Евгений Клячкин - Песни Страница 26

Я спел в начале семидесятых годов песню, в которой говорилось, что я прожил в этой стране жизнь, только чью — не пойму. Я знал, на что иду. Ведь в этой песне я эмиграцию поддержал. Спел эту песню у себя в Ленпроекте, а на следующий день меня вызвали в отдел кадров. Там сидел человек, типичный такой, с внимательным взглядом. Он что-то мне говорил, неважно что — все уже было решено заранее. А решено было меня не трогать. Я остался работать на своем месте, но концертов мне больше не давали.

Конечно, напрямую мне никто ничего не запрещал. Но то в зале перед моим выступлением труба лопалась. То я три часа летел на самолете на свой концерт, а там ключ от зала не могли найти. Словом, я все понял. Спокойненько так все было обтяпано, культурненько. И пожаловаться не на что. Изредка попеть все же давали, так, в глуши где-нибудь. Чтобы не делать из меня в глазах народа мученика, чтобы не плодить в стране диссидентские настроения.

Псков

Помнишь этот город, вписанный в квадратик неба,Как белый островок на синем,И странные углы косые?..Жаль одно, что я там был тогда, как будто не был.

Помнишь церковь, что легко взбежала на пригорокИ улеглась на нём свободно,Отбросив руку с колокольней,Как лежал бы человек, спокойно глядя в небо.

Ветерок относит тени и друзей, и женщин, —Что ж, разве это не прекрасно,Что верить до конца опасно…Неужели ты чего-нибудь другого хочешь.

Две свечи в ногах, а сами станут в изголовье.Вот фотография… прекрасно,И время над тобой не властно.Слава богу, та, с косою, нас ещё не ловит.

Стены этих храмов по глаза укрылись в землю.И добрые седые брови,И в жёлтых бородах — улыбки…Неужели ты в ответ не хочешь улыбнуться?

Камни нас в лицо узнают и запомнят камни.Ну, разве нам с тобой не ясно,Что всё устроено прекрасно…Лица их в морщинах, тяжкие тела их — помни.

Так лежал бы человек, спокойно глядя в небо…

Псков был первый старинный русский город, в котором мне довелось побывать.

Нам повезло: познакомились с замечательным человеком, псковским художником Всеволодом Петровичем Смирновым. Послушал он мои песни и решил показать нам свой город:

— Сейчас час ночи. Поспите часа два, а в три пойдем на Великую рассвет встречать. Вам это надо видеть.

Псков покорил естественностью, с которой вписывались в пейзаж все его древности, какой-то непреднамеренной, уютной жизнью всей этой трогательной старины. И сразу я почувствовал этот город, как бы «вписанный в квадратик неба»…

Сначала появилась мелодия — странная, с постоянными повторами. Мне она почему-то напоминала французский шансон. Но когда пришли слова, я понял: ничего тут нет французского, это типично русская народная напевность с повторами, характерными именно для нашей песни.

Послушав ее, Всеволод Петрович сказал: «Да, это — Псков…»

Песня «Псков» в 1969 году на Втором всесоюзном конкурсе на лучшую туристскую песню была удостоена третьей премии.

Путешествие из Москвы в Петербург

Томительно пела гитара,качался под ветром ковыль.Катился возок мимо «Яра»,тревожа российскую пыль.

И скука сменялась тоскою,натужно сипели, поршняЗа окнами шло Бологое —Все мимо да мимо меня.

А скорость росла без причины —венгерский летел тепловоз.Стояли в проходе мужчины,держась за дымки папирос.

Ночными залитый огнями,как кто-то когда-то сказал,мелькнул уже где-то под намикрасавец Обводный канал.

Дрожит, затихая, ракета,вплывая в прозрачный вокзал……А я лишь заметил соседаи все-таки вновь опоздал.

Путь домой

Ну вот — случилось. И день настал,как я представляю, равныйвсему, чего я боялся и ждал, —день пониманья правды.

Ни блеска в небе, ни тени здесь —предметы равны предметам.А вот — голограмма, и в ней я — весь,одетый — словно раздетый.

Джинсы, кроссовки — пусть полторы.Ну, сотню потянет куртка.На «кэш»[24] — двадцатка, и хоть умри, —все четко, как это утро.

Продолжим опись. Надежды — нет.Зато есть мечта. Мечтенка.Застыть на этом. На том, что есть.Не потерять — и только.

Поскольку дальше — ступеньки вниз.(С календарем не спорят.)Хоть нет команды: «Поймать. Казнить!»,но казнь идет полным ходом.

Знамена, стяги. Парад идей.С любою — на свалку прямо.Шучу. Всего лишь — тяжелый день:день пониманья правды.

Разговор

— Твои туфли, как кроты —черной замшею.А мне плевать, что хочешь ты, —я же замужем!..«За ресницею глазок —как за облачком.А ворошиловский стрелокцелит в яблочко».

— Ну что ты знаешь про любовь! —все по-книжному…Да ты ж не самый — ты любой!..А я нежная…«Звери прячутся в лесах,в небе ласточки.Ветерок по волосам —моя весточка».

— Твои руки, как ножи,как двуликие.И куда ни положи —всюду бликами…«А ты головку подними,ты глаза в глаза.Ненадежно быть людьми —проще быть в лесах».

— Дурачок ты, дурачокнеобученный!Для тебя что ни толчок —то и к лучшему…«Раз картечь заряжена, —значит, стрельну я…И какая ж ты жена —ты ж отдельная».

— Твои губы — как кроты —все напортили…А стрелок-то мой — не ты,он без портфеля!..

Размышление в самолете

Какие мысли бродят в голове,когда от зданья аэровокзалаавтобус отплывает без сигналаи, плотоядно чмокнув, щелкнет дверь?

Когда в дороге остановок нети не выходит каждый где попало,и чтоб ничто шоферу не мешало,он выключает нас и гасит свет?

Легки толчки, достаточен уют,когда принадлежишь Аэрофлоту,и маленькие, точные заботызабыться и забыть их не дают.

Они дерут нам кожу, как наждак…Но есть клочок, где номер нацарапан,который вознесет тебя по трапу,а те, что суетятся, — будут ждать!

И в этом суть: знак равенства лукав.Равны мы, если всем всего хватает.Но если нет, то в жилах заиграетиной закон: сумеешь — значит, прав!

И ты в полете чувствуешь родствок соседу с треугольными глазами:и ты, и он всего достигли сами,и видно по повадке — это свой.

«Который час?» — нейтрально спросишь ты.И он рукав свой отогнет любезно(Ах, как приятно быть порой полезным!),и в желтых волосах сверкнут часы.

И на земле ты все еще борец.И вообще — ты опустился сверху…Тут важно не забыть: окончен рейс,И можно превращаться в Человека.

Размышление в стиле блюз

Когда подойдет все этои ввысь отлетит тоска,и воздуха всей планетыне хватит на полглотка,

когда ночные созвездьяпроступят на потолке, —не верю, что вот он, весь я,на жесткой этой доске.

Как были мы — так и будем,и, верно, Создатель прав:уйдет, что не нужно людям,и имя этому — Прах!

Иначе подумать страшно,как в землю вместить однуусопших и в битвах павшихмильярды сердец и душ, —

ее порвало б от боли,порвало на сто частей.Но чья-то лелеет волябеспечных ее детей.

Как воздух хранит животных,как море — холодных рыб,так тысячи тысяч мертвыххранят мильоны живых.

Я чувствую их дыханье,когда своего не взять,и легкие их касанья,их слабый и долгий взгляд.

Их зов настойчив и ясен,и в нем растворится страх:«Не бойся, тот мир прекрасен,а здесь останется прах!

Ты есть, ты будешь, ты нужен!»И верю — я буду весьв любом, кому станет хуже,чем мне, лежащему здесь.

Размышление под шум дождя