Борис Пастернак - Стихотворения и поэмы Страница 29

4

Октябрь. Кольцо забастовок.О ветер! О ада исчадье!И моря, и грузов, и кладиЛетящие пряди.О буря брошюр и листовок!О слякоть! О темень! О зовыСирен, и замки и засовыВ начале шестого.От тюрем - к брошюрам и бурям.О ночи! О вольные речи!И залпам навстречу - увечьяОтвесные свечи!О кладбище в день погребенья!И в лад лейтенантовой клятвеЗаплаканных взглядов и платьевКивки и объятья!О лестницы в крепе! О пенье!И хором в ответ незнакомцуСтотысячной бронзой о бронзу:Клянитесь! Клянемся!О вихрь, обрывающий фразы,Как клены и вязы! О ветер,Щадящий из связей на светеОдни междометья!Ты носишь бушующей гладью:"Потомства и памяти радиНи пяди обратно! Клянитесь!""Клянемся. Ни пяди!"

5

Постойте! Куда вы? Читать? Не дотолчетесь!Все сперлось в беспорядке за фортами, и земля,Ничего не боясь, ни о чем не заботясь,Парит растрепой по ветру, как бог пошлет, крыля.Еще вчерашней ночью гуляющих заботилЕжевечерний очерк севастопольских валов,И воронье редутов из вереницы метелВ полете превращалось в стаю песьих голов.Теперь на подъездах расклеен оттискСырого манифеста. Ничего не боясь,Ни о чем не заботясь, обкладывает подписьПодклейстеренным пластырем следы недавних язв.Даровать населению незыблемые основыГражданской свободы. Установить, чтоб никакой...И, зыбким киселем заслякотив засовы,На подлинном собственной его величества рукой.

Хотя еще октябрь, за дряблой дрожью ветелУже набрякли сумерки хандрою ноября.Виной ли манифест, иль дождик разохотил,-Саперы месят слякоть, и гуляют егеря.Дан в Петергофе. Дата. Куда? Свои! Не бойтесь!В порту торговом давка. Солдаты, босяки.Ничего не боясь, ни о чем не заботясь,Висят замки в отеках картофельной муки.

6

Три градуса выше нуля.Продрогшая земля.Промозглое облако во сто головСечет крупой подошвы стволов,И лоском олова берясьНа градоносном бризе,Трепещет листьев неприязньК прикосновенью слизи.

И голая ненависть листьев и лозКраснеет до корней волос.Не надо. Наземь. Руки врозь!Готово. Началось.

Айва, антоновка, кизил,И море черное вблизи:Ращенье гор, и переворот,И в уши и за уши, изо рта в рот.

Ушаты холода. КускиГребнистой, ослепленно скотскойВ волненьи глотающей волны, как клецки,Сквозной, ристалищной тоски.

Агония осени. АнтогонизмПехоты и морских дивизийИ агитаторша-девицаС жаргоном из аптек и больниц.

И каторжность миссии: переорать(борьба,борьбы, борьбе, борьбою,Пролетарьят, пролетарьят)Иронию и соль прибоя,Родящую мятеж в ушахВ семидесяти падежах.И радость жертвовать собою,И - случая слепой каприз.

Одышливость тысяч в бушлатах по-флотски,Толпою в волненьи глотающих клецкиНемыслимых слов с окончаньем на изм,Нерусских на слух и неслыханных в жизни

(а разве слова на казенном карнизеКазармы, а разве морские бои,А признанные отчизной слои -Свои!!!)И упоенье героини,Летящей из времен над синейТолпою, - головою вниз,По переменной атмосфереДоверия и недоверьяВ иронию соленых брызг.О государства истукан,Свободы вечное преддверье!Из клеток крадутся века,По Колизею бродят звери,И проповедника рукаБесстрашно крестит клеть сырую,Пантеру верой дрессируя,И вечно делается шагОт римских цирков к римской церкви,И мы живем по той же мерке,Мы, люди катакомб и шахт.

7

Вдруг кто-то закричал: пехота!Настал волненья апогей.Амуниционный шорох ротыКомандой грохнулся: к ноге!В ушах шатался шаг шоссейныйИ вздрагивал, и замирал.По строю с капитаном штейномПрохаживался адмирал."Я б ждать не стал, чтоб чирей вызрел.Я б гнал и шпарил по пятам.Предлогов тьма. Случайный выстрел,И - дело в шляпе, капитан"."Parlez рlus Вas,- заметил сухо9

Другой. - Притом я не оглох,Подумайте, какого слухаКоснуться может диалог".Шагах в восьми от адмирала,Щетинясь гранями штыков,Молодцевато замиралаШеренга рослых моряков.И вот, едва ушей отрядаДостиг шутливый разговор,Как грянуло два длинных крядуНежданных выстрела в упор.

Все заслонилось передрягой.Изгладилось, как, поболев,"Ты прав!" - Вскричал матрос с "Варяга",Георгиевский кавалер.Как, дважды приложась с колена, -Шварк об землю ружье, и вмигПривстал, и, точно куртка тлела,Стал рвать душивший воротник.И слышал: одного смертельно,И знал - другого наповал,И рвал гайтан, и тискал тельник,И ребер сдерживал обвал.

А уж перекликались с плацемДивизии. Уже копнойПолзли и начинали стлатьсяСигналы мачты позывной.И вдруг зашевелилось море.Взвились эскадры языкиИ дернулись в переговореБереговые маяки.

"Ведь ты - не разобрав, без злобы?Ты стой на том и будешь цел".- "Нет, вашество, белить не пробуй,Я вздраве наводил прицел"."Тогда", - и вдруг застряло слово -Кругом, что мог окинуть глаз:"Ты сам пропал и арестован",Восстанья присказка вилась.

8

"Вообрази, чем отвратительнейДействительность, тем письма глаже.Я это проверил на "трех святителях",Где третий день содержусь под стражей.

Покамест мне бояться нечего,Да и - не робкого десятка.Прими нелепость происшедшегоБез горького осадка.

И так как держать меня ровно не за что,То и покончим с этим делом.Вот как спастись от мыслей, лезущихБез отступа по суткам целым?

Припомнишь мать, и опять безоглядочноЖизнь пролетает в караванеИзголодавшихся и радужныхНадежд и разочарований.

Оглянешься - картина целостней.Чем больше было с нею розни,Чем чаще думалось: что делать с ней? -Тем и ее ответ серьезней.И снова я в морском училище.О, прочь отсюда, на минутуВздохнувши мерзости бессилящей!Дивлюсь, как цел ушел оттуда.Ведь это там, на дне военщины,Навек ребенку в сердце вкованОблитый мукой облик женщиныВ руках поклонников Баркова.И вновь я болен ей, и ратуюОдин, как перст, средь мракобесья,Как мальчиком в восьмидесятые.Ты помнишь эту глушь репрессий?А помнишь, я приехал мичманомК вам на лето, на перегибеОт перечитанного к личному, -Еще мне предрекали гибель?Тебе пришлось отца задабривать.Ему, контр-адмиралу, чуденОстался мой уход... На фабрикуСельскохозяйственных орудий.Взгляни ж теперь, порою выводовПри свете сбывшихся иллюзийНа невидаль того периода,На брата в выпачканной блузе".

9

Окрестности и крепость,Затянутые репсом,Терялись в ливне обложном,Как под дорожным кожаном.Отеки водянкиГрязнили горизонт,Суда на стоянкеИ гарнизон.С, утра тянулись семьямиМещане по шоссеРазличных орьентаций,Со странностями всеми,В ландо, на тарантасе,В повальном бегстве все.

У города со вторникаУтроилось лицо:Он стал гнездом затворников,Вояк и беглецов.Пред этим, в понедельник,В обеденный гудокОбезголосил эллингИ обезлюдел док.

Развертывались порознь,Сошлись невпроворотЗа слесарно-сборочной,У выходных ворот.Солдатки и служанки

Исчезли с мостовыхВ вихрях "Варшавянки"И мастеровых.Влились в тупик казармыИ - вон из тупика,Клубясь от солидарностиБрестского полка.

Тогда, и тем решительней,Чем шире рос поток,Встревоженные жителиПустились наутек.Но железнодорожникиЧасам уже к пятиЗаставили порожнимиСоставами пути.Дорогой, огибавшейВоенный порт, с утраКатались экипажи,Мелькали кучера.Безмолвствуя, потерянноСтруями вис рассвет,Толстый, как материя,Как бисерный кисет.

Деревья всех рисунковСгибались в три дугиПод ранцами и сумкамиСумрака и мги.Вуали паутинойТопырились по ртам.Столбы, скача под шины,Несли ко всем чертям.Майорши, офицершиЗапахивали плащ.Вдогонку им, как шершень,Свистел шоссейный хрящ.Вставали кипарисы;Кивали, подходя;Росли, чтоб испаритьсяВ кисее дождя.

Часть вторая