблю я тебя, тебя.Но верно ль себя ты постиг?Быть может, я воспеваю, любя,Твой скрытый, но истинный Лик…

ТРИНАДЦАТАЯ ВЕСНА