Федор Тютчев - Том 4. Письма 1820-1849 Страница 3

Жуковскому В. А., 25 июня/7 июля 1827*

Просит позволения засвидетельствовать свое почтение Василию Андреевичу.

Тиршу Ф. В., ноябрь 1829*

Monsieur,

Je vais chercher le mémoire*, que vous avez eu la bonté de me communiquer, chez Mr de Potemkine* qui m’avait prié de le lui laisser, pour pouvoir le lire à son aise. Je puis vous dire confidentiellement qu’il goûte beaucoup votre idée et qu’il approuve que vous en écriviez à l’Empereur*. Je suis même porté à croire qu’il fera de son côté ce qui dépend de lui, pour créer quelques chances de plus en faveur de votre démarche.

Pardon du retard et agréez, je vous prie, l’assurance de la considération très distinguée de v<otre> t<out> dévoué

T. Tutchef.

Милостивый государь,

Я схожу за запиской*, которую вы были любезны мне передать, к г-ну Потемкину*, выпросившему ее у меня на время для прочтения на досуге. Могу сказать вам доверительно, что он очень одобряет вашу идею и поддерживает ваше намерение написать по этому поводу императору*. Я склонен думать, что со своей стороны он сделает все от него зависящее, дабы поднять шансы вашего предприятия на успех.

Простите за промедление и примите, прошу вас, уверение в глубочайшем уважении вашего всепокорного

Ф. Тютчева.

Тиршу Ф. В., 11 декабря 1829*

J’ai eu le plaisir de recevoir votre lettre à l’Empereur* et me suis empressé de la remettre à la poste, pour prévenir tout malentendu. Je vous répéterai ce que j’ai eu déjà l’honneur de vous dire une fois: s<avoi>r que Mr de Potemkine ne se chargeait pas de la transmission officielle de votre lettre, vu qu’aucun agent diplomatique ne peut se charger de transmettre en cour un écrit quelconque dont il n’ait pris connaissance au préalable. Mais il parlera, très volontiers, dans un rapport particulier au C<om>te de Nesselrode de votre mémoire à Mr d’Eynard comme d’un incident qui s’est passé à Munic et qui par là même tombe dans la sphère de sa correspondance ministérielle. Bien entendu qu’il en parlera de manière à présenter les idées, qui forment le fond de ce mémoire, sous leur jour le plus favorable, et même, si vous le désirez, il joindra à sa dépêche une copie de votre écrit. Au quel cas je vous prierai, Monsieur, de vouloir bien me l’envoyer au plutôt.

Agréez, je vous prie, l’assurance de la considération tr<ès> distinguée de votre tout dévoué

T. Tutchef.

Munic

Ce 11.10bre

1829*

Я имел удовольствие получить ваше письмо к императору* и поторопился отправить его почтой во избежание какого-либо недоразумения. Повторю вам то, что я уже имел честь говорить вам однажды, а именно, что г-н Потемкин не взял на себя официальную передачу вашего письма, так как ни один дипломатический представитель не может передать своему двору никакой бумаги, с которой не ознакомился предварительно. Но он охотно расскажет в отдельном рапорте графу Нессельроде о вашей записке г-ну Эйнару как о событии, происшедшем в Мюнхене и попадающем тем самым в сферу его министерской переписки. Разумеется, он намерен представить идеи, составляющие суть этой записки, в самом выгодном свете и даже, если вы пожелаете, присоединит к своему донесению копию вашего сочинения. В каковом случае я попрошу вас, милостивый государь, прислать мне ее как можно скорее.

Примите уверение в глубочайшем уважении преданного вам

Ф. Тютчева.

Мюнхен

11 декабря

1829*

Шереметевой Н. Н., 16/28 декабря 1829*

Минхен. Сего 16/28 декабря 1829

Много и непростительно виноват перед вами, милостивая государыня тетушка, что так поздно отвечаю на родственно-милостивое письмо ваше. С братом Алексеем Васильевичем* сбирался было писать к вам, но подумал, что лучше будет предоставить ему изъяснить вам мою признательность. Теперь известился через письмо от своих*, что я вам новою обязан благодарностию. Вы предлагали ехать в Петербург ходатайствовать по моему делу. Душевно тронул меня сей знак вашего расположения, но теперь при переменившихся обстоятельствах сия поездка была бы бесполезна*. Не менее того в полной мере чувствую всю цену сего истинно родственного предложения.

Я полагаю, что Ал<ексей> Васильевич теперь с вами, и от всего сердца, любезнейшая тетушка, поздравляю вас с его приездом. Благодаря этим шести неделям, что он провел с нами, легко вообразить, как утешительно должно быть для вас его присутствие. Прошу вас покорнейше еще раз поблагодарить его за всю им оказанную нам дружбу. Не говоря о себе, он оставил в Минхене искренно преданных ему друзей. Не проходит дня, чтобы речь не шла о нем, и в первые дни по его отъезде он точно такую оставил пустоту у нас в доме, как бы несколько лет сряду жил с нами вместе. Кто его знает, тому сие покажется весьма естественно. С его редкими душевными свойствами, с его прекраснейшим характером ему везде легко будет найти искреннюю сердечную приязнь и оставить по себе добрую любезную память. Всем его знающим и любящим должно быть крайне утешительно говорить про него с вами. В нем послана вам, любезнейшая тетушка, большая награда за вашу большую доброту. И да сохранит вас Бог обоих для вашего взаимного щастия.

Мы на днях получили от него письмо из Вены*. Но пусть он сам расскажет вам им совершенные подвиги. Вы, вероятно, захочете изустного рассказа, чтобы поверить оным. — Жена просит у вас позволения самой приехать к вам, а я прошу у вас для нее вашего родственного расположения. Брату, которого еще со мною нет, я передам поклон ваш. Любезнейшим сестрицам, буде оне меня не совсем позабыли, мое усердное почтение, равно и Михайле Николаевичу*, и, поздравляя вас и их с наступающим Новым годом, с искренним желанием всех благ, пребуду навсегда с душевным почтением и преданностию, милостивая государыня тетушка, ваш покорный племянник Ф. Тютчев.

Тиршу Ф. В., 20 января/1 февраля 1830*

Munic. Ce 1er février

Monsieur,

Vous aurez bien certainement remarqué dans les deux derniers Nos de la Gazette Universelle* l’incroyable article, tiré du Journal de Smyrne. C’est, j’en conviens, la plus grossière insulte qui ait jamais été faite au bon sens du public. Mais puisque la Gazette Universelle a cru devoir la reproduire dans son entier et avec une sorte de complaisance, c’est à vous qu’il appartient, Monsieur, à vous qui avez noblement associé votre nom aux destinées de la Grèce, de prendre encore une fois en mains les intérêts d’une cause qu’on outrage aussi indignement, en les dénaturant. Qu’un parti, enneminé de tout ce qu’il y a de bon et d’honorable dans la nature de l’homme, ait cherché par tous les moyens possibles, per fas et nefas, par la force et l’astuce, par la foi des traités et la mauvaise foi à perdre, à assassiner la malheureuse Grèce, cela se conçoit, puisque c’était dans ses intérêts, et qu’on sait de reste que l’intérêt, le plus vil, le plus sordide intérêt, est la seule règle, le seul mobile de ce parti. Mais que déjoué dans ses calculs, paralysé dans ses projets par une Puissance Supérieure, l’assassin, désespérant de venir à bout de sa victime, veuille à présent se faire passer pour son protecteur, sauf à faire passer le protecteur véritable pour l’assassin — voilà qui est trop fort*. Et l’opinion publique se manquerait à elle même, si par ses organes avoués elle ne repoussait de toute l’énergie de son indignation un semblable outrage, fait à la décence publique*.

Agréez, Monsieur, l’assurance de la considération tr<ès> distinguée de v<otre> tr<ès> humble et tr<ès> ob<éissant> serv<iteur>

Tutchef.

Мюнхен. 1-ое февраля

Милостивый государь,

Вы, конечно, заметили в двух последних номерах «Allgemeine Zeitung»* возмутительную статью, извлеченную из «Journal de Smyrne». Признаюсь, это самое грубое оскорбление, которое когда-либо наносилось общественному здравому смыслу. Но поскольку «Allgemeine Zeitung» сочла нужным перепечатать ее полностью и с известным сочувствием, именно вам, милостивый государь, вам, благородно связавшему свое имя с судьбами Греции, надлежит снова взять в свои руки защиту интересов, извращение коих равносильно их самому бесстыдному попранию. Что партия, от роду враждебная всему доброму и честному в природе человеческой, попыталась всеми возможными способами, per fas et nefas,[3] силой и хитростью, соблюдением договоров и нарушением их, погубить несчастную Грецию — это понятно, ибо это было в ее интересах, а ведь известно, что интерес, самый низменный, самый гнусный интерес — единственное правило, единственный двигатель этой партии. Но что обманутый в своих расчетах, остановленный в своих поползновениях Высшей Силой, отчаявшийся доконать свою жертву убийца пытается теперь прикинуться ее покровителем с тем, чтобы выдать истинного покровителя за убийцу, — вот это уже слишком*. И общественное мнение изменило бы самому себе, если бы в своих признанных печатных органах не ответило со всею силою негодования на подобную пощечину общественному благоприличию*.

Примите, милостивый государь, уверения в глубочайшем уважении вашего смиреннейшего   и покорнейшего слуги

Тютчева.

Тютчеву Н. И., 20 мая/1 июня 1832*

Рукой Эл. Ф. Тютчевой: Munich. Ce 1 juin 1832