Ольга Талькова - Игорь Тальков. Убийца не найден Страница 27

Игорь написал «Подъесаула» тоже совершенно неожиданно. Я уже говорил, что он практически не отдыхал, всегда отговаривался тем, что ему надо успеть сделать то, что, по его мнению, он постоянно не успевал. Я убеждал его:

– Если ты будешь себя так изводить: бессонные ночи, огромные траты энергии, изнурительная подготовительная работа и выступления на концертах с колоссальной потерей сил, тебя надолго не хватит. Ты не успеешь сделать того, что наметил. Упадешь, с тобой случится удар на сцене, потому что просто не хватит физических сил.

Не все знают о том, что, когда артист работает на зал, он затрачивает колоссальную энергию. Иногда люди не понимают, почему артист после выступления выглядит как выжатый лимон. Все дело в том, что даже в тех случаях, когда он мало двигается по сцене, то есть не затрачивает много физических сил, его внутренняя энергия всецело отдается зрителям, а если он истинный артист, то иначе и быть не может. Вот именно это происходило и с Игорем.

Он очень любил бывать на природе, но просто не хватало времени выбраться: гастроли, студии, съемки, интервью – это съедало все время без остатка. Иногда по дороге в какой-нибудь город на концерт он вдруг останавливался, выходил из машины, задумчиво шел по полю, брал в руки и любовно разглаживал колоски, травинки, подходил к заброшенной деревне, поросшей травой в человеческий рост; вокруг – запах цветов, пчелы жужжат, тишина… Тут разрушенный колодец, там остаток сруба торчит и, самое удивительное, на дереве скворечник остался. Игорь подойдет к избе, дотронется до рассохшегося бревна и стоит молча, а глаза становятся все грустнее и грустнее. Я не спрашиваю, но чувствую, что он там, в русской многолюдной здоровой деревне. Видит молодых ребят, идущих на покос, стадо на опушке леса, поле, колосящееся тучными хлебами, босоногого ребенка, бегущего за поросенком, слышит фырканье лошади, женский голос, поющий песню. Он там, в полной жизни русской деревне, в уверенной в своей мощи России, и в то же время сейчас он особенно остро чувствует величину нашей потери и страдает от этого, как страдали Есенин, Клюев, Шукшин, Рубцов.

В его прищуре открывалась мнеПечаль по бесконечному раздолью,По безнадежно брошенной земле,Ну словом, все, что мы зовем любовью.

Порой мне всё-таки удавалось убедить его отдохнуть. Однажды я вытащил его на дачу к Мише Скубилину в Купавну. Приехали мы, а там такие прекрасные места: озеро большое, около дома три сосны растут огромные. Когда Игорю удавалось вырваться на природу, он радовался как ребенок. В житейских вопросах он был вообще ребенком, чем и пользовались негодяи. Он был очень потешный в качестве рыбака или грибника. Пошли на рыбалку, и вот он забросил крючок с наживкой, поплавок тут же оторвался, крючок за что-то зацепился, но его не рыба, а сам процесс рыбной ловли интересовал. Интересно, как клюнет поплавок, а рыба или лягушка какая-нибудь там – ему было все равно. Забросил еще раз и опять остался с одним удилищем, леска почему-то снова улетела вместе с поплавком метров за двадцать. Вообще была не рыбалка, а «концерт»; вдоволь насмеявшись вместе с местными рыбаками, мы, естественно, без рыбы отправились восвояси.

Пришли мы с рыбалки, сели за стол в саду, под сосны, красота вокруг, погода чудесная. Из дома вышел Игорь с гитарой, а гитара всегда была при нем как неотъемлемая часть его самого, и объявил:

– Сегодня ночью я написал песню, которую сейчас спою.

И спел «Бывшего подъесаула».

Бывший подъесаулУходил воевать,На проклятье отцаИ молчание братаОн ответил: «Так надо,Но вам не понять», —Тихо обнял женуИ добавил: «Так надо!»

Он вскочил на коня,Проскакал полверсты,Но как вкопанный всталУ речного затона,И река принялаОрдена и кресты,И накрыла волнаЗолотые погоны.

Ветер сильно подул,Вздыбил водную гладь,Зашумела листва,Встрепенулась природа,И услышал казак:«Ты идешь воеватьЗа народную властьСо своим же народом!»

Он встряхнул головойИ молитву прочелИ коню до костейШпоры врезал с досады,Конь шарахнулся так,Как от ладана черт,От затона, где в илОседали награды.

И носило егоПо родной стороне,Где леса и поляПревратились в плацдармы…Бывший подъесаулПреуспел в той войнеИ закончил ееНа посту командарма.

Природа мудра!И Всевышнего глазВидит каждый наш шагНа тернистой дороге.Наступает момент,Когда каждый из насУ последней чертыВспоминает о Боге!

Вспомнил и командармО проклятье отцаИ как Божий наказУ реки не послушал,Когда щелкнул затвор…Девять граммов свинцаОтпустили на судЕго грешную душу.

А затон все хранитВ глубине ордена,И вросли в берегаЗолотые погоныНа года, на века,На все временаНепорушенной памятьюТихого Дона.

На года, на века,На все временаНепорушенной памятьюТихого Дона.

Игорь проводил исторические поиски, подбирал соответствующую литературу, чтобы точно знать то, о чем собирается спеть. Все это, естественно, без отрыва от всех прочих дел. Как только Игорь оказывался дома, в руках у него тут же появлялась либо историческая книга, либо репринтное издание, либо отснятое что-то на ксероксе, значит, перепечатка с запрещенной у нас книги, изданной на Западе, либо архивный исторический материал. Обязательно хоть два часа в день да выкраивал он для этой работы; что-то подчеркивал карандашом, выписывал, чтобы потом проставить акценты в своей работе и использовать либо на концерте, либо при написании песни. То есть он постоянно накапливал информацию, а сам процесс написания песни происходил молниеносно, вроде бы совершенно неожиданно, под влиянием какого-нибудь внешнего импульса.

«Бывший подъесаулУходил воевать…»

Когда появлялись замыслы (а работал он и в метро, и в машине), он останавливался и молниеносно записывал, чтобы не забыть и не упустить какой-то важной мысли, не потерять ее. Ночью тетрадь всегда лежала у него или под подушкой, или на тумбочке у кровати. Так, внезапно, ночью была написана «Россия»:

– Я сразу выхватил из-под подушки общую тетрадь и стал записывать. Причем сразу услышал музыку, а на музыку легли слова.

Как все истинные композиторы, Игорь видел музыку в образах, так же, как поэты видят свои стихи.

Остросоциальная программа Игоря, с которой он работал на концертах в 1988–1990 годах, включала в себя такие песни, как: «Кремлевская стена», «Господа-демократы», «Стоп! Думаю себе», «Россия», «Бывший подъесаул» и др. В их числе была и песня «Люди с забинтованными лбами», написанная давно, но не потерявшая своей актуальности. Она была посвящена всем талантливым творческим людям, отчаявшимся пробить стену, преграждающую путь к творческому самовыражению:

Мои друзья скупы на слово стали,В глазах тоски неизгладимый след,И ходят с забинтованными лбамиВ расцвете лет, в расцвете лет.

Мои друзья не пишут, не читают,И до общественных проблем им дела нет,И ходят с забинтованными лбамиВ расцвете лет, в расцвете лет.

Мои друзья забросили гитары,Им все равно: что полночь, что рассвет,И ходят с забинтованными лбамиВ расцвете лет, в расцвете лет.

Мои друзья билеты заказалиБилеты заказали на Тот светИ доживают с забинтованными лбамиВ расцвете лет, в расцвете лет.

Мои друзья щедры теперь на слово,Да вот бинтов не думают снимать:Слух прокатился, будто скоро сноваПридется лбы забинтовать.

Но восприятие программы, целиком состоящей из остросоциальных песен, было довольно сложно для зрителя, и поэтому Игорь в своей новой программе первое отделение посвятил политическим песням, а во втором – шел блок песен лирических. Надо сказать, что и лирика Игоря несла глубокий философский смысл.