Иван Бунин - Том 1. Стихотворения Страница 27

<1903>

Перед бурей*

Тьма затопляет лунный блеск,За тучу входит месяц полный,Холодным ветром дышат волны,И все растет их шумный плеск.

Вот на мгновенье расступилсяЗловещий мрак, и, точно ртуть,По гребням волн засеребрилсяДрожащий отблеск — лунный путь.

Но как за ним сгустились тучи!Как черный небосклон велик!..О ночь! Сокрой во тьме свой лик,Свой взор, тревожный и могучий!

<1903>

В крымских степях*

Синеет снеговой простор,Померкла степь. Белее снегаМерцает девственная ВегаНад дальним станом крымских гор.

Уж сумрак пал, как пепел сизый,Как дым угасшего костра:Лишь светится багряной ризойПрестол аллы — Шатер-Гора.

<1903>

Жасмин*

Цветет жасмин. Зеленой чащейИду над Тереком с утра.Вдали, меж гор — простой, блестящийИ четкий конус серебра.

Река шумит, вся в искрах света,Жасмином пахнет жаркий лес.А там, вверху — зима и лето:Январский снег и синь небес.

Лес замирает, млеет в зное;Но тем пышней цветет жасмин.В лазури яркой — неземноеВеликолепие вершин.

VI.04

Полярная звезда*

Свой дикий чум среди снегов и льдаВоздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода.И бледная Полярная ЗвездаГорит недвижно в бездне небосвода.

Вглядись в туманный призрак. Это Смерть.Она сидит близ чума, устремилаНезрячий взор в полуночную твердь —И навсегда Звезда над ней застыла.

1904

«Набегает впотьмах…»*

Набегает впотьмахИ узорною пеною светитсяИ лазурным сиянием реет у скал на песке…О, божественный отблеск незримого — жизни, мерцающейВ мириадах незримых существ!

Ночь была бы темна,Но все море насыщено тонкоюПылью света, и звезды над морем горят.В полусвете все видно: и рифы, и взморье зеркальное,И обрывы прибрежных холмов.

В полусвете ночномПод обрывами волны качаются —Переполнено зыбкое, звездное зеркало волн!Но, колеблясь упруго, лишь изредка складки тяжелыеНабегают на влажный песок.

И тогда, фосфорясь,Загораясь мистическим пламенем,Рассыпаясь по гравию кипенью бледных огней,Море светит сквозь сумрак таинственно, тонко и трепетно,Озаряя песчаное дно.

И тогда вся душаУ меня загорается радостью:Я в пригоршни ловлю закипевшую пену волны —И сквозь пальцы течет не вода, а сапфиры, — несметныеИскры синего пламени, Жизнь!

1904

Перекресток*

Я долго в сумеречном светеШел одиноко на закат.Но тьма росла — и с перекресткаЯ тихо повернул назад.

Чуть брезжил полусвет заката.Но после света как мертва,Как величава и угрюмаНочного неба синева!

И бледны, бледны звезды неба…И долго быть мне в темноте,Пока они теплей и ярчеНе засияют в высоте.

1904

Огни небес*

Огни небес, тот серебристый свет,Что мы зовем мерцаньем звезд небесных,—Порою только неугасший светУже давно померкнувших планет,Светил, давно забытых и безвестных.

Та красота, что мир стремит вперед,Есть тоже след былого. Без возвратаСгорим и мы, свершая в свой чередОбычный путь, но долго не умретЖизнь, что горела в нас когда-то.

И много в мире избранных, чей свет,Теперь еще незримый для незрящих,Дойдет к земле чрез много, много лет…В безвестном сонме мудрых и творящихКто знает их? Быть может, лишь поэт.

<1903–1904>

Развалины*

Над синим понтом — серые руины,Остатки древней греческой тюрьмы.На юг — морские зыбкие равнины,  На север — голые холмы.

В проломах стен — корявые оливыИ дереза, сопутница руин,А под стенами — красные обрывы  И волн густой аквамарин.

Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях;Но весело тревожить сон темниц,Перекликаться с эхом в подземельях  И видеть небо из бойниц!

Давно октябрь, но не уходит лето:Уж на холмах желтеет шелк травы,Но воздух чист — и сколько в небе света,  А в море нежной синевы!

И тихи, тихи старые руины.И целый день, под мерный шум валов,Слежу я в море парус бригантины,  А в небесах — круги орлов.

И усыпляет моря шум атласный.И кажется, что в мире жизни нет:Есть только блеск, лазурь и воздух ясный,  Простор, молчание и свет.

<1903–1904>

Косогор*

Косогор над разлужьем и пашни кругом,  Потускневший закат, полумрак…Далеко за извалами крест над холмом —  Неподвижный ветряк.

Как печальна заря! И как долго она  Тлеет в сонном просторе равнин!Вот чуть внятная девичья песня слышна…Вот заплакала лунь… И опять тишина…  Ночь, безмолвная ночь. Я один.

Я один, а вокруг темнота и поля,  И ни звука в просторе их нет…Точно проклят тот край, тот народ, где земля  Так пустынна уж тысячу лет!

<1903–1904>

Разлив*

Паром, скрипя, ушел. В разлив, по тусклой зыби,Сквозь муть лиловых туч румянится заря.На темном кряже гор, в их сумрачном изгибе,Померкнули в лесу кресты монастыря.

Оттуда по Оке пахучим дымом тянет…Но и костер потух, пылавший за Окой,И монастырь уснул. Темней уже не станет,Но все же ночь давно — ночь, сумрак и покой.

Лишь брезжится закат на взгорьях сквозь верхушки,Блестит, как ртуть, вода по лужам на песке,Дрожит в разливе рябь, да сонные лягушки  Звенят чуть слышно в тростнике.

<1903–1904>

Сказка*

…И снилось мне, что мы, как в сказке,Шли вдоль пустынных береговНад диким синим лукоморьем,В глухом бору, среди песков.

Был летний светозарный полдень,Был жаркий день, и озаренВесь лес был солнцем, и от солнцаВеселым блеском напоен.

Узорами ложились тениНа теплый розовый песок,И синий небосклон над боромБыл чист и радостно-высок.

Играл зеркальный отблеск моряВ вершинах сосен, и теклаВдоль по коре, сухой и жесткой,Смола, прозрачнее стекла…

Мне снилось северное море,Лесов пустынные края…Мне снилась даль, мне снилась сказка —Мне снилась молодость моя.

<1903–1904>

Розы*

Блистая, облака лепилисьВ лазури пламенного дня.Две розы под окном раскрылись —Две чаши, полные огня.

В окно, в прохладный сумрак дома,Глядел зеленый знойный сад,И сена душная истомаСтруила сладкий аромат.

Порою, звучный и тяжелый,Высоко в небе грохоталГромовый гул… Но пели пчелы,Звенели мухи — день сиял.

Порою шумно пробегалиПотоки ливней голубых…Но солнце и лазурь мигалиВ зеркально-зыбком блеске их —

И день сиял, и млели розы,Головки томные клоня,И улыбалися сквозь слезыОчами, полными огня.

<1903–1904>