Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы Страница 26

3

Дыханье фронта здесь воочиюЛовили мы в чертах природы:Мы – инженеры, счетоводы,Юристы, урки, лесники,Колхозники, врачи, рабочие —Мы, злые псы народной псарни,Курносые мальчишки, парни,С двужильным нравом старики.

4

Косою сверхгигантов скошеннымКазался лес равнин Петровых,Где кости пней шестиметровыхТорчали к небу, как стерня,И чудилась сама пороша намПропахшей отдаленным дымомТех битв, что Русь подняли дыбомИ рушат в океан огня.

5

В нас креп утробный ропот голода.За этот месяц сколько раз мыПреодолеть пытались спазмы,Опустошающие мозг!Но голод пух, мутил нам головы,И видел каждый: воля, вера,Рассудок – в этих лапах серыхПодатливей, чем нежный воск.

6

Он заволакивал нам зрение,Затягивал всю душу студнем;Он только к пище, только к буднямСпешил направить труд ума…Свои восторги, озарения,Тоску, наитья, взрывы злобыРождает этот дух безлобый,Бесформенный, как смерть сама.

7

Как страшно чуять эти щупальцы,Сперва скользящие в желудке,Потом – в сознанье, в промежуткеМеж двух идей, двух фраз, двух слов!От паутины липкой щуритсяИ слепнет дух, дичает разум,И мутный медленный маразмЖизнь превращает в рыск и в лов.

8

Прости, насыть, помилуй, Господи,Пошли еще один кусок тем,Кто после пшенной каши ногтемСкребет по днищу котелка;Кто, попадая в теплый госпиталь,Сестер, хирургов молит тупо:«Товарищ доктор, супа… супа!» —О да, воистину жалка

9

Судьба того, кто мир наследовалВ его минуты роковые,Кого призвали ВсеблагиеКак собеседника на пир —И кто лишь с поваром беседовалТайком, в походной кухне роты,Суля ему за все щедротыТабак – свой лучший сувенир.

10

Так начинался марш. Над ЛадогойСгущались сумерки. На югеРакет германских злые дугиПорой вились… Но ветер креп:Он сверхъестественную радугуЗалить пытался плотным мраком,Перед враждебным ЗодиакомНатягивая черный креп.

11

И все ж – порою в отдаленииФонтаны света, то лиловый,То едко-желтый, то багровый,То ядовито-голубойВдруг вспыхивали на мгновение,Как отблески на башнях черныхОт пламени в незримых горнахНад дикой нашею судьбой.

12

А здесь, под снеговой кирасою,От наших глаз скрывали водыРазбомбленные пароходы,Расстрелянные поезда,Прах самолетов, что над трассоюВести пытались оборону,Теперь же – к тинистому лонуПрижались грудью навсегда.

13

Вперед, вперед! Быть может, к полночиИ мы вот так же молча ляжем,Как эти птицы, фюзеляжемДо глаз зарывшиеся в ил,И озеро тугими волнамиНад нами справит чин отходной,Чтоб непробудный мрак подводныйНам мавзолеем вечным был.

14

Мы знали все: вкруг «града Ленина»Блокада петлю распростерла.Как раненный навылет в горло,Дышать он лишь сквозь трубку мог —Сквозь трассу Ладоги… В томленииХватал он воздух узким входомИ гнал по жаждущим заводамСвой каждый судорожный вдох.

15

Мы знали все: что гекатомбамиОн платит за свое дыханье;Что в речи русской нет названьяБезумствам боевой зимы;Что Эрмитаж звенит под бомбами;В домах мороз; мощь льда рвет трубы;Паек – сто грамм. На Невском трупы…О людоедстве знали мы.

16

Нас бил озноб. Уж не беседовалС другим никто. Еще мы знали:Спасают нас от смертной сталиНочь, снегопад, полярный шторм…Враг не встречал нас, не преследовал,Наш путь не видел с небосвода…И поглотила непогодаОстатки линий, красок, форм.

17

Зачем мы шли? Во что мы верили?Один не спрашивал другого.У всех единственное словоВ душе чеканилось: – Иди! —…Как яхонты на черном веере,Навстречу вспыхивали фары,Неслись, неслись – за парой пара —Неслись – и гасли позади.

18

И снежно-белые галактикиВ неистовом круговращеньиНа краткий миг слепили зреньеЛучом в глаза… А шторм все рос,Как будто сам Владыка АрктикиРаскрыл гигантские воротаДля вольного круговоротаБуранов, пург и снежных гроз.

19

Он помогал нам той же мероюИ к тем же страшным гнал победам,Каким явился нашим дедамВ бессмертный год Бородина…Кто опровергнет это? Верую,Что страстная судьба народаС безумной музыкой природыВсечастно переплетена!

20

Когда ширял орел ГерманииК кремлевским башням в сорок первом,Когда сам воздух стал неверным,От канонад дрожать устав,Когда, в отчаяньи, заранееНарод метался по вокзалам —Не он ли встал морозным валомУ обессилевших застав?

21

Он встал, морозным дымом кутаясь,Сильней всех ратей, всех оружий,Дыша неистовою стужей,Врагу – погибель, нам – покров…Нефть замерзала. Карты спутались.Сорвался натиск темных армий…Над свитками народной кармыЛишь он маячил – дух снегов!

22

В былые дни над лукоморьями,По немеречам, рвам, полянам,

Не он ли грезился древлянамКак хладом свищущий Стрибог?Он правил ветреными зорями,Аукал вьюгой у костра нам,И в чистом поле под бураномЕго любой увидеть мог.

23

Нас, сыновей кочевья вольного,Он любит странною любовью.Он наших предков вел к низовьюРазмашистых сибирских рек;В суземах бора многоствольногоКостры охотников он любит,Он не заманит, не загубит,Он охраняет их ночлег.

24

Но если даль вскипает войнамиИ в вихревом круговоротеСвободный цвет народной плотиВ бою ложится под палаш —Ветрами, вьюгами, сувоями,Встает он русским в оборону;Его мирам, державе, тронуЕсть имя тайное: Ахаш.

25

Он вывел нас. Когда морозныеОткрылись утренние дали,Мы, оглянувшись, увидалиС лесистых круч береговых,Как ярко-ярко-ярко-розовойПорфирой озеро сверкалоИ мрели льдистые зеркала —Гробница мертвых, путь живых.

26

В потемках ночи, от дивизииМы оторвались. Только трое —Не командиры, не герои,Брели мы, злобясь и дрожа.Где отдохнуть? Достать провизию?Мороз… бездомье… скудный завтрак.И мы не думали про «завтра»У фронтового рубежа.

27

Но если ты провидишь в скоростиБлиндаж, стволы «катюш», окопы,Геройский марш в полях ЕвропыДо Bradenburger Tor[3] – забудь:В другом, вам незнакомом хворостеУже затлелся угль поэмы,И губы строф железно немыДля песен, петых кем-нибудь.

28

За небывалой песней следуюПо бранным рытвинам эпохи.Воронки… Мрак… Вверху – сполохиДа туч багровых бахрома,Но вещим ямбом не поведаюО зримом, ясном, общем, явном,Лишь о прозреньи своенравномПревыше сердца и ума.

29

Зачаток правды есть и в на́долбах,Упорным лбом шоссе блюдущих,В упрямстве танков, в бой бредущих,В бесстрашной прыти муравья,Но никогда не мог я надолгоЗамкнуться в этой правде дробной:Манил туман меня загробныйИ космос инобытия.

30

Немного тех, кто явь военнуюВот так воспринял, видел, понял;Как в тучах ржут Петровы кони,Не слышал, может быть, никто;Но сладко новую вселеннуюПрозреть у фронтового края,И если был один вчера я, —Теперь нас десять, завтра – сто.

31

А ночь у входа в город гибелиНас караулила. Все тужеЯнварская дымилась стужаНад Выборгскою стороной…Нет никого. Лишь зданья вздыбилиОстатки стен, как сгустки туши —Свои тоскующие души,Столетий каменный отстой.

32

Как я любил их! Гений зодчества,Паривший некогда над Римом,Дарил штрихом неповторимым,Необщим – каждое из них;Лишь дух роднил их всех, как отчествоОбъединяет членов рода;Так пестроту глаголов одаОбъединяет в мерный стих.

33

Все излученья человеческихСердец, здесь бившихся когда-то,Их страсть, борьба, мечты, утраты,Восторг удач и боль обидСлились в единый сплав для вечностиС идеей зодчего: с фронтоном,С резьбой чугунной по балконам,С величием кариатид.

34