Евгений Клячкин - Песни Страница 3

Песня «Белые ночи» написана в результате разговора с Визбором, как первый вариант заказа песни о Ленинграде от журнала «Кругозор».

Беспросветная Русь

Это ж надо ж, чтоб тут вот — Россияи под боком родился еврей.Но и мы ведь о том не просили,мы ж не клянчили возле дверей:

мол, впустите на русскую землю!Мол, хотим упоить ваш народ.Ах, еврейское око не дремлет —так и лезет курчавый вперед.

И конечно же, что остаетсятем, кто это не может стерпеть,тем, в ком сердце, бля, русское бьетсяи кто смог наконец-то теперь

закричать, как Смирнов-Остапидзеи как Ленин в прокуренный зал:«Вот, жиды, вам жидовская виза!Вот, жиды, вам жидовский вокзал!»

Я платочком и даже рубахойпромокаю слезинки из глаз.Мы послали Отечество на х…но вначале — Отечество нас.

Тут обидеться можно, конечно,но обид я уже не боюсь.Гой ты, вишня моя, гой-черешня!Ах ты гой — православная Русь!

Гой ты, вишня моя, гой-черешня!Ах ты гой — беззаботная Русь!Ах ты гой — беспросветная Русь.

Бессмысленная песенка

Вот комарики летят — вертят крылышками.А вот учитель говорит — вертит пальчиком.Вот рабочий стоит — станок вертится.В парке девочка идет — вертит хвостиком.

А ученый сказал: «Земля вертится».А когда он говорил — языком вертел:дома пиво у него — недельной давности,а жена ушла в маскарад одна,

и к сынишке что-то долго нету доктора —оттого, видать, ему земля и вертится!..Ну, а что ему земля?! Вот комару — крылышки,хвостик — девочке, станок — рабочему.

А земле — земле нужно солнышко.А ему, видать, одно — языком вертеть.

Бессонница

Ночь создана для сна, и если он уходит,то, что придет взамен, не принимай за явь.Ну разве ты не знал, что перед непогодой,как раны у солдат, у нас сердца болят.

И как им не болеть, когда звезда любая —пронзительный прокол и в небе, и в тебе.Холодные глаза бесстрастно наблюдают —о нет, не за тобой! — а как бы сквозь людей.

Увы, защиты нет, когда лучи отвесныи отражают то, что знаешь ты один,и, в ночь погружены, предметы бестелесны,лишенные всего, чем их наполнил день.

И ни в одном из них ты не найдешь опоры,и крылышками бьет навязчивый ответна все дневные сны, на все ночные споры…Ночь создана для сна… Все остальное — бред.Ночь создана для сна… Все остальное — бред…

Вспоминаю эту песню, и кажется, что она придумана… Так же, как «Размышления в стиле „блюз“», — что-то такое о смерти без понятия о смерти… Сейчас у меня очень ясное понятие об этом предмете, поэтому все, что было написано до этого опыта, кажется мне очень слабым и искусственным, Попытка романса.

Бессонница. Год 80-й

В.

Сливаются буквы — я суть понимаю все реже.Страницы сомкнутся, пустые поля показав.Под черепом длинно и гулко прокатится скрежет,и веки сухие царапнут сухие глаза.

И в каждом привычно и твердо застрянет песчинка,любым поворотом качаясь и режа следы.И я уж не голосом, даже не шепотом — чем-то —как раненый — самым последним дыханьем: «Воды».

Воды! — чтоб напиться, напиться и выплакать вволю,водой захлебнуться — на мокром слеза не видна!Я благословляю сквозь веки бегущую воду —о как все смывает и как облегчает она…

Я жду… Это трудно, раз нету надежды,и все же я жду и надеюсь, надеюсь и жду — а покапростая задача: уснуть, ни о чем не тревожась,под шорох скребущего по роговице песка.

Брови круче, и мысли — круче…

Брови круче, и мысли — круче.Мир — пустой, и не жаль ничуть!Средний пальчик на правой ручкехочешь, милая, позолочу.

И узорную шаль с каймоюу Есенина взяв взаймы,плечи вздрогнувшие укроюпод тоскливый напев зурны.

Где же тройка, ну где же тройка?!Ямщики нас к «Яру» везут.Рассыпается колокольчик…«Вызывали? Такси внизу».

Вальс лестницы

На лестнице хлопают двери.Прощайте, прощайте.Уходим, а всё-таки верим,Что крикнем: «встречайте».И, глядя, как в небо, в пролёт,Увидим любимых,И прежние жаркие крыльяНас снова спасут и поднимут.

Делить не смешно ли, ну право,К чему половина?Уходим с пустыми руками,И смотрят нам в спинуЗакрытых дверей номера,Стальные перила,И, значит, пора рассчитаться,Пора отвечать всем, что было.

Не жалко закончить полётомХотя бы минутным.Как манят пустые пролёты,И миг не вернуть нам.Чужие летят этажиВсё мимо да мимо,Но мы будем живыПокуда любимы, покуда любимы.

Испуганно хлопают двери.Ну что же, встречайте.Теперь вы мне можете верить.Прощайте, прощайте.О боже, прости этот бред,Ты знаешь, как больноКасаться перил, попадая в свой следИ спускаться спокойно.Спокойно, спокойно.

В гастрономе

Страшнее кошки зверя нет —как это, в общем, все знакомо:от надзирателей в тюрьмедо продавщиц из гастронома —любых!

Я не кощунствую — о нет! —я просто вглядываюсь в лица:в чем одинаков их секрет,так странно поровну разлитыйна всех?!

Как насторожены глаза!Глаза протянуты, как пальцы…«Мы не рабы!» — кто так сказал?«Рабы не мы!» — уже подальше —чуть-чуть…

«Рабы не мы» — а кто рабы?«Рабы не мы» — быть может, немы?За кем стояли — позабытьеще страшнее, чем за кем быни встать!

В хвосте — и шутят, и кричат.Но вот вы — пятый от прилавка, —и суета ушла назад,и раздражает сзади давка —кончай!

Как важно все, что говоритвон та курносая, в халате,и голос, шумом перевит,освобождаем, как из ватыхрусталь.

И доброволен тот обряд,и упоителен, как ласка…И, напряженные, молчатпять новобранцев у прилавка —равны!

Пять кандидатов всех наук,а может — пять канатоходцев,и свежее клеймо на лбу:рабы на время, но охотно —и что?!.

Страшнее кошки зверя нет —в метро, на службе или дома…И ветчину кладет в пакетмне продавщица гастронома.

Век девятнадцатый — все в меру…

Век девятнадцатый — все в меру:изящность дам, галантность кавалеров,и робкое полупризнанье —итог горенья и терзанья.

Двадцатый век — другая мера:активность дам, прохладность кавалеров.И робкое полупризнанье —как результат полужеланья.

Весенняя элегия

Опять весна, и черная земляпослушно пьет растаявшую зиму,и в теплый пух оделись тополя —в мильонный раз все та же пантомима.

В саду людей орудуют кроты:то здесь, то там трепещет одуванчик,и вызревают новые плодына деревах грядущих оправданий.

И шутки грустны, и привычно намщадить других, себя не защищая.Но две дорожки брошены к ногам:«как все» — одна и «все для всех» — другая.

А вот разгадка: брать пример с травы,спокойно лечь, когда настанут сроки.Зеленый лист из мертвой головыукроет всех — и добрых, и жестоких.

Здесь нет вопросов и решений нет,но есть богатство и стальной порядок:ты жил, как выбрал — в гуще, в стороне, —теперь ложись, а кто-то станет рядом.

Ты для него, как кто-то для тебя,оставил семя и немного места,и каплю горечи, но это — ерунда:возобновленье стоит этой мести.

Весенний романс