Наум Коржавин - На скосе века Страница 24

* * *

Это чувство как проказа,Не любовь. Любви тут мало.Всё в ней было: сердце, разум…Всё в ней было, всё пропало.

Свет затмился. Правит еюЧеловек иной породы.Ей теперь всего нужнееВсё забыть — ему в угоду.

Стать бедней, бледней, бесстрастней.Впрочем — «счастье многолико»…Что ж не светит взор, а гаснет?Не парит душа, а никнет?

Ты в момент её запомнишьПравдой боли, силой страсти.Ты в глазах прочтёшь: «На помощь!»Жажду взлёта. Тягу к счастью.

И рванёшься к ней… И сразуВ ней воскреснет всё, что было.Ненадолго. Здесь — проказа:Руки виснут: «Полюбила».

Не взлететь ей. Чуждый кто-тоСтал навек её душою.Всё, что в ней зовёт к полёту,Ей самой давно чужое.

И поплатишься суровоТы потом, коль почему-тоВ ней воскреснет это снова,Станет близким на минуту.

…………………………….……………

Этот бред любовью назван.Что ж вы, люди! Кто так судит?Как о счастье — о проказе,О болезни — как о чуде?

Не любовь — любви тут мало.Тут слепая, злая сила. —Кровь прожгла и жизнью стала,Страсть от счастья — отделила.

Через много лет

Сдаёшься. Только молишь взглядомИ задушить, и не душить.И задавать вопрос не надо —А как ты дальше будешь жить?

Наверно, так, как и доселе.И так же в следующий разВ глазах бледнее будет зеленьИ глубже впадины у глаз.

И я — всё сдержанней и злее —Не признавать ни слов, ни слёз…Но будет каждый раз милееВсё это. — Всё, что не сбылось.

На концерте Вагнера

Сидишь ты, внимая, не споря…А Вагнер ещё не раскрыт.Он звуков стеклянное мореНад нами сомкнул — и гремит.

Гремит! И весь мир заколдован,Весь тянется к блеску слюды…И вовсе не надо другого,Солёного моря воды!

Тепла его, ласки, лазури,И неба, и даже земли…Есть только стеклянная буряИ берег стеклянный — вдали.

Там высь — в этом призрачном гуле,Там можно кружить —           но не быть.Там духи стоят в карауле,Чтоб нам на стекло не ступить.

Нас Вагнер к себе не пускает,Ему веселей одному…Царит чистота нелюдскаяНад жизнью — что вся ни к чему.

Позор и любви, и науке!О, буйство холодных страстей…Гремят беспристрастные звуки —Как танки идут на людей.

Он власть захватил — и карает.Гудит беспощадная медь.Он — демон! Он все презирает,Чем люди должны овладеть.

Он рыщет. Он хочет поспешноНаш дух затопить, как водой,Нездешней (а может, нигдешней?)Стеклянной своей красотой…

Так будьте покорней и тише,Мы все — наважденье и зло…Мы дышим…      А каждый, кто дышит,Мутит, оскверняет стекло…

Тебе ж этот Вагнер не страшен.И правда — ну чем он богат?Гирлянды звучащих стекляшекПридумал, навешал — и рад.

Он верит, что ходит по краю, —Мужчина! Властитель! Герой!..Чудак!   Ничего он не знает,Что женщине нужно земной.

Не знает ни страсти, ни Бога,Ни боли, ни даже обид…С того и шумит он так много,Пугает   и кровь леденит.

Масштабы

Мы всюду,      бре́дя взглядом женским,Ища строку иль строя дом,Живём над пламенем вселенским,На тонкой корочке живём.

Гордимся прочностью железной,А между темв любой из дней,Как детский мячик,в чёрной безднеЛетит Земля.И мы на ней.Но все масштабы эти помня,Своих забыть —нам не дано.И берег —твёрд.    Земля — огромна.А жизнь — серьёзна. Всё равно.

* * *

Заслуг не бывает. Не верьте.Жизнь глупо вперёд заслужить.А впрочем, дослужим до смерти —И можно заслугами жить.А нынче бы — лучше иначе.Обманчиво право на лень.Ведь, может, и жить — это значитЗаслуживать каждый свой день.

Ты идёшь

Взгляд счастливый и смущённый.В нём испуг, и радость в нём:Ты — мой ангел        с обожжённымОт неловкости крылом.

Тихий ангел… Людный городСмотрит нагло вслед тебе.Вслед неловкости, с которойТы скользишь в густой толпе.

Он в асфальт тебя вминает, —Нет в нём жалости ничуть,Он как будто понимаетВпрямь, —      куда ты держишь путь.

Он лишь тем и озабочен —Убедиться в том вполне.Ты идёшь и очень хочешь,Чтоб казалось — не ко мне.

А навстречу — взгляды, взгляды,Каждый взгляд — скажи, скажи.Трудно, ангел… Лгать нам надоДля спасения души.

Чтоб хоть час побыть нам вместе(Равен жизни каждый час),Ладно, ангел… Нет бесчестьяВ этой лжи. Пусть судят нас.

Ты идёшь — вся жизнь на грани,Всё закрыто: радость, боль.Но опять придёшь и станешьЗдесь, при мне, сама собой.

Расцветёшь, как эта осень,Золотая благодать.И покажется, что вовсеНам с тобой не надо лгать.

Что скрывать, от всех спасаясь?Радость? Счастье? Боль в груди?Тихий ангел, храбрый заяц.Жду тебя. Иди. Иди.

* * *

Ты летишь, и мне летится.Правлю, прямо курс держа.Только ты летишь, как птица,Я — как толстый дирижабль.

Не угнаться за тобою,Не избыть твоих границ.Вот ты движешься с толпоюЛёгких птиц, бездомных птиц.

Мне б сейчас к тебе спуститься:Вот вам сердце, вот и дом.Только я — увы! — не птица,Тут не сесть мне нипочём.

И гудят моторы резко.Я скрываюсь в облаках…А внизу, свернув на Невский,Ты летишь на каблуках.

* * *

Слепая осень. Город грязь топтал. —Давило небо низкое, и дажеПодчас казалось: воздух чёрным сталИ все вдыхают смесь воды и сажи.

Давило так, как будто, взяв разбегК бессмысленной, жестокой, стыдной цели,Всё это нам наслал наш хитрый век,Чтоб мы о жизни слишком не жалели.

А вечером мороз сковал легкоГустую грязь… И вдруг просторно стало.И небо снова где-то высокоВ своей дали прозрачно заблистало.

И отделился мир от мутных вод,Пришёл в себя. Отбросил грязь и скверну.И я иду. Давлю ногами лёд.А лёд трещит. Как в детстве. Достоверно.

Тем, кого я любил в юности

Я вас любил, как я умел один.А вы любили роковых мужчин.

Они всегда смотрели сверху вниз,Они внушать умели: «Подчинись!»

Они считали: по заслугам честь,И вам казалось: в этом что-то есть.

Да, что-то есть, что ясно не вполне…Ведь вам казалось — пали вы в цене,

Вас удивлял мой восхищённый взгляд,Вы знали: так на женщин не глядят.

Взгляд снизу вверх… На вас!.. Да это бред!Вы ж были для меня легки, как свет.

И это понимали вы подчас.Но вам казалось, я похож на вас,

Поскольку от любви не защищён,А это значит — мужества лишён.

И шли в объятья подлинных мужчин,И снова оставался я один.

Век мужества! Дела пошли всерьёз.И трудно я своё сквозь жизнь пронёс.

И вот я жив… Но словно нет в живыхМужчин бывалых ваших роковых.

Их рок поблёк, сегодня рок иной.Всё чаще вы, грустя, гордитесь мной.

А впрочем, что же — суета, дела…Виню вас? Нет. Но просто жизнь прошла.

Себя виню… Понятно мне давно,Что снизу вверх на вас смотреть грешно.

О, этот взгляд! Он вам и дал пропасть.Я верю, как в маяк, в мужскую власть.

Но лишь найдёт, и вновь — пусть это грех,Смотрю на вас, как прежде, — снизу вверх.

И униженья сердцу в этом нет…Я знаю — вы и впрямь легки, как свет.

Я знаю, это так — я вновь богат…Но снова память гасит этот взгляд.

И потухает взгляд, хоть, может, онТеперь вам вовсе не был бы смешон.

* * *