Игорь Караулов - Стихотворения Страница 3

«Пришла зима…»

Пришла зима,Как будто никуда не уходила.На дне надежды, счастья и умаВсегда была нетающая льдина.

Сквозь этот парк, как на изнанке век,Сквозь нежность оперения лесногоВсе проступал какой-то мокрый снег,И мерзлый мех, и прочая основа.

Любовь пришла,Как будто никуда не уходила,Безжалостна, застенчива, смешна,Безвыходна, угрюма, нелюдима.

Сквозь тошноту и утренний озноб,Балет на льду и саван на саваннеВдруг проступает, глубже всех основ,Холст, на котором все нарисовали.

Сейчас они в зародыше. Но вотПойдут вразнос, сольются воедино —И смерть придет.А впрочем, и она не уходила.

«Он клянется, что будет ходить со своим фонарем…»

Он клянется, что будет ходить со своим фонарем,Даже если мы все перемрем,Он останется лектором, лекарем, поводырем,Без мяча и ворот вратарем,Так и будет ходить с фонарем над моим пустырем,Между знахарем и дикарем,Новым цирком и бывшим царем,На окраине мира, пропахшей сплошным ноябрем,Перегаром и нашатырем,Черноземом и нетопырем.

Вот уж где я не буду ходить со своим фонарем.Фонари мы туда не берем.Там уместнее будет ходить с кистенем, костылем,Реагировать, как костолом.Я не буду заглядывать в бельма раздувшихся харь,Я не буду возделывать гарь и воспитывать тварь,Причитать, припевать, пришепетывать, как пономарь.Не для этого мне мой фонарь.

Я выучусь петь, плясать, колотить, кусатьИ массе других вещей.А скоро я буду так хорошо писать,Что брошу писать вообще.

ТАНГО

Из цикла «Начало зимы»

Когда ненастье, склока его и пряначнут сменяться кружевом декабря,иная сука скажет: «Какая скука!» —но это счастье, в сущности говоря.

Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!»Сугробы скрыли лужи, рено, пежо.Снега повисли, словно Господни мысли,От снежной пыли стало почти свежо.

Когда династья скукожится к ноябрюи самовластье под крики «Кирдык царю!»начнет валиться хлебалом в сухие листья,то это счастье, я тебе говорю!

Я помню это. Гибельный, но азартполчасти света съел на моих глазах.Прошла минута, я понял, что это смута, —но было круто, надо тебе сказать.

Наутро — здрасте! — все превратят в содоми сладострастье, владеющее скотом,затопит пойму, но, Господи, я-то помню:сначала счастье, а прочее все потом!

Когда запястье забудет, что значит пульс,закрою пасть я и накрепко отосплюсь,смущать, о чадо, этим меня не надо —все это счастье, даже и счастье плюс!

Потом, дорогая всадница, как всегда,настанет полная задница и беда,а все же черни пугать нас другим бы чем бы:им это черная пятница, нам — среда.

«Без этого могу и без того…»

Без этого могу и без того.Вползаю в круг неслышащих, незрячих.Забыл слова, поскольку большинствоНе значит.

Раздерган звук, перезабыт язык,Распутица и пересортица.Мир стал полупрозрачен, он сквозит,Он портится. К зиме он смотрится

Как вырубленный, хилый березняк,Ползущий вдоль по всполью.Я вижу — все не так, но что не так —Не вспомню.

Чем жил — поумножали на нули,Не внемля ни мольбе, ни мимикрии.Ненужным объявили. Извели.Прикрыли.

И вот, смотря — уже и не смотря —На все, что столько раз предсказано,Еще я усмехнусь обрывком рта,Порадуюсь остатком разума,

Когда и вас, и ваши имена,И ваши сплющенные рылаНакроет тьма, которая меняДавно уже накрыла.

«Я не стою и этих щедрот…»

Я не стою и этих щедрот —Долгой ночи, короткого лета.Потому что не так и не тот,И с младенчества чувствую это.

Что начну — обращается вспять.Что скажу — понимают превратно.Недосмотром иль милостью зватьТо, что я еще жив, — непонятно.

Но и весь этот царственный свод —Свод небес, перекрытий и правил, —Откровенно не так и не тот.Я бы многое здесь переставил.

Я едва ли почел бы за честь —Даже если б встречали радушней —Принимать эту местность как естьИ еще оставаться в ладу с ней.

Вот о чем твоя вечная дрожь,Хилый стебель, возросший на камне:Как бесчувственен мир — и хорош!Как чувствителен я — но куда мне

До оснеженных этих ветвейИ до влажности их новогодней?Чем прекраснее вид, тем мертвей,Чем живучее — тем непригодней.

О, как пышно ликует разлад,Несовпад, мой единственный идол!От несчастной любви голосят,От счастливой — но кто ее видел?

И в единственный месяц в году,Щедро залитый, скупо прогретый,Все, что вечно со всем не в ладу,Зацветает от горечи этой.

Вся округа цветет, голося —Зелена, земляна, воробьина.Лишь об этом — черемуха вся,И каштан, и сирень, и рябина.

Чуть пойдет ворковать голубок,Чуть апрельская нега пригреет, —О, как пышно цветет нелюбовь,О, как реет, и млеет, и блеет.

Нелюбовь — упоительный труд,И потомство оценит заслугуНашей общей негодности тутИ ненужности нашей друг другу.

«Не рвусь заканчивать то, что начато…»

Не рвусь заканчивать то, что начато.Живу, поденствуя и пасясь.Сижу, читаю Терри ПратчеттаИли раскладываю пасьянс.

Муза дремлет, а чуть разбудишь ее —Мямлит вяло, без куражу,Потому что близкое будущееОтменит все, что я скажу.

Я бы, может, и рад остаться там, —В прочном прошлом, еще живом, —Но о семье писать в шестнадцатом?А о войне — в сороковом?

Сюжет и прочая рутина,Какую терпели до поры,Всем сразу сделалась противна —Как перед цунами мыть полы.

И лишь иногда, родные вы мои,Кой-как нащупывая ритм,Я думаю, что если б вымыли…Как эта мысль меня томит!

Такая льстивая, заманчивая,Такая мерзостно-моя —Что зарифмовывая и заканчивая,Я кое-как свожу края.

Едет почва, трещит коновязь,Сам смущаюсь и бешусь.Пойти немедля сделать что-нибудь.Хоть эту чушь.

Полетаева Татьяна. Ты такую не знал

ФЕОДОСИЯ

За солнцем, за волной солёнойСпешу от башни вдоль стены.И как гирляндою зелёнойТравой увиты валуны.Сбирают мидий шалуны —Смешные дети.

От церкви каменной и древней —Там, где святой источник билИ грек-иконописец пилГлоток холодный в час полдневный,Где лик Господен проступил,Спустя столетья,

Меж синих гор, у двух морей,В краю неведомом и новом —Как рощу треплет ветр сурово —Так проповедовал АндрейБлагую весть, Живое словоИ тем и этим.

У старой башни Генуэзской,Куда сползают ручейки,Вливаясь в воды синей Леты,Любили здесь бродить поэты,Художник и философ дерзкий —Все Господа ученики.

Ветер к вечеру подуетИ волной пригонит мнеРаковину золотую,Пролежавшую на днеТридцать с лишним лет во сне.

В юности я здесь бродила,Слушала прибой морской,Пальцем слово выводилаТонкой робкою рукойИ мечтала о такой…

Ноги, знать, не зря мочила —Я ее и получилаДа куриного божка,Каменного сапожка,Через тридцать с лишним лет,Через тридцать с лишним бед.

Если на мир смотришь снизу,Будто ты божья коровка,Все получает внезапноВыпуклость и объём:Море в кольцо завернулосьИ над тобою повисло,Горы камней громоздятсяВыше седых облаков.Голову лишь приподнимешь —Воротится все на место:Ты на камнях. Синька небаНад головою, и плещетМоре у самых ног.

И под колокольные звоныУ Иверской у иконы,Где каменный слева КрестительИ каменный справа Никола,А наверху Спаситель —Кланялась им до пола.

И крестик вернуть просила(Я долго его носила —Его унесла волна)…И женщина, что торгуетИконками и свечами,Меня утешит она:

«Забудь о своей печали —Господь берёт и дарует,И не твоя вина.Ты прежний крест относила,Получишь теперь другой».Перекрестит рукойИ даст молитву c собой:Господь! Я иду в дорогу,Пошли ты мне на подмогуТрех Ангелов — слуг твоих.Пусть первый —путь охраняет.Второй —в пути ободряет.А третий —в делах помогаети поправляет их.

2008